Который, конечно, не так свят, как бизнес, но все-таки… Закон как-никак…

– А я разве сказал, что занимаюсь бизнесом? – удивился вполне натурально Джангир. – Бизнесом занимаются мои партнеры, доверенные лица, их штат. Есть такое понятие – траст. А я. о бизнесе только думаю. Думать-то ведь не запрещено?

– Ни боже мой! – согласился я. – Значит, если я вас понял, вы все свои силы и время отдаете созданию разумных и справедливых законов для нас в Думе, а думы о конфиденциальном бизнесе – для себя…

– Вы все поняли правильно, – подтвердил Джангир. – Или почти правильно…

Я оглянулся на К.К.К. Он сидел, облокотившись на ручку щэесла, положив подбородок в ладонь – точно как на известной картине сидит М.Ю. Лермонтов на скале, наверное, обдумывает сюжет оперы «Демон». К.К.К. смотрел в лицо Джанги-ру не отрываясь, и мне казалось, что он сканирует его. Заложит потом в компьютер и даст мне ответ.

– А как ваша семейная жизнь, Петр Михалыч? – продолжал я интересоваться. – Как ваша родня?

Джангир углом сухого рта криво усмехнулся:

– Вас интересует весь мой тейп? Или кто-нибудь а отдельности?

– Мне хочется верить, что весь ваш клан в полном благополучии. Но больше всего хочется знать, как поживает ваш племянник Нарик Нугзаров по прозвищу Псих…

– А черт его знает! – душевно-простецки ответил Джангир. – Я его давно прогнал с глаз долой… Паршивая овца, позорит весь наш род…

– Ну-ну-ну! – протестующе поднял я руки. – Нарик не овца! Нарик – убийца, бандит, наркоман и наркоторговец. А теперь и киднепер! Нарик – бешеный пес, и он может покусать очень сильно и вас… Если ему повезет – загрызет…

Джангир помолчал, потом мягко спросил:

– Ты хочешь предостеречь меня, сынок?

– Нет. Я хочу предложить вам против Нарика наше общее ничего. Тогда, глядишь, я его изыму из колоды – вам это будет выгодно…

Джангир грустно покачал головой:

– Вижу, достал он тебя сильно, если ты ко мне пришел… Но я тебе помочь не могу. И не хочу… Наши старики говорили – на злых и непослушных собак не зови волка…

– Понятно. – Я встал, но Джангир властно протянул руку.

– Погоди… У меня есть другое предложение… По моим представлениям, ты получаешь долларов двести в месяц… Так?

– Более-менее, – неопределенно мотнул я головой. Двести! Более? Менее!

– Не важно! Время у тебя ненормированное, но часов шестнадцать в день набегает. Без суббот и воскресений. Так что оплачивает тебя держава по пятьдесят центов в час…

– И что? – спросил я, набычиваясь заранее.

– Да не косись ты на диктофон! Я тебе не взятку предлагаю. Официальное предложение! Служебное повышение… Бросаешь свое безнадежное ведомство и переходишь ко мне. И плата за твои умения и старания увеличивается в сто раз…

Если этот тебе нужен, – Джангир ткнул пальцем на Куклукс-клана, – возьми его с собой. Или кто там еще тебе нужен… Подходит?

– Не подходит…

– Почему?

– Почему? – переспросил я не спеша. – Видишь ли, Петр Михалыч Джангиров, мне этого не объяснить тебе… Что бы я тебе ни сказал, ты все равно будешь считать меня упертым мудаком…

– Ну-ну! Кабы так считал, не предлагал бы такие деньги…

– Не выдумывай! Ты такую зарплату предлагаешь, чтобы сразу с копыт меня свалить… чтобы не задавал дурацких вопросов – а что за эти деньги делать придется? Тебе и в голову не приходит, что если отобрать у меня зарплату вообще, я свою работу за одни харчи буду делать.

– Что, так интересно?

– Дело не в интересе. Я догадываюсь, что тут у тебя делишки не менее занятные. Разница в том, что у тебя тут делишки, а у меня – миссия…

– О-о! Вот это да! Какая же у тебя миссия? – откровенно фасмеялся Джангир.

– Граждан, несчастных обывателей, беззащитных фраеров от тебя защищать.

Нет в мире страшнее людей, чем попы-расстриги, завязавшие наркоши и развязавшие менты… Ты – очень опасный человек, Джангиров.

– Надеюсь… – кивнул Джангир.

Десант проводил нас до самого подъезда и, пока не запер за нами дверь, дышал за спиной сдавленно-сердито, как закипающая скороварка. Как пес-выжлец на гоне, мечтал хотя бы тяпнуть клыками за ногу или вмазать незаметно по почкам, но, видно, хозяин строго сказал: «Тубо!» – а с дрессировкой у них тут было явно в порядке. Серьезная контора.

На улице начинался дождик, и я с сожалением смотрел на свои роскошные шузы – как пить дать потеряют эти американские красавцы шикарный товарный вид на московской липкой грязи.

– Эх, командир Ордынцев, от каких бабок отказался! – вздохнул К.К.К. – Когда я решил не брать взяток, я уехал за черту бедности, как в эмиграцию – навсегда. Денег до смерти хочется…

– Не ври, Куклуксклан… Ты – человек из мира процессов, а не из мира вещей. Зачем тебе большие деньги?

– Купил бы навороченную компьютерную систему…

– Ага, понятно. – Я отцепил от связки ключей свой старый-старый милицейский свисток, протянул ему:

– Будет вам и белка, будет и свисток…

– Спасибо! Раз сейчас нет денег, на тебе свисток, – засмеялся К.К.К. – Знаете, о чем я думал, глядя на Джангира?

– Расскажи… Интересно…

– В старину на парусниках отлавливали двух крыс и сажали в пустую бочку.

Они там и сидели, пока одна, томимая здоровым чувством голода, не сжирала другую. Тогда ее выпускали на волю, и страшнее зверя для остальных крыс не было…

– Похоже… Я к нему обычными нашими методами не подберусь… Он очень крепко заблиндирован…

– Совет можно?

– Нужно!

– Я слышал, вы говорили по телефону с Серебровским… Это тот – магнат Александр Серебровский?

– Ну, не такой уж, наверное, магнат Сашка, но парень он небедный, это точно. Вот башмаки мне привез из Нью-Йорка, – не удержался, похвастался я.

Куклуксклан усмехнулся:

– Вы ему намекните, он в следующий раз может вам привезти обувную фабрику…

– Зачем мне, Костя, фабрика? Живем в таких обстоятельствах, что неизвестно, успеешь ли доносить одну пару… Так что с Серебровским?

– Поговорите с ним – он может знать массу интересного… Сейчас экономическая разведка сильнее криминальной…

Диктор на радио объявил:

– This is the music by Mister Mozart…

Красавчик Конолли нажал клавишу сирены, и жуткий вой смел машины со встречной полосы.

«Бедный мистер Моцарт», – подумал Полк.

Проблесковый маяк-фара под лобовым стеклом судорожно попыхивал взрывчиками злого тревожного света. Конолли разогнал свой полицейский «гран-маркиз» по широкой дуге пандуса с Белта и выскочил на Оушен-парквей. Прямой путь на Брайтон.

Конолли игрался с сиреной – она хрипло подревывала, повизгивала, хрюкала, трещала, очищала беспрепятственный проезд. Они торопились, конечно, но уже не по необходимости. По форме. Спешить-то было бессмысленно. Поздновато приедут они к человеку, которому еще вчера можно было помочь.

Ночью Драпкин повесился.

Видно, осколки разбившейся бутылки, в которую когда-то давно запихнули завязь огурца, подрезали стебель – кончились жизненные силы. Полк подумал, что тихий уход Драпкина – всего лишь незначительный полицейский факт: во всем мире, похоже, не осталось человеческой души, которая бы заплакала или просто загрустила, огорчилась всерьез из-за того, что умер смирный невезучий человек, нелегальный эмигрант Лазарь Драпкин.

Джордан и Конолли были заняты спором о высокой рас-крываемости преступлений среди черного населения и чрезвычайно низкой, почти нулевой раскрываемости среди русских. Джордан объяснял это тем, что русские, обитающие на Брайтоне, это огромная профессиональная преступная корпорация с высоким уровнем социальной подготовки. А его собратья афроамериканцы – люди простодушные, глупые, нищие, даже соврать умно – и то толком не умеют.

Конолли боялся в таком щепетильном вопросе обидеть Джордана и невразумительно хмыкал, высказывая неубедительные предположения о том, что русские очень мало употребляют наркотиков, непрерывно бизнесуют и заняты в основном имущественными преступлениями, требующими высокого интеллекта. А наши черные славные афроамериканцы, мол, не так трудолюбивы и все подвешены на крючки своих наркосвязей – или потребляют, или продают по мелочи, и поэтому их очень легко трясти…