…нет больше мамы.
А черпак вот остался.
И Дайна по-прежнему ловко орудует им, суп разливая.
Она молчит, но в молчании этом Ийлэ видится угроза. Она сидит смирно, боясь пошевелиться, движением спровоцировать Дайну, и дышать почти прекращает.
Глава 8
Альва ела очень медленно и аккуратно, изо всех сил делая вид, что не голодна, но ей и Нат-то не верил. Хмыкнул, отвернулся… недоволен.
Ничего, проглотит.
Сам вон в тарелке ковыряется, перебирает. Местная кухня Нату не по вкусу. Впрочем, здесь ему все не по вкусу, начиная с альвы.
Она зачерпывала ложкой суп, подносила к губам, едва заметно наклоняла голову, проверяя на месте ли Нат, точно подозревала его в желании эту самую ложку отнять, и после этого глотала. Зачерпывала другую… и в этом ритуале виделось многое.
Спросить?
Не расскажет. Ни про комнату, ни про… остальное. Замкнется, вернется на чердак и спрячется под треклятое одеяло, под которым и будет лежать, пока голод не выгонит.
Или малышка.
Та выросла, ненамного, но все же, и заметно потяжелела. Под подбородком наметилась характерная складочка, и на руках тоже, и сами эти руки более не походили на высохшие ветки… конечно, ей было далеко до племянников и племянниц, розовых и пухлых, напоминавших Райдо фарфоровых кукол.
И пахло все еще болезнью, но…
…малышка будет жить.
И альва тоже.
А остальное… у него есть еще время. Главное, чтобы тварь внутри Райдо с ним согласилась. Она ведь долго ждала, обождет еще пару месяцев…
…он страсть до чего хочет поглазеть на цветущие яблони…
Обед, сколь долго бы он ни тянулся, подошел к концу, и альва, выбравшись из-за стола, уставилась на Райдо… глаза какие зеленющие, раскосые, к вискам приподнятые. Скулы острые. И подбородок острый. И щеки все еще запавшие, но уже не настолько, чтобы к зубам прилипнуть.
— Хочешь уйти?
Она нерешительно кивнула.
— Иди. Я тебя не держу, а ее оставь, ей на чердаке делать нечего. Там сквозняки и вообще место для ребенка неподходяще…
Альва нахмурилась. И в этот момент сделалась невероятно похожа на Ната.
— Предлагаю перейти в гостиную. Слушай, чем обычно по вечерам тут заниматься принято было?
Он не думал, что альва ответит, но губы ее дрогнули, не то в улыбке, не то в болезненной гримасе:
— Мама… вышивала.
— А моя вышивать не любит… умеет, конечно. Она у меня все умеет, что положено уметь леди, но не любит. Букеты из перьев — дело другое. Ты бы видела, какие картины она составляет… а отец?
— Работал.
…не в том ли кабинете, который на самом деле кабинетом не был?
…и над чем он работал?
Мало информации. Ничтожно мало.
— А ты? — Райдо переложил малышку на второе плечо.
— Читала. Играла. Рисовала.
Короткие ответы. Сухие слова. И Нат не выдерживает. Всего-то шаг, но и его достаточно, чтобы альва обернулась, резко, сжимаясь в ожидании удара.
— Спокойно. Нат тебя не тронет… он старается выглядеть страшным, а на самом деле щенок… и да, альвов не любит, а ты не любишь псов, будем считать, что у вас, как это… паритет! Вот! — Райдо поднялся.
Больно.
Пока боль глухая, скорее даже отголоски ее, не позволяющие забыть, что болезнь не ушла. Отступила на дальние рубежи его, Райдо, истощенного тела. Но вернется.
Завтра.
Или послезавтра.
Или когда-нибудь… хорошо бы, после того, как яблони зацветут… до треклятой весны уйма времени, он все успеет.
— Что ж… слушай, а ты читала вслух или как?
— По-разному, — ответила альва. Она не сдвинулась с места, но вывернулась так, чтобы следить за Натом. И он, кажется, поняв, что воспринимают его как угрозу, застыл.
— Тогда почитаешь мне? А то с глазами какая-то ерунда… плывет все… и вообще, я сам не особо читать люблю, но если кто-то…
Альва не сразу, но кивнула.
Читала она негромко, но выразительно, и книга, взятая наугад, скучная до невозможности, постепенно оживала. Райдо вслушивался не столько в историю, которая была обыкновенна, не то о несчастной любви, не то о столь же несчастной жизни, постепенно впадал в дрему.
…а хорошо бы, чтобы так…
…вечера семейные, но не такие, как дома, когда к ужину следует всенепременно переодеваться, пусть бы и ужин этот проходит исключительно в узком кругу… за стол по гонгу, из-за стола — по гонгу… беседы исключительно на одобренные матушкой темы…
…наверное, в этом ничего плохого нет, но… душно…
Альва замолчала.
Смотрит.
Райдо приловчился чувствовать на себе ее взгляд, в котором… пожалуй, раньше была ненависть, а теперь… любопытство? Недоверие? Усталость… обнять бы ее, сказать на ухо, что закончилось все, и та война, которая большая, и собственная ее… и раны залижутся.
Быть может, еще до весны.
Так ведь не поверит. На ее месте он бы и сам не поверил, поэтому и сидит, притворяясь спящим. Малышка вот взаправду уснула, тепло ей, сытно… а молоко не допила, но и ладно, Райдо потом сам… хотя он молоко не любит, но это — вкусное.
— Устала? — спросил он, когда альва шевельнулась.
— Нет.
— Устала… если хочешь — иди, отдыхай, но… не надо снова на чердак, ладно? Там все-таки холодно. А в доме комнат хватает. Выбирай любую… если боишься чего-то…
…кого-то…
— …запирайся изнутри. Слушай, а… может, Марджут?
Альва фыркнула.
…но ночевать осталась в доме.
Несколько следующих дней прошли вполне мирно.
Альва облюбовала угловую комнату, сама перетащила в нее и одеяло, и подушку, и свитер Райдо, который надевала, пусть бы свитер этот был для нее чересчур велик. Она закатывала рукава и поднимала воротник так, что он прикрывал острые уши. Из-за воротника выглядывал кончик носа и зеленые настороженные глаза.
Ната она сторонилась.
И Дайны.
И пожалуй, Райдо тоже, но ему единственному позволяла подходить почти на расстояние вытянутой руки.
С ним и разговаривала, если чтение можно было назвать разговором. Она забиралась в кресло у камина, брала книгу, которая не стала интересней, и читала. Райдо же устраивался на полу.
Матушка бы не одобрила.
Ни альву, ни пол, ни книгу, лишенную поучительной компоненты. Впрочем, отчасти поэтому Райдо слушал. И ноги вытягивал к камину, надевал вязаные носки, купленные Натом в местной лавке. Носки были плотными, из толстых крученых нитей, и плохо тянулись, зато в них было тепло.
Свой дом.
Почему-то раньше он не воспринимал Яблоневую долину домом, скорее уж местом, где можно спрятаться от назойливой заботы близких и тихонько сдохнуть.
А теперь вот носки, камин и огонь. Малышка, которая дремлет на полусогнутой руке, по-прежнему легкая, что пушинка, но личико покруглело… смешно во сне губами шлепает, точно подбирает слова… во сколько дети говорить начинают?
Райдо вряд ли дотянет.
Жаль. Смешные. И эта не исключение. То хмурится, становится серьезной-серьезной, то улыбается широко беззубым ртом. Слюни пускает.
Вздыхает.
За ней интересно наблюдать, и за мамашей его тоже. Оборвала чтение на полуслове, сидит, смотрит, прикусив корешок книги. Страницы пальцем заложила.
Волосы отрастают у нее, черные и гладкие с виду, но на затылке топорщатся этакими вороньими перышками, а челка вот длинная, и прядки падают на самые глаза. Она их отбрасывает и, забывшись о том, что кругом враги, поглаживает переносицу пальцами.
И пальцы эти в подбородок упирает.
Думает.
О чем? Не скажет ведь правду…
Нат в углу прячется, у двери, и дверь приоткрыл, следит за коридором. Не потому, что опасности ждет — привычка такая, как и та, по которой он повсюду с собой таскает нож. Небось, и сейчас при нем. В рукаве старой кожанки? Надо будет купить ему новую куртку, с бахромой, чтоб как у шерифа… и ножны потайные, а то еще порежется ненароком…
…хотя нет, не порежется. Нат с ножом управляется куда лучше, чем с уборкой. Но альву он слушает. И взгляд от двери отводит, и почти расслабляется, почти верит, что опасности нет…