– Я попробую, – пообещал Монька. – Хотя заранее говорю: это будет довольно трудно… Изменились времена.

– А чем они изменились? – сердито спросил Джангир, спрыгнув со стуком на паркет с высокого стульчика.

– Новые воры, «апельсины», контролируют деньги, а это – главное, – объяснил, как само собой разумеющееся, Монька. – Дефицит территорий, дефицит людей и объектов, с которых можно взять нормальный навар. И «апельсин» не останавливается ни перед чем…

– А вы? – с вызовом крикнул Джангир. – Вы, старые Воры в законе – «синие»?

Что вы?

– «Синие» – те, кого не убили в разборках, не поумирали в тюрьмах и не спились – переведены на положение лордов-лэров в Англии. Им сохраняют уважение и маленький доход. До решающего голоса они во всех этих делах не имеют. Их сейчас не поднять на войну с самозванцами, которые рядятся под воров, нет у них сил сделать «смасть» этим молодым негодяям… Песья старость…

– Ну-ну-ну, не запугивай, ничего страшного, ще конячья мама не сдохла, – подбодрил Джангир поделыцика. – Мы с тобой и не такое решали! И это решим!

Сейчас бы возгласить правильную молитву твоим иудейским богам за наши успехи!

Да вашего священного «минена» нету… Монька покачал головой:

– У евреев нет богов, у евреев один Бог… Но если для «минена» нет десяти евреев, то мы их можем с тобой собрать…

– По системе барона Бика? – осклабился Джангир.

– Да ладно! Я тебе сам еврейский барон. Смотри… Я – это раз! Ты, будем считать, это два! Ты и я – четыре. Мы без тебя – пять. Вы без меня – шесть. Мы без нас – это восемь. Двух все-таки не хватает. Но мы же с тобой есть! Значит – десять.

Джангир обнял Моньку и серьезно сказал:

– Вот так и проведи сходку. Мы с тобой есть – значит, нас десять…

Рекордное количество смертных казней в США За 1995 год в Соединенных Штатах казнены 56 преступников – самый высокий показатель с 1957 года, когда высшая мера наказания была применена к 65 осужден-ным на смерть. Все казненные осуждены за убийства.

В отчете министерства юстиции США говорится, что в камерах смертников американских тюрем ожидают исполнения приговора еще 3054 осужденных. Смертные приговоры приводились в исполнение в 16 штатах страны – Нью-Йорка среди них еще не было.

Отчет отмечает, что в 30-е годы среднее количество казненных обычно составляло от 120 до 200 человек в год. Смертная казнь в США была отменена в 1967 году, но через 9 лет Верховный суд передал эту высшую меру наказания на усмотрение штатов, и с 1967 года в стране были казнены 313 человек.

56 смертников, казненных в этом году, ждали исполнения приговора в среднем по 11, лет и 2 месяца – примерно на год дольше, чем 31 смертник, казненный в 1994 году.

На 31 декабря 1995 года в тюрьмах штатов ждут смертной казни 2998 убийц-мужчин и 48 женщин. Техас стоит на первом месте по приведению смертных приговоров в исполнение – там были казнены 19 человек.

Потапову позвонили из прокуратуры и пообещали прислать завтра прокурора для надзора за исполнением казни.

Потапов усмехнулся – из соображений секретности они казнь называли «процедурой». От кого, интересно, таятся?

Потапов велел приезжать к часу ночи.

Обычное, удобное время для исполнения исключительной меры наказания под названием «процедура». Все эти слюнявые рассказы о побудке на рассвете, о казни с первыми лучами солнца, о страшном часе Быка, когда жизнь переходит в смерть, – все это лабуда, подтекстовки для шлягеров. «Ну, исполню я его, допустим, на рассвете – и что? Что мне с ним до ночи делать? У себя в кабинете под столом держать эту падаль?»

Нет, тело казненного – это существенная часть государственной системы перевоспитания несознательных граждан и требует предписанной неуклонными правилами утилизации.

От часу до двух ночи – самое подходящее время.

Потапов перезвонил Джангирову, предупредил и услышал, как у старого разбойника от этой вести сел голос. Потапов буркнул:

– Если наш договор в силе, то ночью можем махнуться куклами… Часа в четыре… На Кольцевой дороге… Место знаешь…

– Я никогда ничего не отменяю, – сказал сипло Джангиров. – Детали уточним чуть погодя…

– Уточним, конечно, куда денемся… – сказал спокойно Потапов и вдруг ощутил в себе злую тайную радость – достал-таки он эту хищную черножопую гадину, ишь, задрожал голосом, как от крика Черного Ангела.

– Слушай, Петро, у меня к тебе вопрос по бизнесу… – остановил он Джангира. – Что у тебя? – нетерпеливо переспросил тот.

– Я вот в газете прочитал, что содержание одного зэка в американской тюрьме обходится казне в тридцать тысяч баксов на год… Это правда?

– Не знаю! Нам-то что?

– Ты ж фигура крупная, деловик и депутат, – давай организуем международную компанию «Импорт-Экспорт-Зэк»…

– Не понял, о чем ты?

– Договорись, что я возьму к себе на цугундер пару тысяч американского зэчья – каждого по пятнадцать штук баксов. С гарантией перевоспитания! После Бутырей гарантирую ноль рецидива. А если кто-то повторит – принимаю как рекламацию забесплатно… Если сладишь дело – миллионы с тобой снимем… И нашим арестантикам подмога калориями выйдет…

Потапову казалось, что он слышит хриплый клекот в груди Джангира, и был в этот момент счастлив.

– Ты подумай об этом, – попросил он смиренно и положил трубку.

Весь день прошел у него в обычной суете. В тюрьме меняли бойлер, и Потапов крутился до глубокой ночи, полностью забыв о предстоящей «процедуре». А кроме того, как начальника тюрьмы, его заботил вопрос организации «хозрасчетных» камер. В духе коммерциализации времен и нравов в стране было ему разрешено создание для особо привилегированных зэков комфортабельных камер, оборудованных холодильниками, нормальными койками – естественно, за отдельные деньги. Эта тюремная перестройка называлась загадочными словами «изыскание небюджетных средств». А Потапову деньги эти были нужны, ох, нужны! Тюрьма подголадывала, да и персонал неутомимо подворовывал. Зэки, не имеющие поддержки «гревом» и передачами из дома, попросту голодали. Любая камера была затрюмлена впятеро против штатной емкости.

Потапов считал это в общем-то нормальным и чрезвычайно удивился, когда после визита в тюрьму, одну из лучших, можно сказать, образцовых в стране, какая-то вонючая правозащитная организация опубликовала заявление, назвав условия содержания заключенных в тюрьме пыточными. Потапов тогда очень удивился – а что же им здесь, Мацесту устраивать, что ли, кисловодский курорт? Пыточный режим! Это ж надо! Вы, суки гладкие, настоящего кондея не видели, про пыточный режим, дубины вы этакие, и не догадываетесь!

Но начальство все равно было недовольно, и теперь не только из сострадания к зэковским тяготам, но и с учетом сохранения своего положения Потапов истово пахал по хозяйству, обеспечивая теплом и кормом свое подопечное стадо. Не дай Бог передохнут от простуд и голодухи, тут и закончится его карьера шеф-тюрьминала.

Вечером, перед исполнением «процедуры», Потапов рано уехал домой, выпил пару стаканчиков виски «Белентайн», отнятых на шмоне у блатных, крепко поужинал и прилег ненадолго перекемарить. В одиннадцать поднялся, умылся, побрился, засупонился и отправился на хозяйство.

Потапов не волновался, дело привычное. Он знал, что не много роевых командиров видели в своей жизни столько смертей, сколько довелось повидать ему.

Не по желанию, не по интересу – по службе пришлось ему присутствовать десятки раз на самой последней закраине жизни. И всегда это было неприятно, и глухая тревога явственно гудела в нем. Жестокая и злая тюремная работа набила ему на сердце твердую мозоль, душа ороговела, как Солдатская пятка. Но тайное сомнение, которое он гнал, как стоячую воду из стока, шевелилось в нем – а не будет ли когда-нибудь спроса? Просто за его свидетельство? Не за участие, конечно, – это его работа. А вот за то, что все это видел, не спросится ли когда-нибудь? а Лица казненных никогда не снились ему. Вообще сон его был глубок и крепок, аппетит нормальный, и для своих лет он был вполне крепким, здоровым мужчиной. Во всяком случае, коренастые икряные бабы-надзирательницы оставались им довольны и рассматривали ночные вызовы в его кабинет для доклада на дерматиновом диване как вид нестроевого поощрения. Одна из них, Лепешкина Ольга, обнимая, сказала: