Колин с помощью полотенца вытер волосы, чувствую некоторую боязнь по отношению к Викхэму, который, несомненно, обладал этими силами и ожидал появление Колина еще за полчаса, до того, как тот пришел в дом.

— Где, мама? — спросил Колин.

Губы Викхэма сжались, и он многозначительно посмотрел вниз на ноги Колина, возле которых появились небольшие лужицы.

— Она в кабинете, — ответил он, — Но, сейчас, она разговаривает с вашей сестрой.

— С которой? — спросил Колин, сияя солнечной улыбкой, пытаясь досадить Викхэму, который, несомненно, пытался досадить ему, не упоминая имя его сестры.

Как можно просто сказать “ваша сестра” кому-то из Бриджертонов, и ожидать, что он поймет о ком идет речь.

— С Франческой.

— Ах, да. Она скоро снова возвращается в Шотландию, не так ли?

— Завтра.

Колин вернул полотенце обратно Викхэму, который взял его с таким видом, словно полотенце было мерзким насекомым.

— Я тогда не буду ее беспокоить. Просто дай ей знать, что я здесь, когда она закончит с Франческой.

Викхэм кивнул.

— Вы не хотели бы сменить одежду, мистер Бриджертон? Я думаю, у нас остались некоторые предметы одежды вашего брата Грегори, лежащие в его комнате.

Колин улыбнулся. Грегори заканчивал последний триместр в Кембридже. Он был на одиннадцать лет моложе Колина, и было довольно трудно думать в то, что они действительно, могли бы поменяться одеждой. Но пора признать тот факт, что его маленький брат вырос.

— Отличная идея, — произнес Колин.

Он взглянул на свой промокший рукав пальто.

— Я оставлю его здесь, чтобы его почистили, и потом заберу его.

Викхэм кивнул, затем проговорил:

— Как пожелаете, — и исчез в неизвестном направлении.

Колин шел по коридору, когда услышал звук открываемой двери. Повернувшись, он увидел, что это была Элоиза.

Ее он совсем не хотел сейчас видеть. Она тут же напомнила ему во всех подробностях его визит к Пенелопе.

Их беседу. Их поцелуй. Особенно поцелуй.

И что еще хуже, он снова ощутил чувство вины.

— Колин, — сказала она, — Не понимаю, почему это ты пошел пешком.

Он пожал плечами.

— Мне нравится дождь.

Она серьезно изучала его, даже склонила голову набок, как она делала всегда, когда решала какую-то головоломку.

— У тебя сегодня довольно странное настроение.

— Я весь мокрый, Элоиза.

— Не надо на меня огрызаться, — фыркнула она, — Я не заставляла тебя идти пешком под дождем через весь город.

— Дождя не было, когда я выходил из дома, — вынужден был признаться он.

Было такое ощущение, что он вернулся в восьмилетний возраст.

— Я уверена, что небо было серое, — проговорила она.

Ясно, в ней тоже много чего осталось от восьмилетнего ребенка.

— Может, мы продолжим это обсуждение после того, как я переоденусь и высохну? — спросил он нетерпеливым голосом.

— Конечно, — ответила она, странно смотря на него, — Я подожду тебя прямо здесь.

У Колина заняло немало времени переодеться в одежду Грегори. И наибольшие трудности возникли с шейным платком, все же он был уже в годах. Затем, уверившись, что Элоиза уже скрипит зубами от нетерпения, вышел из комнаты.

— Я слышала, ты сегодня навещал Пенелопа, — тут же сказала она, без всякой преамбулы.

Это была совсем неуместная тема для разговора.

— Где это ты такое слышала? — осторожно спросил он.

Он знал, что его сестра и Пенелопа, очень близкие подруги, но не верил, что Пенелопа могла ей рассказать о его визите к ней.

— Фелиция рассказала Гиацинте.

— А Гиацинта рассказала тебе.

— Конечно.

— Кто-то, — проговорил Колин, — способствует распространению сплетен в нашем городе.

— Я с трудом верю, что это может вылиться в сплетню, — сказала Элоиза, — Если, конечно, ты не заинтересовался Пенелопой.

Если бы она говорила о какой-нибудь другой женщине, Колин ожидал бы, что она глянет на него искоса, прикидываясь скромной, и как бы говоря: Не так ли?

Но это была всего лишь Пенелопа, и даже Элоиза, будучи ее лучшей подругой и самым лучшим защитником, не могла представить себе, чтобы человек с репутацией и популярностью Колина заинтересовался бы женщиной с репутацией и популярностью (точнее ее отсутствием) Пенелопы.

Настроение Колина перешло из плохого в отвратительное.

— Так или иначе, — продолжала Элоиза, — полностью не замечая грозы, которая назревала в ее обычно веселом и общительном брате. — Фелиция рассказала Гиацинте, что Бриарли сказал ей, будто ты посещал Пенелопу сегодня днем. Мне стало интересно, с чего бы это?

— Это не твое дело, — произнес Колин, надеясь, что она оставит его в покое, но не веря в это.

Он сделал шаг по направлению к лестнице, тем не менее, надеясь на чудо.

— Это насчет моего день рождения, да? — предположила Элоиза, бросившись к нему, и загородив проход, так неожиданно, что один из его ботинков врезался в ее комнатную туфлю.

Он вздрогнула, но он ей даже не посочувствовал.

— Нет, это не насчет твоего дня рождения, — резко ответил он, — Твой день рождения будет лишь —

Он остановился. Проклятие!

— через неделю, — пробормотал он.

Она хитро улыбнулась. Затем, как если бы ее ум осознал нечто такое, чего не может быть, она приоткрыла рот в удивлении.

— Так, — продолжала она, вставая так, чтобы лучше загородить ему проход, — Если ты ходил туда не из-за моего предстоящего дня рождения — то нет ничего, что могло бы объяснить мне — Почему ты навещал Пенелопу?

— В этом мире не осталось ничего личного?

— Только, не в нашей семье.

Колин решил, что в данный момент, для него лучше всего принять свой обычный вид веселого человека, даже если он не чувствовал ничего весело. Поэтому он улыбнулся своей самой беспечной улыбкой, немного наклонил голову набок и спросил:

— Мне кажется, я слышу мамин голос, зовущий меня.

— Ничего такого я не слышала, — весело сказал Элоиза, — Что с тобой? Ты выглядишь очень странно.

— Я прекрасно себя чувствую.

— Я так не думаю. Ты выглядишь так, словно только что был у зубного врача.

Он пробормотал: — Как же приятно получать комплименты от своей семьи.

— Если ты не можешь довериться своей семье, — выстрелила она в него залпом, — То кому ты вообще можешь доверять?

Он облокотился на стену и скрестил руки:

— Я предпочитаю лесть честности.

— Нет, ты так не делаешь.

Господи, ему захотелось просто отшлепать ее. Он не делал этого с тех пор, ему было двенадцать. Его за это потом отхлестали ремнем. Это был единственный раз, когда отец поднял на него руку

— Чего я хочу, — сказал он, выгнув дугою бровь, — Так это немедленного прекращения этого разговора.

— Чего ты хочешь, — уколола его Элоиза, — Так это, чтобы я прекратила допытываться у тебя, почему ты ходил к Пенелопе Физеренгтон, но мы оба прекрасно знаем, что этого не произойдет.

И тогда он понял. Знание пришло изнутри, и проникло в его разум: его сестра — леди Уислдаун. Все кусочки сошлись. Не было никого более упрямого и настырного, кто мог бы — и желал бы — тратить все свое время, чтобы добраться до сути каждой последней сплетни и инсинуации.

Когда Элоиза хотела чего-нибудь, она не останавливалась до тех пор, пока, наконец, не заполучала то, что хотела. Это не относилось к деньгам и материальным ценностям. Для нее это было знание.

Ей нравилось все узнавать. Она колола, колола и колола до тех пор, пока ты сам ей не расскажешь все то, что ей захотелось узнать. Было чудом, что никто до сих пор, не понял кто она такая.

И словно из неоткуда, он проговорил:

— Мне нужно поговорить с тобой.

Он схватил ее за руку, и буквально втащил за собой в ближайшую комнату, которая, как это ни странно, оказалась ее собственной.

— Колин! — завопила она, безуспешно пытаясь вырвать руку из его хватки. — Что ты делаешь?!

Он закрыл дверь, повернулся к ней и воинственно скрестил руки, выражение его лица стало угрожающим.