— Да.

Ей легко дать слово. Быть может, его вовсе не понадобится держать, а сейчас это слово дало свободу. И шанс сбежать. Она не ослышалась, а он правильно все понял.

Наверное, Ийлэ неправильной уродилась, если все время от чего-то бежит.

Кого-то.

Того, кто прячется в дожде и с каждым разом подходит ближе. Он ждет, когда Ийлэ совершит ошибку. И знает, что там, во сне, ей некуда деваться.

Это несправедливо.

Ей удается спрятаться, не от снов, но от Райдо, в собственной комнате, уже почти обжитой, привычной.

— Он нас не обидит, — Ийлэ коснулась курносого носа дочери. — Вот увидишь… мы ему не нужны, но не обидит… не прогонит. Позволит остаться в поместье, будет заботиться… как о со-родичах… а больше нам ничего и не нужно.

Ложь.

Вот только правда пугает. Ийлэ к ней не готова.

Она прячется день и другой.

И третий тоже, уже сама не понимая, от сна или от яви. Наяву нет дождя, наяву солнце яркое пробирается в окна. Наяву пахнет весной и валерьяной, почему ею? Ийлэ не знает, но с каждым днем запах становится все более резким, раздражающим.

Ийлэ ищет его источник, но бесполезно.

Кажется, этот запах существует исключительно в собственном ее воображении.

И когда она почти готова была сбежать от него, появился Райдо. Вошел без стука, огляделся.

Хмыкнул.

— Поговорим? Ты обещала.

— Да.

— Да обещала или да поговорим?

— Поговорим.

— Не здесь.

Он стал чужим. Немного.

Не настолько, чтобы бояться, но это лишь начало, верно?

— Ийлэ… — он замолчал и вздохнул. — Я скажу Нату, чтоб за малышкой приглядел. С ней все хорошо?

— Да.

— А с тобой?

Промолчать? Молчание — ведь не ложь, а скажи Ийлэ правду, он начнет допытываться. И тогда узнает… о чем?

О том, что ей снова страшно.

Стыдно.

Получится, что Ийлэ ему не верит. А она верит, но вместе с тем и боится.

— Ладно. Идем.

И точно опасаясь, что она сбежит, Райдо взял ее за руку. Собственная его ладонь больше не была ни холодной, ни влажной. Шел быстро, но Ийлэ успевала следом.

— Садись, — Райдо развернул кресло. — Пожалуйста.

Села.

Ровно, как должна сидеть леди.

И руки сложила на коленях. Про осанку вспомнила. Лучше про осанку, чем про другое…

— Ийлэ, — Райдо устроился на полу. — Скажи, чем я тебя обидел?

— Ничем.

— Точно?

— Да.

— Тогда почему ты меня бросила?

— Что? — этого Ийлэ не была готова услышать.

— Бросила, — повторил Райдо. — Почему?

— Я не…

— Когда я был болен, ты сидела рядом… Нат сказал. Ты и он. Вы двое. А я очнулся, и ты ушла… мне, знаешь ли, обидно немного. Я понимаю, что сделал глупость, когда сунулся под грозу, но ведь все к лучшему… и я здоров. Что не так?

— Ничего.

— Ийлэ, — он дотянулся до ее подбородка. — Пожалуйста, не лги мне. Я в принципе ложь не люблю, а уж от тебя…

— Я не…

Укоризненный взгляд. А она не собиралась лгать. Ей просто сложно было объяснить все, слова найти, чтобы рассказать и не обидеть. Хотя бы не обидеть.

Или рассказать?

— Я тебе больше не нужна, — у нее получилось отвести взгляд, и Райдо убрал руку.

— С чего ты взяла?

— Ты здоров.

— И что? Это разве повод отказываться от человека? Ладно, от не-человека, но и не повод! Я… я вот тебя, знаешь ли, ждал… несколько дней ждал, как будто…

— Извини.

Фыркнул.

А ведь и вправду обиделся за то, что Ийлэ не пришла.

— Лежишь там бревном… тоскуешь… а она не идет и не идет. И книжку почитать некому. Одеяло поправить… погладить опять же. Ладно, без поглажки я как-нибудь еще обойдусь, но хотя бы слово доброго я заслужил?

— Нат не сказал?

— Нат — это совсем не то.

Наверное.

Ийлэ даже стыдно немного, что… он и вправду ждал.

Зачем?

— Все изменилось, — она сказала, потому что молчать рядом с ним было невыносимо. Не сейчас, когда Райдо ждет ответа.

— Изменилось. Я перестал подыхать. Или ты думаешь, что я сразу стану… другим?

— Не сразу.

— Но стану?

Ийлэ кивнула: уже становится. Он сам не замечает, как меняется, и не заметит, просто в какой-то момент окончательно поймет, что свободен и от разрыв-цветка, и от Ийлэ. Тогда Райдо уйдет, а ей будет больно. Ей уже больно, но она готова эту боль терпеть.

— Глупости.

Райдо стащил ее с кресла и обнял.

Тепло.

Уютно в его руках. Тянет закрыть глаза и довериться, рассказать все-все и про страхи, и про сны, и позволить ему справиться со всеми бедами. Он сумеет. Он сильный.

— Я ведь давал слово, что буду о тебе заботиться… и буду… и если ты собралась сбежать, то я не позволю, слышишь? — он говорил шепотом, но шепот этот казался громким. — Не позволю… я хорошо след беру и найду тебя. Даже в лесу найду.

— Я не сбегу.

— Не надо, Ийлэ… не уходи. Мне будет плохо без тебя.

— Почему?

— Потому что было плохо, когда ты не приходила…

— Ты мог позвать. Через Ната.

— Мог бы, наверное. Но это уже не то… я тоже гордый… только гордость и глупость часто синонимы. Видишь, какие умные вещи я теперь говорю?

— Вижу.

— Ты мне нужна. И раньше была. И сейчас нужна. И потом тоже. Я знаю.

— Ты…

— Нет, Ийлэ, я ведь не ребенок… мягко говоря… я думал, что умру, но выжил. И, проклятье, ты мне говорить будешь, что я не знаю, чего мне для счастья надо?

— И что?

— Ты. И малышка… и Нат вот с его женой… мне своя стая не положена, я младший. И жилы не дадут, потому что… не важно, просто не дадут. А без жилы нет дома. То есть, не должно бы быть, но вот он, существует… и семья тоже…

Он говорил, рассказывая об этой своей ненормальной семье, где найдется место для каждого, а Ийлэ слушала. Согревалась. И слушая, провалилась в сон.

На сей раз вода была горячей.

Она лилась с неба прочными струями, которые опутывали Ийлэ, словно сеть.

Сеть и есть.

И тот, кто прятался в дожде, смеялся. На сей раз он подобрался совсем близко. Ийлэ чувствовала на себе его дыхание, и рванулась в отчаянной попытке разорвать водяные нити.

— Ийлэ… — сказал тот, кто прятался…

…в дожде.

Райдо.

— Тише, девочка моя… тише…

Нет его, крадущегося, безымянного, но опасного. А есть Райдо…

Есть.

Существует. Он настоящий, он пахнет для разнообразия не собой, но свежим кофе и еще мятой. Обнимает. Ийлэ и сама жмется к нему, спасаясь от кошмара.

Только сон.

Сон там, по другую сторону яви.

А здесь Райдо в белой своей рубашке с накрахмаленным воротничком, в домашней куртке и тапочках вязаных…

— Сон плохой, — призналась Ийлэ, отпуская куртку, в которую вцепилась. — Просто сон… плохой.

— И давно?

Она кивнула, добавив:

— После грозы… я за тебя испугалась.

— А я за тебя.

Он разжал руки, позволяя отстраниться.

— Не уходи, пожалуйста. Я буду тебя защищать.

— От снов?

— И от снов в том числе.

Хорошо, если так.

А весна разгоралась.

День за днем все ярче. Она перерисовывала мир наново красками первоцветов, белых, лиловых и синих, желтыми россыпями гусиного лука, который пробрался в сад. Молодой зеленью, что проклевывалась, спеша использовать заемную силу.

Землей.

Небом, тоже менявшемся неуловимо, но вместе с тем — явно.

И яблоневый цвет наливался белизной.

Вот только кошмары не уходили.

Письмо доставили на дом, и посыльный, паренек в огромной куртке, явно отцовской, большой, несмотря на то, что надета она была на два свитера, озирался вокруг с немалым любопытством.

— Отвечать будете? — поинтересовался он, вспомнив о служебном долге.

Райдо покачал головой: если и будет, то письмецо сам на станцию свезет, а то мало ли… в последнее время было тревожно. Он не мог сказать точно, что именно было источником этого беспокойства.

Ночные кошмары Ийлэ?

Или ее дневная настороженность, точно внезапное выздоровление Райдо спутало какие-то собственные ее планы.