«Надо произвести на него впечатление, чтобы он написал домой о том, как я выглядела на балу в Ницце», – подумала Эми, примеряя перед зеркалом старое бальное платье Фло и набрасывая на плечи шарф из входящей в моду ткани «иллюзия». О, как восхитительно вырисовывалась на фоне этого белого облака ее золотистая головка! Она даже не стала мучить свои прекрасные волосы щипцами, а просто собрала их на затылке, как юная Геба.

– Не слишком модно, ну и пусть. Лучше так, чем выглядеть нелепо, – отвечала она на уговоры сделать завивку или заплести косу.

Не имея никаких драгоценностей, Эми приколола на пояс розовые азалии, а белизну плеч оттенила веточкой плюща. Глядя на свои атласные туфельки и любуясь своими аристократическими ножками, она не без грусти вспоминала о временах перекрашенных ботинок.

– Так… Веер подходит к цветам, перчатки – к брелоку, кружева на платке – ко всему наряду. Мне бы еще классической формы нос и рот, и я была бы счастлива, – сказала она, критически оглядывая себя в зеркале.

На балу Эми появилась оживленной и изящной; полагая, что при высоком росте ей подобает быть медлительной и величавой, как Юнона, она стала неторопливо прохаживаться взад и вперед по большому залу в ожидании Лори. Сперва она старалась держаться поближе к люстрам, чтобы свет падал на ее волосы, но потом решила, что не стоит производить впечатление в первую же минуту, и отошла в дальний конец зала. Оказалось, что удачнее и нельзя было придумать. Когда Лори вошел, он увидел ее стоящей возле окна, и стройная фигура в белом на фоне пурпурных портьер смотрелась как античная статуя.

– Добрый вечер, Диана! – произнес Лори.

Она отметила про себя, что он рассматривает ее не просто с интересом, а даже с удовольствием.

– Приветствую тебя, Феб! – ответила Эми улыбкой на его улыбку.

Он тоже выглядел необыкновенно элегантно, и, представив, как она войдет в зал с таким кавалером, Эми пожалела четырех невзрачных сестер Дэвис.

– Это тебе. Я сам их выбрал, ведь ты, как говорила Ханна, не любишь «подбирать стебелечки друг к другу», – и он подал ей изящный букетик в точно таком кольце, каким она однажды любовалась в витрине «Кордильи».

– Какой ты милый! – воскликнула она с благодарностью. – А я не подумала о рождественском подарке для тебя.

– Пустяки… Букетик не так уж и хорош, но ты – чудесное к нему дополнение.

– Ой, только без комплиментов.

– Разве тебе неприятно их слушать?

– От тебя – не очень. Звучит так ненатурально, мне больше по душе твоя студенческая грубоватость.

– Что ж, я рад, если так! – сразу повеселев, он помог ей застегнуть перчатки, а потом совсем прежним тоном, как дома, собираясь на товарищескую вечеринку, поинтересовался, хорошо ли повязан у него галстук.

О, что за общество собралось в длинной столовой гостиницы! Пожалуй, нигде, кроме континентальной Европы, не увидишь такого. Радушные американцы пригласили всех, с кем завели знакомство в Ницце. И, не имея ничего против аристократов, они пригласили несколько титулованных особ на свой торжественный бал.

Русский князь беседовал в углу с немолодой скандинавкой, напоминавшей своим видом Гертруду – мать Гамлета. Восемнадцатилетний польский граф увлеченно общался с дамами, которые нашли его «прелестным юношей», а невозмутимый немец в одиночестве обходил столы в ожидании ужина. Был тут и личный секретарь Ротшильда – большеносый еврей в узких ботинках, который держался так, словно это был не он, а сам его патрон. А еще были старый танцмейстер, лично знавший Наполеона, и одна британская матрона в окружении маленького семейства – из восьми человек.

Но особенно много было, разумеется, девиц: резвых американок, красивых и томных англичанок, некрасивых, но очаровательных француженок. Они все веселились в обществе молодых людей, а мамаши всех национальностей благосклонно взирали на них, расположившись вдоль стен.

Любая девушка может представить себе состояние Эми, когда в тот вечер она «появилась на сцене», сопровождаемая Лори. Она знала, что отлично выглядит, она любила танцевать, балы были ее стихией, и она наслаждалась тем удивительным ощущением власти, которое пробуждается, едва девушка вступает в новое и прекрасное королевство, в котором рождена владычествовать по праву молодости, красоты и женственности.

Ей было жаль сестер Дэвис, нескладных, неуклюжих и сопровождаемых лишь угрюмым папашей да еще более угрюмыми тетушками – тремя старыми девами. Проходя мимо этих бедных сестричек, Эми, как обычно, дружелюбно им поклонилась, и это было очень хорошо с ее стороны, так как дало им возможность рассмотреть ее платье и пробудило в них жгучее любопытство: что за представительный джентльмен будет сегодня с ней танцевать?

При первых же звуках оркестра щеки у Эми зарумянились, глаза засверкали, и она уже нетерпеливо постукивала ножкой по полу – о, она здесь научилась замечательно танцевать, и чем скорее Лори оценит это… И вдруг – легче вообразить, нежели описать то, что она пережила, когда Лори спросил совершенно бесстрастным тоном:

– Тебе хочется танцевать?

– О Господи! А что же еще делать на балу?

Лори понял, что допустил бестактность, и поспешил исправиться.

– Я имел в виду первый танец. Ты окажешь мне честь?

– Что ж, но тогда мне придется отказать графу. Он изумительный танцор, жаль было бы потерять такого партнера, думаю, однако, он меня простит, поскольку ты мой давний друг, – Эми, конечно, говорила все это неспроста: ей хотелось и произвести впечатление громким титулом, и заодно заставить Лори с собой считаться.

– Он – милый мальчик, но разве щупленький поляк годится в партнеры той, что

Эми показалось несколько надуманным это поэтическое сравнение.

В котильоне участвовали в основном англичане, и Эми пришлось проделывать вместе со всеми медлительные па, – а как бы ей хотелось сейчас пуститься в тарантеллу! Лори сразу по окончании котильона передал ее на попечение «милого мальчика», а сам пошел исполнять свой долг – приглашать на танец Фло. Он не попросил Эми оставить ему другие танцы, и она решила его наказать, раздав все танцы до самого ужина. Впрочем, она была готова его простить при условии искреннего раскаяния.

Когда он лениво, словно бы нехотя подошел к ней (вместо того чтобы броситься) с приглашением на очередной тур, она раскрыла перед ним свою бальную книжку. Он отошел, выразив сожаление. Но проносясь галопом в паре с польским графом, Эми взглянула на Лори и поняла, что он ничуть не огорчен ее отказом и что беседа с тетушкой Кэррол вполне его устраивает.

Нет, этого она не могла ему простить. И Эми демонстративно перестала обращать на него внимание, разве что роняла пару слов, когда между танцами подходила к своим родным, чтобы поправить свой туалет или перевести дух. Впрочем, она умело скрывала свое раздражение под маской веселья, отчего казалась еще обольстительней и счастливей. Она не просто хорошо танцевала, но была поистине артистичной в танце, получая удовольствие сама и доставляя его другим. Лори вдруг поймал себя на том, что неотрывно наблюдает за ней. Не прошло и двух часов, как он сделал неожиданный для себя вывод, что «маленькая Эми Марч превращается в очаровательную женщину».

Бал был великолепен. Рождественское веселье всех осчастливило и окрылило. Музыканты в упоении трубили в трубы, били в барабаны, водили смычками по грифам. Почти все танцевали, а те, кто не мог, восторгались танцующими. Девочки Девис, забыв, что у них нет кавалеров, весело порхали по залу. И только сиятельный тевтон, раньше других завладев накрытым к ужину столом, перезаказав все блюда, означенные в меню, ужасал прислугу производимыми опустошениями. Но воистину прославился на этом балу приятель Бонапарта. Невзирая на свой преклонный возраст и немалый вес, он скакал по залу, как мячик. Не зная новых танцев, он с чувством импровизировал, а за ним и остальные уже повторяли изобретенные им па. Это был какой-то новый Пиквик, только на французский манер.