Когда Гизелла с тоской взглянула на повозку, ее руки вяло упали по бокам. Но затем, резко шлепнув себя по бокам, она сказала: — Чему быть, того не миновать. Давайте спасать все, что сможем, и двигаться. У меня все еще остался кое-какой груз, а потому мне все еще нужно попасть в Кендермор к Ярмарке урожая. Гномиха мельком взглянула на Тассельхоффа. — Надеюсь, это подразумевает продолжение нашего сотрудничества.
Прошло больше половины дня, когда Гизелла наконец объявила непродолжительный перерыв. Овражные гномы свалились на землю раньше, чем гномиха перевалилась через седло и тяжело плюхнулась на землю. Подъехавший на второй лошади Вудроу подождал, пока сидевший впереди кендер не спрыгнет вниз, а потом и сам соскочил с седла.
Место, избранное Гизеллой для привала, находилось на гребне пологого холма, который восточнее образовывал более высокие складки, а двумя милями далее образовывал горный хребет. Холмы были лишены растительности, за исключением высокой, напоминающей пшеницу, колышащейся под ветром травы да нескольких голых деревьев. Солнце давало тепло, однако дул легкий ветерок, пронизывающий и холодный, единственное напоминание о том, что в этих суровых землях сейчас властвовала осень.
— Раздай остатки ягод, Вудроу, — распорядилась Гизелла. — Только я возьму немного прежде, чем эти овражные гномы начнут набивать ими пасти. И еще воды, — добавила она после секундного раздумия.
Вудроу снял со спин лошадей две рубашки Гизеллы, спасенные из оставленной повозки и наполненные ягодами. Их воротники и запястья были завязаны узлами, а рукавами пользовались, чтобы крепить импровизированные мешки к лошадиным шеям. Юноша отвязал рубашки и задержался, пристально вглядываясь в лошадиные шеи.
— Могу поклясться, когда утром мы отправлялись в дорогу, они были полными. Должно быть, в тряске через верх высыпалось почти на дюйм ягод. Тас виновато засунул заляпанные красным соком пальцы за пояс. — Удивительно, — заметил он, подставляя испытывающему взгляду Гизеллы спину. Но о чем бы она ни думала, вслух Гизелла не сказала ничего, только помогла Вудроу отсыпать себе пригоршню малины.
— Ты не узнаешь часом окружающую местность? — спросила она Тассельхоффа. — Совсем ничего? Может быть, ты найдешь сходство с одной из пометок на твоих нелепых картах… Тас покачал головой.
— Мне знакомо множество мест, но эта местность к ним не относится. Видимо, тут не бывал ни один из моих родственников, потому что ничего похожего на картах я не вижу — ни пустынных холмов, ни высокой травы. Все карты Таса были разложены полукругом подле него.
— Ну конечно, мы в своих странствиях никогда не забредали так далеко. Поэтому все пометки должны быть еще впереди.
— Остается надеяться, — вздохнула Гизелла. — Скоро мы отправимся на поиски хоть каких-то намеков на цивилизацию.
Едва эти слова успели слететь с губ Гизеллы, Вудроу оторвался от еды и наклонил голову в сторону, внимательно прислушиваясь к едва различимому звуку в некотором отдалении.
Но овражные гномы и не думали отдыхать. Фонду расценил внезапную тишину как знак, что становится невыносимо скучно, и как раз в этот миг затянул морскую песенку, которой их научил Тассельхофф, в обработке овражных гномов. Вудроу гневно замахал на него руками, пытаясь заставить их прекратить пение. Но агары восприняли этот жест как своего рода куплет и немедля включили его в песню, поголовно размахивая руками в такт музыке.
Вудроу беспомощно посмотрел на Тассельхоффа. Слепо подчиняясь внутреннему чутью, кендер тут же взял инициативу в свои руки и оказался среди пляшущих агаров, ухватив за шиворот Фонду. Они кубарем покатились по земле, затормозив прямо у ног Гизеллы; при этом Фонду и не думал прекращать завывания. Только когда овражный гном поднял глаза и увидел лицо своей госпожи, ее губы, плотно прижатые к пальцу, Фонду мгновенно прекратил петь и заорал: — Госпожа с огненными волосами говорит заткнуться! Заткнуться!..
Пение резко прекратилось, а овражные гномы замерли на месте. Плюк, балансировавший на одной ноге, замахал руками, резко дернулся, три раза подпрыгнул и, молотя воздух наподобие ветряной мельницы, повалился на макушку своему брату, Слурпу. Оба вскочили на ноги и решительно зажали ладошками рты. Только теперь Вудроу снова прислушался. Прошло несколько томительных минут. — Ну? — спросила шепотом Гизелла. Не поворачиваясь к ней, Вудроу столь же тихо ответил: — Пение. Я слышу пение.
— Замечательно! — прошипела Гизелла. — Наверное, еще одно сборище овражных гномов. Можешь сообщить что-нибудь еще?
— Нет, мэм. То ли они настолько сильно искажают слова, то ли поют на языке, которого я не понимаю — не могу разобрать ни одного слова. Хотя в целом звучит так, будто там собрался на спевку хор, — добавил он.
— За этими проклятыми сорняками ничего не разглядеть, — сплюнула Гизелла, что есть силы двинув по обступившей ее траве выше гномьего роста. — Вудроу, подсади меня на лошадь.
Вудроу сцепил пальцы, образовав что-то вроде ступеньки, и подбросил Гизеллу на спину ее коня. Она прикрыла глаза козырьком ладони и осмотрела горизонт.
— Вижу красный флаг, пересекающий наш путь. Выглядит он так, будто это — чейто семейный геральдический герб, — наконец заявила гномиха. — Не так уж далеко отсюда. Впереди должна быть дорога. Нужно попытаться нагнать их, кем бы они ни были.
Лошадь Гизеллы легко помчалась через высокую траву. Вудроу с Тасом поспешно запрыгнули на своего коня и кинулись вдогонку, а овражные гномы трусцой семенили вслед за ними.
У Таса появилась идея, как привлечь внимание тех, кто двигался по дороге. Обернувшись в седле, он закричал предводителю овражных гномов: — Пойте! Фонду, пойте! И кендер запел песню, которой их учил. Если ты живешь у моря, если дух твой молодой, Расцелуй свою красотку и айда за мной! И тогда пришел ответ. Эль в отелях, а отцовы взбучки колесо фортуны унесет, Вместо этого с пышной Уинфред вас дорога позовет.
Тассельхофф видел, что флаг прекратил движение вперед, а вместе с тем с его поля зрения исчезла Гизелла. Чуть позже они с Вудроу вырвались из цепких объятий травы и оказались на дороге. Гизелла спешилась и приняла ту же позу "иди-ка сюда", которой она пользовалась в таверне: руки в боки, волосы отброшены назад. Ее окружала дюжина гномов; все без исключения поглаживали бороды и неуклюже вертели в руках шляпы.
Команда путешествовала пешком: большинство гномов относятся к лошадям с явным недоверием. Они выстроились двумя прямыми шеренгами по шестеро в каждой, а во главе всего шествия шагал один-единственный гном. Одетые в искрящиеся, наполированные до блеска кольчуги и кожаные сапоги по колено, все они были вооружены заткнутыми за пояс боевыми молотами, а через одно плечо у каждого была перекинута бухта веревки. На голове у предводителя группы красовался богато украшенный шлем с пучком зеленых петушиных перьев на макушке. Гизелла бросила в сторону Вудроу и Таса жеманный взгляд и невинно захлопала ресницами, когда они подошли поближе.
— Мальчики, — сказала она, — имею честь представить вам барона Кракольда из деревушки Рословигген.
Она повернулась обратно и послала воздушный поцелуй щеголявшему зелеными перьями гному. Тас не стал бы утверждать наверняка, что тот покраснел — румяная от природы физиономия почти целиком скрывалась за обширной бородой. "Он явно не соответствует ни одному моему представлению о баронах", — подумал Тас, который, когда доходило дело, мысленно представлял себе сияющие доспехи, развевающийся на плечах плащ и гарцующего рядом оруженосца. Гизелла тем делом обвила плечи барона руками и заключила его в объятия.
— Барон… мне так нравится, как это звучит, а вам?… со своими людьми только что покончили с каким-то важным заданием и теперь возвращаются домой, в родную деревеньку барона. Им очень хотелось бы, чтобы мы составили им компанию. Не вижу причин отвергать столь великодушное предложение.
Гизелла повернулась и пристально уставилась в глаза барону, одновременно притершись к нему бедром. Брови барона, составлявшие с волосами одну сплошную массу, взмыли вверх и опустились, а по группке гномов волной прокатились невнятное бормотание и открытое восхищение отвагой незнакомки. И в этот самый миг из-за кромки травы на дорогу вывалились Фонду и шестеро его родственников. На секунду они застыли в нерешительности, разглядывая кортеж знати. Гизелла прикрыла глаза и плотно сжала губы; она знала, что, по обычаю, ее одноплеменники "любили" овражных гномов почти так же "трепетно", как лошадей. Но когда агары затянули хором "Балифорский залив", барон и его люди с удовольствием рассмеялись. После нескольких кругов раскатистого хохота и похлопывания друг друга по спинам процессия продолжила продвижение.
