– Ну что ж, я очень рад вас видеть. Дожидаемся вас давно. Я – генерал Петр Джангиров…

Обезглавленное тело Дриста нашли почти сразу – в холодильной камере на кухне. Расспрашивать было пока некого, персонал ушел полчаса назад.

Полицейская круговерть бушевала, Полк давал поручения, Джордан гонял детективов, суетились все вместе, и Полк непрерывно раздумывал над тем, что обозначает такое убийство. Конечно, это не просто акт мести и не обычная брайтонская разборка. Это вызов. Его пытались напугать? Или сделать блатную «смасть»?

Кровоподтеки и ссадины на теле Дриста печально свидетельствовали о том, что его перед смертью долго били. Наверняка его начали бить задолго до того, как он позвонил Полку и оставил запись на автоответчике. Конечно, он рассказал своим мучителям все.

Двигаясь вместе со всеми в ожесточенной истерии первоначального розыска «хот-трэйс», одновременно Полк внутренне стоял на месте. Душевно замерз. Он знал – сейчас они традиционными методами полевого розыска не найдут никаких концов. Нужна догадка, идея, сокращенный прыжок сознания или очень ценная информация со стороны. Только тогда можно будет выйти на этих живорезов.

Полк не сомневался – работали чужаки. Другой почерк. Старые брайтонские бандиты, конечно, совсем не вегетарианцы – кого хочешь подколют, застрелят, удушат. Но здесь была видна рука ветерана гражданских войн, ибо нет более лютой формы озверения, чем внутренние войны, грабительские и беспощадные. Эти войны дают мутацию особых преступников – человекоподобная фауна, с которой тонкий слой цивилизации стерт до корней клыков.

Полк остановился, тупо рассматривая заходящее в море солнце. Оловянное бельмо заливало Даун-таун недостоверно мягким пугающим светом. Полк не сомневался, что все эти события, связанные потаенными пружинками, вызваны его поисками Бастаняна. Так в тире, попав в черный кружок мишени, ты вызываешь множество неожиданных механических событий: взлетают утки, прыгают олени, тяжело бегут кабаны, крутятся мельницы, и все – под металлический стрекот каких-то звякающих и скрежещущих деталей, соединенных между собой невидимыми нитками, при этом самым непонятным тебе образом.

Белесая солнечная капля упала наконец в воду, и он уселся за стол – писать запрос в Министерство внутренних дел России. Ему нужно еще до прилета в Москву запустить сыскной аппарат в поисках исчезнувшего Бастаняна. Его надо найти во что бы то ни стало, поскольку так или иначе все замыкается через фигуру исчезнувшего торговца ворованным антиквариатом.

Полк, осматривая труп Дриста, нашел у него в кармане мятую пачку с одной сигаретой и двумя спичечными картонными коробочками с фирменной этикеткой «Перияли» – есть такой неплохой греческий ресторан на Манхэттене на Двадцатой улице. Полк незамедлительно дернул туда. Метрдотель, степенный пожилой грек, по фотографии сразу опознал Дриста. Уверенно объяснил, что Дрист совсем не выглядел как завсегдатай такого солидного заведения. Он вспомнил, что Дрист был здесь три дня назад с хорошо одетым мужчиной лет тридцати, с которым они разговаривали по-русски. Он довольно подробно описал спутника Дриста, и с его слов был составлен примерный словесный портрет последнего сотрапезника Дриста.

«У него волосы как из алюминия, – говорил грек. – И глаза металлические…»

Полк распорядился немедленно распространить фоторобот среди полицейских и агентов на Брайтоне.

Полк пытался восстановить последовательность событий. Три дня назад бандиты подманули Дриста дармовым обедом, что-то интересное ему пообещали. Во всяком случае, отпустили – позавчера вечером он по телефону рассуждал с Полком о стукачестве как призвании или трудовом промысле. Вчера, когда Полк был в Вашингтоне, они уже взяли Дриста к себе – судя по тексту на автоответчике.

Сегодня, когда Полк ходил по коридорам больницы Кони-Айленда, Дрист еще был жив – он должен был опознать и подтвердить бандитам, что явившийся на встречу человек – это и есть спецагент ФБР Стивен Полк.

Его убили, когда Полк сел за столик в кафе. Одним ударом большого разделочного ножа на кухне. На кафельном полу почти не было крови – обезглавленное тело сразу бросили в холодильник. А голову – в сумку и на транспортер. К моменту убийства все работники кафе, уже ушли. Автомат, регистрирующий явку и уход с работы, указывает, что все отметили карточки и покинули помещение до четырех часов. Вахтер на служебном выходе не видел, чтобы кто-либо возвращался. Сейчас все люди Джордана проверяли, есть ли русские среди работников кухни. В круг интересующих лиц попали также все поставщики продуктов и технический персонал – слесаря, уборщики, монтеры, обслуживающие кухню, – все, кто может иметь туда доступ…

Завтра Дриста похоронят в безымянной могиле для неопознанных бродяг, некому вручить свидетельство о смерти.

Полк вспомнил, что читал как-то аналитическую справку, присланную уполномоченным ФБР в Москве. Резидент сообщал, что крупные уголовники для своих погибших друзей покупают гробы стоимостью от пятнадцати до шестидесяти тысяч долларов. Гробы палисандровые, красного дерева, хрустальные, в которые монтируются магнитофон и бар, как в прогулочном лимузине. Похоронная контора принимает на себя ответственность за приведение в божеский вид их раздавленных, разбитых, расстрелянных клиентов. Интересно, сколько бы они взяли за то, чтобы привести в божеский вид Дриста?

От праздных размышлений Полка отвлек громкий голос Джордана, инструктировавшего своих сыскных на полицейские подвиги:

– Поднимите на ноги всех своих тротуарных певцов-"ориептунов", разбейтесь в прах, но завтра у меня должна быть хоть какая-то дельная информация об этих кровожадных животных…

Джордан не скрывал, что не любит русских. И сейчас он был в ярости не из-за того, что Дриста убили, а из-за того, как его убили. Джордан, опытный полицейский, знал, что если бы Дриста тихо прирезали или подстрельнули в затылок, то это бы никаким образом не заинтересовало власть. Но начальство, которое относится к худшему виду ротозеев и уличных дилетантов, наверняка будет чудовищно шокировано способом убийства. Это же надо подумать, до чего дошло – отрезали голову! Конечно, для телевизионщиков – это сладкое событие, все радионовости, все газеты будут орать об этом, пока какие-нибудь пуэрториканцы в Бронксе не сожгут кого-то заживо. Естественно, с Джордана начальство будет снимать штаны каждый день.

– Кто их звал сюда, этих наглых оборванцев? – бушевал Джордан. – Своих бандитов мало?… Нет, все бились за свободу выезда из России! Вот теперь имеете! Радуйтесь!…

Полк остановил его жестко:

– Слушай, Джордан, это твое личное дело – любить кого-то или не любить. Но думаю, что твоя злоба на русских связана с тем, что ты имеешь дело только с русским отребьем в Америке…

– А ты знаешься, конечно, не с отребьем? – окрысился Джордан. – С гордостью России? Которая теперь стала нашей гордостью…

Полку надоела эта вонючая политическая корректность, обязательная для джентльмена на государственной службе, по странным прихотям которой он должен братски любить и уважать цветных, а те, в свою очередь, свободны ненавидеть и доливать в любой форме русских или поляков.

– Да, я знаю самых разных русских, – спокойно согласился Полк. – Среди них полно отребья, есть и гении. А в основном они такие же люди, как и все наши. Зря ты прешь на них, это глупо! Если бы все думали, как ты, вряд ли ты сидел бы здесь, а вкалывал на хлопковых полях…

В кофейный цвет кожи Джордана стал натекать кипящий битум. Глаза-сливы поперло наружу прорывающейся яростью.

Бой на глазах у подчиненных уже было начался, но тут ввалился судмедэксперт:

– Хай, сыскари! Я принес заключение о смерти повесившегося Драпкина… Самоубийство чистое, как странгуляционная борозда…

Полк махнул рукой на Джордана и взял у эксперта бумагу.

«…Смерть наступила от удушения петлей между двумя и тремя часами ночи…»