Да, я должен остаться с сэром Баярдом. В конце концов, так говорило мне и мое сердце.
Раздумывая об этом, я встал с постели и стал одеваться. Механическая птица все кричала и кричала. Словно бы механизм у нее внутри разладился. Я открыл дверь и вышел из комнаты. Пошел на крик птицы.
Мимо неподвижных часовых прошел я так осторожно, что они меня, кажется, и не заметили.
Птица находилась в зале, где вместо двери была большая арка. Рядом с аркой — я это уже знал — спальня сэра Робера и комнаты, отведенные молодым супругам.
Я остановился под аркой.
Леди Энид стояла ко мне спиной. Я смотрел на нее с восторгом и замиранием. Ведь я решил вернуться к сэру Баярду, значит я, возможно, больше никогда не окажусь в замке. А это значит: никогда больше не увижу ее. И вот теперь, может быть, в последний раз я любовался ею. Я благодарил судьбу, что она даровала мне встречу с моей принцессой. О, как я любил леди Энид! Как давно я ее любил!
Я успел полюбить и ее отца — благородного сэра Робера. Ну, что же, я сейчас уйду. Но может быть… может быть, они в будущем нет-нет да и вспомнят о юноше из рода Пасварденов по прозвищу Ласка…
Я уже сделал шаг в сторону. И тут снова закричала механическая птица. Словно засмеялась… или закаркала. Я замахнулся на нее, но она, конечно, продолжала кричать. Честное слово, я готов был шею ей свернуть! В отчаяньи я накинул на нее плащ. А проклятая птица все кричала, все каркала!
Леди Энид обернулась. Ее прекрасные очи пронзили меня насквозь. Я стоял перед ней, опустив голову.
— Ты зря это сделал, — сказала моя принцесса. О, какой дивный был у нее голос! Сейчас в нем звучала, пожалуй, даже и насмешка, но не было ни капельки высокомерия. — Если ее накрыть, она начинает кричать только громче.
Леди Энид неторопливо пошла ко мне.
— Сними с нее свой плащ. Может быть, она перестанет кричать… Вообще-то заставить ее замолчать ох как нелегко!
В горле у меня пересохло. Я не мог и слова вымолвить. Наконец мне удалось вытолкнуть из себя слова:
— У этой пичуги очень неприятный голос.
А леди Энид, словно и не замечала моего смущения:
— Моя матушка, когда она была жива, часто возилась с этой птицей. И ей удавалось подчинить ее своей воле. И голос у птицы был другой, более мелодичный… А сейчас!..
Леди Энид подошла к птице и сняла с нее мой плащ. И — как ни странно — птица тотчас умолкла.
— Вы — оруженосец сэра Баярда Брайтблэда, не так ли? — спросила леди Энид.
— Да, — ответил я. — И поэтому я хочу вернуться к нему.
— Вот как? — леди Энид удивленно подняла брови. — Вероятно, вам не знакомы законы гостеприимства? Может быть, вам чужды и законы соламнийского рыцарства?
— Не надо так говорить, леди Энид! — взмолился я, покраснев.
— Тогда, значит, вам известно, что нарушение закона карается либо отрезанием ушей, либо смертной казнью! — Она сделала круглые глаза и весело рассмеялась.
А я покраснел еще сильней — наверное, и эти самые уши стали пунцовыми!
Отсмеявшись, леди Энид сказала серьезно и задумчиво:
— Я слышала, что сэр Баярд Брайтблэд — храбрый и умелый рыцарь.
— Один из самых лучших! — пылко воскликнул я. — Может быть, лучший из всех рыцарей, которые когда-либо жили в Соламнии!
— Вот ведь как странно, — все так же задумчиво сказала леди Энид. — Это же самое, почти слово в слово, говорила о сэре Баярде моя бабушка Мария ди Каэла.
— Я слышал, они любили друг друга, — позволил я себе вставить слово.
Леди Энид погрозила мне пальчиком.
— Не будем сейчас говорить об этом, Гален. Если это и так, это касается только их двоих…
— А вы ее знали, свою бабушку?
— Немного. она умерла, когда я была еще маленькой. Умерла она в юго-восточной башне, в самой высокой. Там только одно окно, и то оно выходит на стену. В последние месяцы перед смертью она просто не переносила людского общества. Она уединилась в башне. Вместе со своими кошками. Можете представить, какой воздух был в ее комнате?! Ее муж, мой дедушка, только плечами пожал, когда она захотела уединиться в башне. Он был из рода ди Каэла, а в нашем роду мужчины считают ниже своего достоинства хоть в чем-то перечить женщине!
Последнюю фразу леди Энид сказала явно с гордостью.
Она помолчала задумчиво, а потом продолжила:
— Бабушка перед смертью, наверное, повредилась в рассудке. В замке поговаривали, что она ловила крыс для своих любимых кошек.
Крыс?! Я вздрогнул.
— Дедушка и знать не хотел, что там делает его жена. Он, правда, и не думал, что это — последние дни ее жизни… Но вот однажды часовые доложили ему, что в комнате бабушки стало подозрительно тихо. Он, конечно, тотчас приказал взломать дверь… Мне рассказывал об этом отец. Он и мой дядюшка сэр Родерик… но впрочем, о них отдельная история… Да, воздух даже возле комнаты был такой, что стражникам, открывавшим дверь, приходилось зажимать носы. Ну, а когда они взломали дверь, то увидели… Вы, Гален, сами можете представить себе, что они увидели!
Я только хлопал глазами:
— Нет, не могу, леди Энид!
— Гален, но ведь вы, без сомнения, знаете историю нашего рода. Ну, подумайте немного, Гален!
«Подумайте!» Легко сказать. Я просто не в состоянии был думать — ведь рядом со мной, совсем близко, была прекрасная леди Энид.
Я растерянно молчал. Потом наконец промямлил:
— Это была комната Бенедикта?!!
— Умница! — похвалила меня леди Энид. А я снова покраснел. — Да, моя бабушка стала жертвой Бенедикта. По счастью, кажется, последней жертвой. С тех пор в замке ничего странного и страшного не происходило. Конечно, Гален, вам известно: есть пророчество: для того, чтобы с нашего рода было снято заклятие, я должна выйти замуж за победителя турнира. Замок будет называться по имени нового хозяина, и таким образом…
Леди Энид подвела меня к окну и показала рукой:
— Взгляните, вон там она, эта самая башня!
Башня выглядела мрачной, тяжелой.
И на сердце у меня было тоже тяжело — леди Энид выходит замуж!..
Она словно бы читала мои мысли:
— Да, скоро хозяином замка будет рыцарь Габриэль Андроктус. Так распорядилась судьба. Ведь он стал победителем турнира, — она вздохнула.
Потом оглянулась и показала на открытую галерею, идущую вдоль одной из стен замка.
— Пойдемте туда. Там бюсты первых ди Каэла.
— Бюст Бенедикта тоже? — быстро спросил я.
— Нет, Бенедикт — злой рок всего нашего рода. Ни его бюстов, ни его портретов в замке нет. Но почему вы хотели бы знать, как он выглядел?
Ответить я не успел — из галереи навстречу нам шла какая-то девушка, ровесница леди Энид.
— Знакомьтесь, — тотчас представила нас леди Энид. — Моя кузина Дени. Гален Пасварден, оруженосец сэра Баярда Брайтблэда.
Девушка мельком взглянула на меня и фыркнула:
— Для оруженосца он слишком молод. Мальчишка! — она повернулась ко мне спиной.
— Однако же, он действительно оруженосец. И он достоин этого звания! — неожиданно вступилась за меня леди Энид. — А ты, Дени, не спеши судить о людях с первого взгляда!
Я с искренней благодарностью посмотрел на леди Энид. О, я все больше и больше влюблялся в нее — если, конечно, это вообще возможно: влюбиться больше!
Потом я взглянул на Дени. Она обернулась ко мне и в досаде прикусила нижнюю губку.
Каждый, увидев Дени, сразу понимал: она — тоже из рода ди Каэла. Она была похожа на леди Энид. Только черты лица были погрубее, глаза — зеленые, а волосы — огненно — рыжие… Совсем, как у меня. Да, пожалуй, она более всего была похожа на меня… Ну да! Даже очень похожа. Просто невероятно! Ну вот, как если бы я родился девочкой!..
— Там, на бюсте Габриэля ди Каэлы появилась трещина, Энид, — сказала Дени. Потом она пристально посмотрела на меня.
— Да, этот молодой человек действительно из рода Пасварденов.
— Да разве это так важно, Дени? — сказала леди Энид. Она ненароком положила мне руку на плечо. Правда, почти тотчас сняла. — Гораздо важнее, что он представляет сам по себе.