Фактор потер пальцами веки. Мысли ворочались тяжело, борясь с седативным эффектом неведомого препарата, который еще содержала кровь. Пост охраны ведь совсем рядом, за кустами, через двор.

- Ты что же, ничего не видел?

- Туман, - парень ткнул карандашом в седые полотна, казалось, подползшие еще ближе.

Федор напряг память. Раньше, вроде, воздух был чистым. Или...

- Лилит говорила, она видела кого-то в тумане, - он уцепился глазами за лицо Края, пытаясь отыскать в нем что-то – звук капели, отражение кафельных стен, мокрый ситец.

- Она же сказала, показалось ей. Встать можешь? – Парень поднялся, спрятал карандаш в недра куртки-балахона и протянул длиннопалую руку.

Подобрав под себя непослушные ноги, Фактор ухватил холодную ладонь и поднялся. Молоко плескалось вокруг, грозя утопить их, как брошенных в полную кринку лягушек.

- А позвонить? Позвонить ты им не пробовал?

Край тряхнул длинными лохмами:

- А то. Связи нет, старик.

Федор нашарил непослушными пальцами телефон, выбрал последний вызов. Улитка наушника смущенно пискнула пару раз и заткнулась. Сеть не ловилась. Вообще. Усилием воли он подавил импульс засветить бесполезным мобильником в клубящуюся плоть белесого чудовища, проглотившего людей живьем.

- Зачем вообще этот придурок всех туда потащил? Наверняка «наши друзья», как ты выразился, давно уже в обезьяннике отдыхают. Кстати, а ты-то что не с ними? – Фактор подозрительно уставился на Края, заталкивавшего в рюкзак одеяло, лежавшее на коврике.

- Не знаю. Может, надо было тебя тут одного загорать оставить? – Край бросил косой взгляд через плечо и принялся возиться с воздушными клапанами на лежаке. – А насчет обезьянника сомневаюсь я. Ребята как ушли, тихо все было, даже дверь нигде не хлопнула.

- И что, ты не пробовал пойти посмотреть? – Федор опустился на корточки и принялся помогать сдувать коврик.

- Вообще-то, - Край сердито тряхнул головой, смахивая с лица непослушные космы, - меня оставили следить, чтоб с тобой чего не случилось. Не то, чтобы я горел желанием, но остальные напрочь ушли в отказ.

- Ох, и что же это такое страшное могло со мной тут случиться? – Усмехнулся Фактор, скатывая коврик в тугой сверток. – И чем бы ты, - он сделал ударение на «ты» и заметил, как темные глаза блеснули из-за прикрытия челки, - смог мне помочь?

- Ну, с остальными случилось же что-то, - голос Края звучал безразлично, но возиться со снаряжением парень перестал. – И теперь, когда ты снова бодр и весел, я собираюсь выяснить, что именно.

Он встал, снял фильтр с фонарика и направил голубоватый луч на стену тумана. Свет потерялся в ноздреватом нечто, из которого проглядывала темная, растрепанная фигура. Ситцевое платье, путаница синих вен, капель... Федор с трудом сглотнул и дрожащими пальцами засунул скатку в рюкзак. Кусты. Это просто кусты шиповника.

- Хочешь, я расскажу тебе, что с командой Шивы? – Федор так резко защелкнул застежку рюкзака, что прищемил себе палец. – Будем считать это благодарностью за проявленную заботу.

- Никак вы раскрыли очередной комплот, мистер Бонд?

Луч фонаря ударил в лицо, вынуждая Фактора зажмуриться.

- Не паясничай, тебе не идет, - он встал, уклоняясь от слепящего света. – По-моему, очевидно, что ребята, как это вы говорите, спалились, охранники их повязали, выяснили, что нас было шестеро, и теперь спокойно поджидают, когда остальные двое придут на выручку, чтобы всех скопом сдать органам.

- И почему ты в этом так уверен? – Край подступил ближе, но фонарем больше не слепил.

- Да потому, что Шива сам говорил – там камеры у подъездов. Допустим даже, наших героев просмотрели из-за тумана. Но как ты себе представляешь разговор геймера, гопника, бейсерши и социофобки с мужиками, вооруженными отнюдь не ампулами с транквилизатором?

В лице у Края что-то изменилось, тени заиграли под скулами.

- У меня плохо с воображением. Но ты ошибся. Шива – не геймер. Он хакер, - Край с усилием поднял с земли набитый рюкзак и сунул его Федору. – Этот техно-гений подключился к их сети через свой планшет. Не знаю, чем у него машинка напичкана, но он перевел камеры в режим повтора, так что они теперь одну и ту же картинку по кругу гоняют. И всю входящую-исходящую коммуникацию тоже взял под контроль.

Фактор перекинул рюкзак за спину и вытащил из кармана телефон. Экран все еще извещал об отсутствии сети. Может, это тоже проделки индийского бога? Может, он глушилку какую врубил?

- Все страньше и страньше... – пробормотал Федор себе под нос и направился в обход шиповника.

- Ты куда? – Край потопал следом, луч фонаря заметался между туманных простыней.

- Да все туда же, - его еще немного качало, но тяжесть за спиной придавала устойчивости и уверенности в том, что эта реальность не имела ничего общего с капающими соленой водой выходцами из прошлого. Еще бы вот нож вернуть... Но это потом.

Кусты кончились неожиданно. Молочная пустота, заполнившая их отсутствие, напоминала густой тюль на окне, выходящем в ночь. Он протянул руку, чтобы убедиться в том, что это всего лишь иллюзия.

- Ты что, правда, хочешь помочь им? – В голосе Края звучало неприкрытое недоверие. Наверное, бедняга думал, что спутника придется долго уговаривать. В свете фонаря пальцы Федора блеснули влагой. Он поднес ладонь к лицу, не задумываясь лизнул кожу. Соль.

- Я просто не хочу сойти с ума.

«...тех

не слышит ни высота ни ангел

ни ближний не прикасается ни дальний

не откликается

и никакое тепло не выходит из их числа»

Они обходили двор гуськом, прижимаясь к шершавым спинам домов. Те покачивались мерно в темноте, как бока спящих слонов, и были теплыми наощупь. Морщины в их коже вели к цели вернее нити Ариадны. Арки, соединяющие гигантские тела, гнулись верблюжьими горбами, и караван бесконечно шел на желтый огонек – выход из лабиринта ночи.

Динго казалось, будто каждый новый шаг между каменных ребер мастодонтов делает ее легче, и скоро ее понесет по воздуху, как шарик на веревочке, конец которой сжимает горячая рука Еретика. Тьма наполняла, распирала, как веселящий газ, который отправлял в полет мужчин и женщин на полотнах Шагала. Тьма давила изнутри на глазные яблоки, заставляя лимонадные пузырьки лопаться на них разноцветными всплесками.

Одичавший газон порой брал на себя роль погонщика и хлестал по лицу и рукам тонкими лозами, но Динго парила уже высоко в тополях, поднимавшихся вавилонскими башнями над крышами пятиэтажек. Сверху она видела все – процессию слонов и дромадеров, оазис заросшего двора и Края – крошечную точку на краю покидаемой ею орбиты. Его взгляд будет той пуповиной, которая притянет ее обратно из вакуума ночи. Он увидел ее, впервые. Между джомолунгмами слоновьих спин и удавов, их проглотивших, увидел и занял ее место. Он остался в пустыне сторожить спящего удава. А ведь там хотели оставить ее, потому что всем нужно было найти выход из этой ночи, и никто не верил, что она сможет пройти весь путь до конца. Но Динго знала: она сможет. Теперь сможет.

Она парила и ловила радиоволны растрепанными ветром волосами, и слушала новости от мира сего. Это было проще здесь – на темной стороне Земли. Электрический шум города, расползшегося раковой опухолью до самой колючей проволоки, доносился и сюда, но встающая до небес пустота ночи заглушала его, душила мягкой толстой подушкой. Город вонял и бился в судорогах, борясь за дыхание, но Динго не слушала его частоту. На внутренней линии Шива говорил с Лилит. Они обсуждали, что делать с людьми, охранявшими выход из лабиринта, и Динго было смешно. Она кусала губы, подавляя звуки своего понимания, которое эти двое не разделяли. Чтобы добраться до выхода, сначала придется кого-то убить. Надо убить чудовище.

Честно говоря, Еретик не мог понять, на фига Шива решил тащить Динго с собой. По его мнению, с таким же успехом ее можно было оставить загорать на лужайке вместе с бесчувственным Фактором и чуть более живым Краем. Да, конечно, она уложила их второго лучшего бойца – первым он считал себя самого – но рассчитывать на то, что блаженная повторит этот подвиг, все равно, что передать руль слепому. Ведь если бы он не держал ее потную ладошку, девчонка уже пять раз бы нос расшибла и еще десять ногу подвернула – была у нее удивительная способность находить в темноте все ямы, выбоины и стоячие лужи. Хорошо хоть не хныкала, пропащая душа.