Она слегка улыбнулась.
- Боюсь, что я буду не самым веселым гостем, но последнее, чего я хочу, так это доставить тебе или Демельзе какие-либо проблемы. Делайте всё, как и раньше, а уж я впишусь. Вот чего я хочу.
Демельза весь мозг сломала, готовя утром фразы, которые скажет при встрече. Она стиснула пальцы и выдала:
- Вы хотели бы чего-нибудь выпить теперь, после поездки?
- Мне рекомендовано употреблять молоко по утрам и портер вечером. А я ненавижу и то, и другое! Но молоко я пила перед отъездом, так что благодарю, откажусь, ничего пить не буду.
- Непохоже, что ты больна, - заявил Росс. - Что беспокоит тебя кроме усталости? Что сказал Чоук?
- Целый месяц он пускал мне кровь, а на следующий заявил, что я страдаю от анемии. Затем дал зелье, от которого мне стало плохо и рвало. Сомневаюсь, что он знает хотя бы столько же, сколько старухи на ярмарке.
- Я знавала одну такую старуху, - импульсивно вмешалась Демельза и остановилась.
Оба подождали, пока она продолжит.
- Неважно, - сказала Демельза, - пойду посмотрю, готова ли ваша комната.
Она спрашивала себя, столь же очевидна ли для них надуманность этого предлога, как для неё. Но, по крайней мере, они не возражали, и потому Демельза с благодарностью ускользнула и направилась к старой спальне Джошуа, которая теперь станет спальней Верити.
Там она откинула покрывало, повернулась и уставилась на два чемодана, будто пытаясь увидеть их содержимое. Она спрашивала себя, как же продержаться следующую неделю.
Весь этот вечер и весь следующий день над ними довлела некая скованность, как осенний туман скрывает знакомый пейзаж, виной тому оказалась Демельза, но ничего не могла с этим поделать. Она превратилась в чужака: двое составляли компанию, а трое - нет.
У Росса и Верити накопилось многое, о чем друг другу рассказать, и Росс оставался дома дольше, чем обычно. Всякий раз, когда Демельза входила в гостиную, их разговор прерывался. Не то чтобы у них имелись от нее какие-то секреты, но сама тема была вне сферы её интересов и продолжать означало бы исключить ее из беседы.
Во время еды оказалось затруднительным найти тему, в которой Демельза могла принять участие. Их было так много: жизнь Элизабет и Фрэнсиса, развитие Джеффри Чарльза, новости об общих друзьях, о которых Демельза никогда не слышала.
Рут Тренеглос расцвела как хозяйка Мингуза. Миссис Чайновет, мать Элизабет, беспокоили глаза, и врачи посоветовали операцию. Один из младших детей кузена Уильяма-Альфреда умер от кори. Новая книга Генри Филдинга пользуется бешеным успехом. На эти и многие другие темы было приятно пообщаться с Россом, но они ничего не значили для его жены.
Верити, восприимчивая, как никто другой, извинилась бы и уехала на третий день, если бы была уверена, что сдержанность Демельзы - результат неприязни и ревности. Но Верити думала, что причина в чем-то другом, и ненавидела саму идею отъезда, зная, что может никогда не вернуться.
Верити была в той же степени неприятна мысль, что она встает между Россом и его молодой женой, но если она уедет теперь, её имя будет навсегда связано с этим визитом, и супруги никогда не будут упоминать о ней между собой. Верити жалела, что приехала.
Потому она осталась и надеялась, что дело пойдет на лад, хотя и не знала, как этого добиться.
Её первым порывом было оставаться в постели по утрам и не вставать, пока она не уверится, что Росс ушел из дома, а тогда она случайно столкнется с Демельзой и поговорит с ней или поможет в работе. Если дело вообще можно решить, то это должно быть решено между ними, когда Росса нет рядом. Верити надеялась, что они подружатся без всяких слов. Пару раз проведя утро в такой манере, Верити поняла, что это якобы случайное поведение выглядит слишком преднамеренным.
Демельза пыталась вести себя любезно, но думала и говорила, словно прикрывшись щитом. Попытка переступить через чувство собственной слабости могла легко быть ошибочно принята за покровительство.
В четверг утром Демельза ушла с рассветом. Верити нарушила свой ритуал вставания и поднялась в одиннадцать. Стоял прекрасный день, но пасмурный, и в камине гостиной горел небольшой огонь, привлекая, как обычно, Табиту Бетию.
Верити села на скамью, поежилась и пошевелила поленья, чтобы те разгорелись. Она чувствовала себя старой и уставшей, а зеркало в комнате отразило легкую желтизну кожи. Но в эти дни её не сильно заботило, выглядит она старой или нет...
Но она всегда была такой вялой, полный боли, не могла сделать и половины той работы, что год назад. Она забилась глубже в угол скамейки. Приятнее всего было сидеть как сейчас - головой к бархатным шторам, чувствуя в ногах тепло от огня, не имея никаких дел и никого, о ком думать...
Проспав всю ночь и проснувшись не более трех часов назад, она снова заснула, протянув ногу к огню, рука свесилась с деревянного подлокотника, Табита свернулась в ногах, тихо мурлыча.
Вошла Демельза с охапкой буковых листьев и веток шиповника.
Верити встрепенулась.
- Ох, прошу прощения, - сказала Демельза, уже собравшись выйти.
- Входите, - смущенно проговорила Верити. - У меня нет привычки спать в такой час. Поговорите со мной и помогите проснуться.
- Вы не чувствуете сквозняк из этого окна? - Демельза сдержанно улыбнулась и положила охапку цветов на стул, - вам следовало бы его закрыть.
- Нет- нет, пожалуйста. Я не считаю, что морской воздух вреден. Пусть будет так.
Демельза закрыла окно и пригладила рукой взъерошенные волосы.
- Росс никогда не простит мне, если вы простудитесь. Эти мальвы мертвы, их бутоны поникли, я их похороню.
Она взяла кувшин и вынесла его из комнаты, вернувшись со свеженалитой водой. Демельза начала устанавливать буковые листья. Верити наблюдала.
- Вам всегда нравились цветы, правда? Я помню, Росс однажды мне говорил.
- Когда же он это говорил? - Демельза подняла взгляд.
- Много лет назад, - Верити улыбнулась. - Вскоре после того, как вы впервые здесь появились. Я восхищалась расставленными здесь цветами, и он сказал, что вы каждый день приносите свежие.
Демельза слегка покраснела. "Всё равно, тебе следует быть осторожной", - сказала она себе, а вслух ответила:
- Я не каждый цветок, который хорошо выглядит, приношу в комнату. Некоторые выглядят симпатично, но довольно противно воняют, когда сорвешь.
Демельза воткнула пару веток шиповника.
Буковые листья только слегка подернулись желтым и оттеняли оранжево-красный цвет ягод шиповника.
- Я сегодня проникла в чужие владения, выбирая эти. На земли Бодруганов, - Демельза выпрямилась, чтобы взглянуть на эффект. - А иногда цветы не любят друг друга, и неважно, как ты пытаешься их уговорить, они не станут делить один кувшин.
Верити поежилась. Она должна рискнуть и пойти в лобовую атаку.
- Я должна поблагодарить вас, моя дорогая, за то, что вы сделали для Росса.
Демельза слегка напряглась, словно трос при первом намеке на натяжение.
- Скорее, это он сделал для меня.
- Да, возможно, вы права, - согласилась Верити, в ее голосе появился намек на прежнюю Верити. - Я знаю, он воспитал вас и всё такое. Но вы... похоже, вы заставили его влюбиться, и это... изменило всю его жизнь.
Их взгляды встретились: у Демельзы оборонительно-враждебный, но также и озадаченный. Ей показалось, что за этими словами прячется противоречие, но она не могла разобрать, в чем оно заключается.
- Не знаю, что вы имеете в виду.
Теперь они наконец-то добрались до сути.
- Вы должны знать, - произнесла Верити, - что когда он приехал домой, то был влюблен в Элизабет - жену моего брата.
- Это я знаю. Нет никакой нужды мне это говорить. Я знаю это не хуже вас, - Демельза повернулась, чтобы выйти из комнаты.
Верити поднялась, эти слова нужно было произнести стоя.
- Может быть, я неудачно себя вела с тех пор как сюда приехала. Я хочу, чтобы вы поняли... С тех пор как он вернулся, с тех пор как Росс вернулся и обнаружил, что Элизабет помолвлена с моим братом, я боялась, что он... что он не сможет с этим справиться, как справился бы обычный человек. Мы в этом несколько необычны, многие в нашей семье. В нас нет такого, чтобы идти на компромисс с событиями.