– Сегодня новолуние, милая.

– Ничего не имею против, – прозвучало в ответ.

Затронуты были и другие столь же насущные темы, но вскоре запас их исчерпался. Джон пристроился возле окна, развернул газету и, как говорится, ушел в нее с головой. Мег заняла место у другого окна и с таким усердием пришивала розочки к своим домашним туфлям, как будто от этого зависела вся ее дальнейшая жизнь. Оба сохраняли спокойствие и при этом чувствовали себя очень неловко.

«Супружеская жизнь требует бесконечной любви и безграничного терпения», – вспомнились Мег слова матери. Потом припомнились и другие слова, которые были выслушаны когда-то «скрепя сердце»: «Джон хороший человек, но ты должна помнить, что у него есть недостатки, и мириться с ними, потому что ведь и ты не ангел. Он решителен и порывист, но если ты не будешь ему возражать, то и он не проявит упрямства. Он любит правду и требует и от других честности во всем. Не дай Бог тебе обмануть его словом или взглядом. Не будешь лукавить – и он станет доверять тебе и всегда поддержит в тяжелую минуту. Он человек с твердым характером – не как мы. Мы легко вспыхиваем и быстро остываем. А он лишь изредка впадает в гнев, но его гнев ох как нелегко погасить! Постарайся не сердить его. Ты должна любой ценой сохранять мир и счастье в вашем доме. Если вы оба в одинаковой степени не правы, попроси прощения первая. Остерегайся мелких ссор, размолвок и неосторожного слова. Бывает, долго приходится сожалеть о том, что было сказано невзначай».

Теперь, сидя перед окном и глядя на закат, Мег обдумывала эти материнские слова. У них с Джоном впервые произошла серьезная размолвка. Она вспоминала свои поспешно сказанные слова, и они казались ей глупыми и жестокими. Ей представилось, как он пришел усталый домой и застал этот ужасный кавардак. Она бросила на мужа нежный, полный слез взгляд – он не смотрел на нее. Тогда она встала и подошла к нему совсем близко – он даже не поднял головы. «Что ж, я прибегну к последнему средству!» – подумала Мег. И, склонившись над ним, она поцеловала его в лоб. О, десятки слов не сделали бы того, что сотворил этот покаянный поцелуй. Через минуту Джон держал ее на коленях и в свою очередь каялся и просил прощения:

– Я тоже виноват. С какой стати я посмеялся над ни в чем не повинными кастрюльками? Прости меня, дорогая. Это не повторится никогда.

О, это было самое замечательное на свете желе – оно подарило им вечер чудесного согласия и покоя.

Вскоре они пригласили мистера Скотта на семейный обед. Впервые Мег все сделала сама, без помощи прислуги. Она была так весела и обворожительна, что мистер Скотт называл Джона «счастливчиком» и всю дорогу сетовал на то, что должность и обязанности бакалавра не позволяют ему пока обзавестись семьей.

Осенью на Мег свалилось новое испытание. Салли Моффат возобновила с ней знакомство и стала часто заходить в «голубятню» выпить чашку чая. Иногда она тоже приглашала Мег в особняк Моффатов. Вначале Мег отказывалась, а потом зачастила к ней в гости. Джон засиживался на работе допоздна, и ей ничего другого не оставалось, как только заниматься рукоделием, читать или слоняться по дому.

Глядя на красивые вещи Салли, Мег порой немного жалела себя. Добрая Салли часто предлагала ей ту или иную вещь в подарок, но Мег наотрез отказывалась, понимая, что это вряд ли понравится Джону. Но однажды эта глупышка вдруг сделала то, что было гораздо хуже, чем принять дар от богатой подруги.

Она знала, какое жалованье получает муж, и ей было приятно сознавать, что он доверяет ей самое серьезное, по мнению многих, в семейных отношениях – финансы. Мег всегда могла взять деньги на личные расходы. От нее лишь требовалось, чтобы она записывала траты, платила каждый месяц по счетам и не забывала, что они не очень богаты. В первые месяцы замужества Мег была осмотрительна и бережлива, аккуратно вела расходную книгу и в конце месяца непременно показывала ее мужу.

Но однажды змей-искуситель соблазнил ее, как многих современных Ев, не яблоком, а женскими нарядами. Чтобы избежать сочувственных взглядов Салли из-за того, что Мег приходилось экономить каждый цент, она время от времени покупала какую-нибудь красивую вещицу. Потом она испытывала угрызения совести – ведь без этих безделушек вполне можно было обойтись. Но – успокаивала Мег себя – они стоили так мало, что вроде бы и не было оснований беспокоиться.

Однако таких покупок становилось все больше, потому что во время поездок по магазинам в обществе Салли выдержать роль пассивной зрительницы Мег никак не удавалось, а однажды она не устояла и сорвалась уже по-крупному.

Когда Салли в очередном магазине во время рождественской распродажи выбирала себе шелка, Мег глядела на всевозможные ткани и думала, что у нее нет даже приличного платья на выход. Единственное черное шелковое платье было очень простое и уже не новое, а в батистовых и кисейных можно появляться молоденьким девушкам, но никак не замужней даме. И тут ей на глаза попался прелестный светлый шелк. Обычно тетушка Марч на Новый год давала сестрам в подарок по двадцать пять долларов. Ждать оставалось всего месяц. Однако отрез шелка стоил не двадцать пять долларов, а вдвое больше. Джон всегда говорил, что его деньги – это и ее деньги. Но не слишком ли велики становятся ее траты?

Салли принялась изо всех сил уговаривать подругу купить понравившийся шелк и предлагала одолжить деньги. Искушение было так велико, что Мег не устояла. К тому же продавец так маняще встряхивал тканью и повторял: «Это же почти даром»… «Да, я беру его», – ответила Мег.

Вначале она радовалась покупке, но потом на душе у нее стало тяжело.

Приехав домой, она решила еще раз полюбоваться шелком, но он отчего-то перестал казаться столь уж неотразимым и вообще возникли сомнения, был ли он ей к лицу. Что уж говорить о цене, которая, казалось, большими цифрами вырисовывалась на полотнище. Мег убрала шелк в шкаф, но, стоило только открыть его дверцы, ткань сразу же напоминала о безрассудном поступке.

Когда вечером Джон достал расходные книги, сердце ее замерло. Впервые за месяцы супружеской жизни она боялась мужа. Его добрые карие глаза показались ей суровыми, а необычайная веселость внушала мысль, что он уже давно разоблачил ее и лишь до поры до времени не хочет этого показывать.

Увидев, что все счета оплачены и расходные книги в порядке, Джон похвалил ее. Но когда он захотел раскрыть старый бумажник, прозванный ими в шутку семейным «банком», Мег, зная, что там ничего нет, задержала его руку.

– Ты еще не посмотрел книгу моих личных расходов.

Джон никогда не просил ее показывать эту книгу, но она всегда настойчиво требовала, чтобы он заглянул туда. Ей нравилось наблюдать его изумление по поводу того, какие странные вещи порой привлекают женщин. Оказывается, без канта нельзя обшить блузку, а вот этот кусочек бархата с двумя ленточками – не что иное, как шляпка, и стоит пять долларов. Он и сам находил удовольствие в рассматривании всех этих женских причуд, с интересом выслушивал их названия и цены и изображал ужас от ее расточительности. Но на самом деле он очень гордился своей бережливой Мег.

Она принесла маленькую книжечку, положила ее на стол и, встав за спинкой стула, чтобы не встречаться с ним глазами, проговорила:

– Мне очень стыдно тебе это показывать. Я была безобразно расточительна в последнее время. Я уступила совету Салли и купила то, что мне не следовало покупать. На Новый год я получу в подарок некоторые деньги, и они позволят отчасти окупить расходы – но только отчасти. Знаешь, когда я сделала это, мне было страшно стыдно. Ты вправе думать обо мне плохо.

Джон засмеялся и повернулся к ней.

– Ладно, иди сюда. Наверно, речь идет о ботиночках. Если они в самом деле украшают твои ножки, я от души прощаю тебе потерю восьми долларов.

А Мег с ужасом ожидала, когда он увидит цифру «пятьдесят». Однако он смотрел на жену.

– Это не ботиночки, это гораздо хуже, – сказала она со спокойствием обреченной, – это новое шелковое платье.