Она покачала головой. Всё будет не так. Вернувшись домой, она там и застрянет. И неважно, нависал бы над ней кожаный ремень или религиозность, она понимала, что ее работа не изменится.

Она попыталась вспомнить, как выглядела вдова Чегвидден, стоя за прилавком своего маленького магазинчика. Смуглая, маленькая и толстая, с пушистыми волосами под кружевным чепчиком. Подобно одной из тех черных кур с красным гребешком, которые никогда не откладывают яйца в коробку, а всегда прячут их, и потом, до того, как узнаешь где, обнаруживается, что они уже высиживают десяток. Она стала хорошей женой Тому Карну, но станет ли хорошей мачехой? Возможно, во много раз хуже.

Демельза не хотела обратно ни к мачехе, ни к отцу, ни даже к братьям. Она не боялась работы, но в том доме, где она будет трудиться, она никогда не видела доброты.

Здесь, при всем том, что ее связывало, она была свободной: работала с людьми, которых полюбила, и на мужчину, которого обожала. Ее взгляд на вещи изменился; в ее жизни было счастье, которое она не замечала, пока за ней не пришли.

Среди них ее душа расцвела. Способность размышлять и разговаривать оказались для нее в новинку, учитывая то, что она росла, познавая всё новое на ощупь, как маленькое животное, заинтересованное только в питании, безопасности и некоторых других первичных потребностях. Всё это прекратилось бы. Все эти новые просветы исчезли бы: на свечи надели бы колпачки, и она бы больше ничего не смогла увидеть.

Не обращая внимания на Пруди, Демельза выплеснула овсяную кашу в ведро и вошла с ним к шести телятам. Они шумно приветствовали ее, тыкаясь в ноги своими мягкими влажным носами. Он стояла и смотрела, как они едят.

Отец, спрашивая ее о том, грешила ли она с Россом, имел в виду, конечно, тех женщин в Грамблере и Соле, которые иногда оборачивались и пялились на нее жадными любопытными глазами. Они все думали, что Росс...

Краснея, она втайне полупрезрительно хихикала. Люди вечно напридумают, жаль, что они не могли придумать что-то более вероятное. Они действительно считают, что если бы она... что если бы Росс... жила бы она и дышала, как обычная служанка? Нет. Ее бы так распирало от гордости, что все бы знали правду, а не шептались, пялились и пытались вынюхивать.

Росс Полдарк делит постель с ребенком, который стал его другом, которого он окатывал водой под водокачкой, журил, обучал и ездил вместе верхом за сардинами в Сол! Да, он - мужчина, и, может, ему как и любому другому хочется своих удовольствий, и, может, он их и получает, когда ездит в город.

Но она будет последней женщиной, к которой обратится Росс. Она, которую он так прекрасно знает, и у которой не было ни странностей, ни красивых платьев, ни красок и пудры, ни стыдливых секретов, чтобы от него скрывать. Вот ведь глупые люди с их проклятым дурацким воображением.

Шесть телят вертелись вокруг нее, терясь головами, облизывая руки и платье своими шершавыми языками. Она отталкивала их, но они возвращались. Они как мысли, её собственные и остальных, давят на нее, беспокоят все разом, лукавые, невероятные и непристойные, назойливые, дружелюбные и полные надежд.

Каким же глупцом был ее отец! Она впервые заметила это благодаря неожиданно появившейся взрослой мудрости. Если бы между ней и Россом что-то было, как он полагал, стала бы она слушать, как он просит ее вернуться? Она бы сказала: "Вернуться? Я не вернусь! Мое место - здесь!"

Возможно, так и произошло бы. Вероятно, Росс не позволил бы ей уйти. Но не из-за каких-то особых чувств с его стороны, кроме как обычного внимания. Вскоре он бы привык, что ее нет рядом. Этого мало, очень мало...

Один теленок толкнул ведро, и оно откатилось к задней части стойла. Она пошла за ним, подняла, и в темноте сарая, в углу, где не было света, ее снова одолела самые ужасные мысли в жизни. Это так ее разволновало, что Демельза снова бросила ведро. Оно покатилось с грохотом и затихло. Пару минут она стояла там, прислонившись к перегородке, от страха ее сознание оцепенело.

Безумие. Он бы решил, что она пьяна, и выгнал бы из дома, как и пообещал после драки с Джудом.

Но тогда ей придется уйти, уйти в любом случае... Она ничего не потеряет. Но с собой она унесет его презрение. Слишком высока цена. Даже добившись успеха, она могла получить его презрение. Но она не уйдет. Она снова подняла ведро, сжимая его, пока не побелели пальцы.

Телята снова подошли, тычась в ее платье и руки. Она поникла. Её не беспокоило, правильно это или неправильно. Она боялась его презрения. Идея была плохой. Выбрось её из головы. Оставь. Похорони.

Она нетерпеливо оттолкнула телят в сторону, расчищая себе дорогу, и пошла по брусчатке на кухню. Пруди всё еще была там, вытирая свои плоские мозолистые ноги грязным полотенцем.

Вся кухня провоняла потными ногами. Пруди по-прежнему ворчала, вероятно, даже не заметив, что Демельза выходила.

- В один из таких денечков я запросто отброшу копыта. Тогда люди пожалеют, что меня изводили. Тогда пожалеют. Но что мне тогда с того? Что хорошего мне с того, что над моим хладным трупом будут лить горькие слезки? Я хочу лишь немного больше доброты сейчас, пока еще могу дышать, - Пруди подняла глаза. - Только не говори мне, что заболела. Не говори.

- Со мной всё в порядке.

- Что-то есть. Ты вся вспотела.

- Жарко.

- А зачем ты притащила сюда это ведро?

- Ох, забыла. Оставлю снаружи.

Он не вернулся. Демельза так и не могла понять, действительно ли желает, чтобы Росс вернулся. Часы показывали восемь. Вскоре Джуд с Пруди улягутся спать. Будет правильно, если она дождется его прихода и прислужит за ужином. Но если он вскорости не объявится, значит, заночевал в Труро. Заки с Джинни вернулись. Джек Кобблдик повидал их и передал новости. Все жалели Джима и возмущались Ником Вайгасом. Всем было жаль Джинни и её двух детишек. Побывав в тюрьме, человек не возвращается прежним.

Демельза посмотрела на платье, закусила губу и вновь на него глянула. Заслышав, что Пруди тяжело шлепает вверх по лестнице, она поспешно накрыла его покрывалом.

- Я спать, дорогуша, - промурлыкала Пруди, держа в руке бутылку с джином. - Если не улягусь, то грохнусь в обморок. Раньше я частенько ни с того ни с сего в обморок-то падала. Знай моя матушка, что мне перенести пришлось-то, из могилки бы встала. Она б пришла. Я и так не раз ждала, что она придет. Приглядишь за ужином Росса?

- Присмотрю.

- Непохоже, чтобы он домой-то сегодня вернулся. Джуду я то же самое сказала, да только старый ишак, нет, говорит, подожду еще с полчасика, так пусть ждет.

- Доброй ночи, - пожелала ей Демельза.

- Доброй? Будет чудом, если мне глаза-то удастся сомкнуть.

Демельза проследила, как Пруди прошла в свою комнату, снова откинула покрывало и посмотрела на платье. Спустя мгновение она накрыла его и спустилась вниз.

В кухне аппетитно пахло пирогом. Джуд сидел перед огнем, строгая кусок крепкой деревяшки - делал новую кочергу, чтобы выгребать из глиняной печи золу дрока. Строгая деревяшку, он мурлыкал свою песенку.

- Жили-были старик со старухой, и они были бедны, твидли, дидли, дудли, ди

- Чудесный выдался денек, Джуд, - сказала Демельза.

Он подозрительно на нее покосился.

- Жарко чересчур. Не по сезону-то. Жди дождя. Ласточки низко летают.

- Не стоит тебе сидеть так близко к огню.

- Что сказал твой папаша?

- Хочет, чтобы я погостила у них пару недель.

Джуд вздохнул.

- А кто же будет делать твою работу?

- Я сказала, что не смогу пойти.

- Даже не вздумай уходить. И в начале лета тоже, - он поднял нож. - Это что, стук копыт? Пожалуй, это мистер Росс, а я уж было отчаялся.

Сердце у Демельзы сжалось. Джуд оставил деревяшку и пошел отвести Брюнетку в конюшню. Спустя несколько секунд вслед за ним в прихожую вышла Демельза.