— Колин? — голос ее прозвучал немного испугано.

— Я знаю, кем ты была до сих пор.

— Кем я была —

И затем, черт бы ее побрал, она начала смеяться.

— Элоиза! — прогрохотал он, — Я с тобой разговариваю!

— Ясно, — с трудом сумела она ответить.

Он с трудом сдерживался, сердито уставившись на нее.

Она хохотала. В конце концов, она проговорила:

— Что ты —

Но как только она посмотрела на него, даже притом, что она пыталась сдержаться, она снова расхохоталась.

Если бы она недавно, что-нибудь выпила, без тени юмора, подумал Колин, это давно бы вылилось у нее через нос.

— Что, черт подери, твориться с тобой?! — рявкнул он.

Это привлекло ее внимание. Он не знал, то ли это из-за тона его голоса, то ли из-за того, что он выругался, но она моментально успокоилась.

— На мой взгляд, — спокойно сказала она, — Ты слишком серьезен.

— По-твоему, я выгляжу так, словно рассказываю шутку?

— Нет, — ответила Элоиза, — Хотя ты сделал это в самом начале. Я сожалею, Колин, но тебе совсем не походит негодовать и вопить. Ты выглядел в точности, как Энтони.

— Ты —

— Фактически, — сказала она, несколько неосторожно, — Ты был похож на самого себе, пытающегося имитировать Энтони.

Он собирался удушить ее. Прямо здесь, в ее комнате в доме матери, он собрался совершить убийство собственной сестры.

— Колин? — нерешительно спросила она его, словно только сейчас заметила, что он перешел из состояния злости в состояние полной ярости.

— Садись, — он дернул головой в сторону стула. — Сейчас же.

— С тобой все в порядке?

— СЯДЬ! — заорал он.

И она села. С большой готовностью.

— Я не могу вспомнить, когда последнее время ты повышал голос, — прошептала она.

— Я не могу вспомнить, когда я последнее время имел вескую причину для этого.

— Что случилось?

Он решил, что стоит ей прямо сказать все.

— Колин?

— Я знаю, что ты леди Уислдаун.

— Чтооооооо?

— Нет смысла пытаться отрицать это. Я видел —

Элоиза подпрыгнула на ноги.

— За исключением того, что это абсолютная неправда!

Внезапно, он больше не чувствовал себя злым. Вместо этого, он почувствовал очень уставшим.

— Элоиза, я видел доказательство.

— Какое доказательство? — ее голос звучал недоверчиво. — Как может быть доказательство того, что неправда.

Он схватил ее за руку.

— Посмотри на свои пальцы.

Она посмотрела на свои руки. — А что с ними не так?

— Они заляпаны чернилами.

Ее рот широко открылся.

— И, из-за этого, ты пришел к выводу, что я леди Уислдаун?

— Почему тогда они такие?

— Ты никогда не пользовался гусиным пером?

— Элоиза … — в его голосе прозвучало предупреждение.

— Я не обязана говорить тебе, почему у меня пальцы в чернилах.

Он повторил ее имя еще раз.

— Я не обязана — запротестовала она, — Я не — ох, ну ладно, прекрасно, — она мятежно скрестила руки. — Я пишу письма.

Он посмотрел на нее с крайним недоверием.

— Я пишу письма! — протестовала она, — Каждый день. Иногда два раза в день, когда Франческа уезжает из Лондона. Я надежный корреспондент. Ты должен знать. Я даже писала письма с твоим именем на конверте, хотя, сомневаюсь, что они все до тебя дошли.

— Письма? — спросил он, его голос звучал недоверчиво и … высмеивал ее.

— Ради Бога, Элоиза, — произнес он, — Ты действительно думаешь, что я поверю? Кому, черт подери, ты пишешь так много писем?

Элоиза покраснела. По-настоящему, довольно сильно, покраснела.

— Это не твое дело.

Он был бы заинтриговался ее реакцией, если бы не был настолько уверен, что это она скрывается под личиной леди Уислдаун.

— Элоиза, — резко сказал он, — Кто поверит тебе, скажи ты ему, что ты пишешь письма каждый день? Я, конечно, не верю.

Она впилась в него взглядом. Ее темно-серые глаза вспыхнули от ярости.

— Меня не волнует, что ты думаешь, — сказала она очень низким голосом, — Нет, это неправда. Я просто в бешенстве оттого, что ты не можешь поверить мне.

— Ты не даешь мне возможности поверить тебе, — устало сказал он.

Она встала, подошла к нему, и ткнула его пальцем в грудь. Сильно.

— Ты мой брат, — буквально выплюнула она, — Ты должен верить мне без сомнений. Любить меня безоговорочно. Вот что, значит, быть одной семьей.

— Элоиза, — произнес он, ее имя прозвучало, как вздох.

— Не пытайся теперь оправдываться!

— Я не пытаюсь.

— Это еще хуже! — она подошла к двери, — Ты должен на коленях просить у меня прощение.

Он не думал, что сможет улыбнуться, но так или иначе, улыбка появилась на его лице.

— Сейчас, это точно не подходит к моему характеру, тебе так не кажется?

Она открыла рот, чтобы сказать еще что-нибудь, но звук который раздался, точно был не словом из английского языка. У нее получилось, что-то вроде: — Оо-оо-ох! — с очень сердитыми интонациями в голосе, затем она выбежала из комнаты, громко хлопнув за собой дверью.

Колин сел, ссутулившись, на стул, задаваясь вопросом, осознавала ли она, что оставляет его в своей собственной спальне.

Это ирония, размышлял он, была, возможно, единственным светлым моментом за весь скверный день.

Дорогой читатель —

С поразительно сентиментальным сердцем, пишу я эти строки. После одиннадцати лет ведения хроники событий и жизни высшего общества, Ваш автор откладывает свое перо в сторону.

Хотя, конечно, заявление леди Данбери явилось катализатором этого ухода, но, по правде сказать, вина не может быть возложена на плечи этой графини. Колонка становилась все более и более утомительной и скучной в последнее время, занимало меньше времени, чтобы написать, и возможно стала менее интересно для чтения. Ваш автор нуждается в замене. Понять это не так трудно. Одиннадцать лет — очень долгий срок.

И, фактически, недавнее возобновление интереса к личности Вашего автора, стало довольно тревожным фактом. Друзья идут против друзей, братья против сестер в бессмысленных попытках открыть эту почти неразрешимую тайну. Кроме того, это выслеживание становится все более опасным для общества. На прошлой неделе леди Блеквуд подвернула лодыжку, на этой неделе повреждения достались Гиацинте Бриджертон, которая немного поранилась на субботнем приеме у лорда и леди Ривердейл (не ускользнул от внимания Вашего автора тот факт, что лорд Ривердейл — племянник леди Данбери). Мисс Гиацинта должно быть кого-то подозревала из присутствующих, потому что она поранилась из-за падения в библиотеку, когда дверь резко открылась, а она в тот момент стояла, прижавшись ухом к двери.

Подслушивание под дверьми, упорное преследование мальчиков-разносчиков — и это лишь те пикантные кусочки, которые достигли ушей Вашего автора. До чего может дойти Лондонское общество? Ваш автор уверяет вас, дорогой читатель, что она никогда не подслушивала под дверью в течение одиннадцати лет своей карьеры. Все сплетни в этой колонке доставались честно, без всяких хитростей и других уловок, кроме острых глаз и ушей.

Я говорю: “Аревуар, Лондон!” Для меня было удовольствием служить тебе.

Светская хроника Леди Уислдаун, 19 апреля 1824

Что было неудивительно, весь разговор на балу у Максфилдов шел о леди Уислдаун.

— Леди Уислдаун ушла!

— Ты можешь в это поверить?

— Что я буду читать за завтраком?

— Как я узнаю, что произошло, если пропущу вечеринку?

— Мы теперь, никогда не узнаем, кто она!

— Леди Уислдаун ушла!

Одна женщина упала в обморок, чуть не головой ударившись об стол, резко и довольно непристойно осела на пол. По-видимому, она не читала утреннего выпуска леди Уислдаун, и таким образом, услышала новости впервые здесь на балу у Максфилдов. Ее быстро привели в чувство с помощью нюхательной соли, но затем она довольно быстро снова упала в обморок.