Ийлэ приложила руку к сердце.
— А от тебя — нет… ты и Нат еще…
— Нат каким боком? — кажется, в голосе Райдо проскользнули рычащие ноты.
— Никаким. Его я тоже не боюсь. Я вообще думала, что если бы у меня был брат, он походил бы… ты понимаешь?
Райдо кивнул.
— Но хорошо, что брата не было. Его бы убили. А Нат вот… живой. Разве это не замечательно?
— Замечательно.
Глухой голос.
И шепот горячий… и от этого шепота становится жарко.
— Я знаю, что не сделаешь мне больно…
Наверное, та молния, которую Ийлэ поймала, никуда не исчезла. Она спряталась, чтобы теперь ожить. Иначе почему жарко?
Страшно немного.
Самую малость.
И страх заставляет тянуться к тому, кто защитит, даже от молнии. Или хотя бы разделит ее на двоих. Молния, на двоих разделенная, не способна испепелить.
— Ты плачешь?
— Нет. И да. Сама не знаю.
— Плохо?
— Хорошо…
…свеча оплывает, и огонек, который до последнего держится, цепляясь за оплавленную нить фитиля, все-таки гаснет.
Его отражение уходит следом.
Но зеркала не любят пустоты, и остаются тени, те самые, сплетенные вместе, сросшиеся в одно. Тени знают правду, а Ийлэ… она меняется.
Сейчас.
Плавится, как тот воск, и застывает. И считает удары сердца, только сбивается, а значит, счет приходится начинать наново.
Раз.
И два, и три… это чем-то похоже на танец… Ийлэ целую вечность не танцевала, она и забыла, как кружит голову вальс… музыка есть, просто иная.
Скрипки ветра, который разыгрался к ночи, и ластится, воет, подглядывает бесстыдно. А стыд сгорел, надо полагать, на вершине свечи, оттого так быстро ее и не стало.
Но музыка…
Вдох и выдох.
Полустон, полувсхлип. И шорох ткани, заставляющий замереть в болезненном ожидании.
Страх, какой-то вдруг всеобъемлющий, звериный, напрочь лишающий способности думать. И когти впиваются в чью-то кожу, раздирая ее.
Пахнет кровью.
И запах ее отрезвляет ненадолго.
— Прости, — ей стыдно и боязно уже оттого, что странная музыка ночи будет разрушена. Однако голос Ийлэ вплетается в эту недоигранную мелодию. — Прости пожалуйста.
— Тебе больно?
В темноте кровь почти черная, густая.
Ее не так и много, но… почему Райдо спрашивает о ее боли?
— Нет, — Ийлэ проводит ладонью по его плечам, чувствуя, как зарастают на них рваные ссадины. — А тебе…
— Ничего страшного.
Наверное.
Ничего.
Страшного.
И вправду совершенно ничего. Это тоже все весна виновата. Мама говорила, что весною альвы теряют разум… Ийлэ вот потеряла, или еще раньше потеряла, а весной эта потеря особенно остро ощущается. Только о разуме не получается больше думать.
И о свечах.
О тенях.
Ветре.
Ни о чем, кроме того, кто рядом. Ийлэ так боится его потерять, что отчаянно цепляется за шею, тянется, дотягивается до уха и шепчет тихо-тихо имя:
— Райдо…
Его женщина спала, обняв подушку. Она обхватила ее и руками, и ногами, и во сне вздыхала, а еще улыбалась. И видеть ее улыбку было… странно.
Райдо смотрел.
Любовался.
И уговаривал себя, что утро ничего не изменит.
Ложь, конечно. И прежде утро меняло многое, оно возвращало краски, а еще столь неуместное порой чувство стыда. За ним следовало раскаяние, которое портило все. И упреки. Взгляды, преисполненные раздражения, потому как он, Райдо, стал не только причиной, но и невольным свидетелем чужого преступления.
Быть может, поэтому младшенький предпочитал не связываться с замужними дамами? Да и вовсе нанимал девиц. Платил.
Когда платишь — это честно, пусть и грязно…
Не те мысли.
Надо бы о доме. О непременном визите доктора, который наверняка не выдержит. Слухи расползаются по городу, будоража людей, подталкивая. И тот, кто затеял игру, не устоит.
Скорее всего, не устоит.
Приедет проверить. Убедиться, что слухи не лгут… и хорошо, что у людей обоняние слабое. Пса обмануть бы не вышло.
— Тише, — одними губами произнес Райдо, когда Броннуин завозилась в корзине. И подхватив ее на руки, поднял. — Она устала. Пусть поспит. Тогда добрее станет. Поверь моему опыту, выспавшийся человек на порядок добрее не выспавшегося.
Броннуин зевнула и сунула кулачок в рот.
— Сейчас… думаю, сегодня мне может полегчать настолько, что я выйду из комнаты? Ненадолго… к сожалению, надолго нельзя, а так бы я с превеликим удовольствием с тобой бы прогулялся… день, кажется, солнечным будет. И жаль его терять, но лучше один, чем всю жизнь.
Он говорил шепотом, а Броннуин слушала.
Всегда его слушала. Такая очаровательно внимательная. И ничего в ней нет от Брана. На Видгара, быть может, и похожа слегка, как он утверждает, но на Райдо похожа сильней.
Только-только рассвело.
Было по-утреннему прохладно, свежо. И Райдо остановился в коридоре, наслаждаясь этой свежестью, обилием запахов, скрытых звуков…
…жесткая щетка трется о решетку, счищая грязь. Хлопает дверь внизу… кто-то что-то несет… кто-то с кем-то говорит…
Надо бы на кухню, чтобы согрели молока.
И пеленки принесли.
Почему он, Райдо, няньку не нанял? Не сообразил… да и прежде Ийлэ няньку бы не подпустила к дочери. Но, может, передумает?
— Уже встали? — Видгар с трудом подавил зевок. А ему что не спится? И отвечая на молчаливый вопрос, Видгар из рода Высокой меди, признался. — Старческая бессонница… всю ночь ворочаюсь, а сна ни в одном глазу. Под утро засыпаю, просыпаюсь через час или два, если повезет… можно?
Райдо протянул ребенка.
— Ревнуете?
— Не знаю. Пожалуй, что да. Я привык, что она моя. И еще Ийлэ.
Видгар держал малышку бережно, и та не протестовала, но разглядывала уже его и шлепала губами, точно пыталась сказать что-то донельзя важное.
— Вижу, — Видгар сделал глубокий вдох. — В ваших отношениях с супругой наметился некоторый… прогресс.
Настроение сразу испортилось.
— Не та тема, которую я готов обсуждать.
— Не злитесь, — миролюбиво произнес Видгар. — Считайте, что я рад за вас…
— Даже так?
— Лучше, когда у ребенка нормальная семья, а не формальная.
С этой точки зрения Райдо проблему не рассматривал. Он вообще не рассматривал эту проблему, да и проблемой-то ее не считал.
— И еще, — Видгар посадил малышку на сгиб руки. — Я думал над тем, что вы рассказали. И пришел к выводу, что ваша альва — ключ ко всему.
— Именно, что моя.
— Помилуйте, я точно на нее не претендую. Не те годы. А денег у меня и своих хватает… этот клад… он опасен тем, что вещички будут слишком уж приметные… ну да не о том ведь речь. Вы не можете не понимать, что Ийлэ ему нужна. Вы пытаетесь защитить, но…
— Что предлагаете?
— Немного… развить вашу авантюру.
— Ийлэ…
— Не пострадает. Она как таковая не нужна… нужно намерение, — Видгар пощекотал малышку под подбородком и та рассмеялась. — Очевидное намерение… и немного денег, которые, скажем, я готов буду заплатить за свою внучку.
Глава 20
Ийлэ проснулась.
Встала. Умылась. Оделась. И серое ее платье с двумя десятками пуговиц представлялось Райдо броней. Мягкой, шерстяной, но удивительно прочной.
— Доброе утро, — он улыбнулся, надеясь, что на улыбку она ответит.
Кивнула.
И отвернулась:
— Тебе… не следовало вставать.
— Не следовало, — согласился Райдо. — Но я не хотел мешать. Ты так спала…
— Ты меня презираешь?
Ее не хватило на то, чтобы прятаться долго. И хорошо, потому что Райдо не был настроен играть в прятки.
— Я тебя люблю, — он подхватил эту упрямую женщину и поцеловал в нос.
— Это… это неправильно.
— Почему?
Нос она сморщила. И крепко задумалась над вопросом, ответ на который Райдо и сам не отказался бы получить.
— Не знаю, — сдалась Ийлэ и отвернулась. — Просто неправильно и… все это как-то неправильно с самого начала! Ты должен был меня ненавидеть…