- Игнат! Игнат!

Если бы она могла сказать ему, хотя бы один единственный раз...

Где-то в недрах пустого дома пронзительно затрещал телефонный звонок.

Край вздернул голову: послышалось ему или...

- Это не нам, - уверенно бросил его собеседник.

- Откуда вы знаете? – Край двинулся было к двери, да споткнулся о собственную мысль: разве тут не отключены телефоны? Или это аппарат в комнате охраны? А может, заработал мобильник у кого-то из ребят?

- Здесь вам не тут, и тут вам не здесь, - ехидно бросил старик ему в спину.

- Что вы хотите этим сказать? – Край повернулся к креслу-каталке со странным чувством, будто калека роется в его мозгу корявыми когтистыми пальцами.

- Для здесь все равно, есть ли вообще этот дом или вот это дерево, - старик слабо махнул на что-то в ярком пятне окна, - или даже Врата. Я, например, лично уверен, что ничего этого здесь не существует, включая меня самого. Забыт и вычеркнут из времени, я теперь тутошний, точка.

Край потер виски. Телефонная трель вонзалась прямо в кость черепа, заставляя вибрировать что-то внутри.

- Но если мы не здесь, то где же?

- Я-то тут, - старик многозначительно поднял иссушенный временем палец. – В тени шелковицы жду пения трубы. Вопрос в том, где ты, юноша.

Если бы Фактор верил в бога, он мог бы сказать, что Всевышний ответил на его молитвы, - недаром его так активно поминали вопящие из динамиков торчки. Едва Федор перекрыл им кислород, закрутив звук, до ушей донеслась далекая, но такая отрадная телефонная трель. Где-то в этом доме с привидениями была связь с внешним миром, и этой связью он вознамерился воспользоваться.

- Потерпи, парень. Я быстро, - бросив последний взгляд на по-прежнему бесчувственного Края, Фактор выскочил за дверь.

Телефон стоял на столе в центре пустой комнаты, стоял так, будто специально ждал только ее. Судя по его виду, делал он это уже давно – вместо сенсорной панели или даже кнопок его украшал диск с дырочками, в которых прятались когда-то черные, а теперь грязно-бурые цифры. Казалось, округлая желтоватая трубка подрагивала, испуская заливистый зов. Черные пальцы легли на холодный пластик, назойливый звон прекратился.

- Алло?

- Лилит, это я, Игнат.

Фактор остановился, запыхавшись. Он бежал вверх, перепрыгивая через две ступеньки, когда телефон внезапно затих. В ушах пел высоковольтный провод тишины, да молоточками стучала кровь. Что, если ему просто почудилось? Вроде как эта постоянная капель... Нет. Нет! Это должно быть где-то здесь, поблизости, иначе бы он просто не услышал звонка даже сквозь «бумажные» стены хрущевки. Он поднялся на площадку и толкнул дверь квартиры с покосившейся цифрой «восемь».

- Я хотел тебе сказать...

- Я хотела тебе сказать...

Слова столкнулись, запутались буквами. Оба замолчали, давая другому время продолжить, и снова начали одновременно:

- Давай ты первый...

- Ты первая...

Снова молчание, только слабый шорох в трубке, будто прилив, навечно заключенный в раковине. Наконец волна вынесла на берег слуха жемчужины.

- Смерть – это больно, - низкий глуховатый голос Игната. – Я не хотел умирать.

- Прости, прости меня! – Заторопилась Лилит. – Я думала, у меня будет много времени, чтобы тебе это сказать, но я ошибалась. Это самая страшная моя ошибка. Время – оно осталось, а тебя больше нет. Я должна была сказать тебе тогда... – она замялась, сознавая, как плоско и банально прозвучат ее слова. Почему, когда люди говорят о самом важном на свете, они делают это одинаково? Тысячелетиями повторяют одну и ту же короткую фразу, затертую языками, как серебряная монета, давно потерявшая свой первоначальный вес.

- Ты сказала мне это. Один раз, - голос Игната звучал так, будто он улыбался. – Помнишь, когда?

Лилит мучительно напрягла память. Нет, это невозможно, она никогда бы такое не забыла. Слишком серьезно относилась она к большим словам, а «люблю» было из их числа. Тяжелое и гладкое, как синий кит, оно не могло выскользнуть из ее рта незамеченным.

- Не помнишь, - он не злился, скорее поддразнивал ее, как это частенько случалось раньше. – Вот что бывает, когда упьешься в муку.

В обществе Игната «упилась» Лилит только однажды, причем в муку - это еще мягко сказано. Она уже не помнила, какой был повод, да и вообще мало что помнила из событий той ночи, кроме безумного секса в ванне с продолжением на кухне, где она и вырубилась – прямо на узком топчанчике у загруженного грязной посудой стола. Значит, тогда.

- И ты поверил мне, пьяной-то? – Спросила, сама еще не веря поднимающемуся из живота облегчению.

- In vina veritas, - усмехнулся Игнат, - что в переводе с латыни значит «лучше пьяное признание, чем никакого».

- Это была правда, - выдохнула Лилит все накопившееся в ней тепло. – Блу, демоны – это просто работа, которую требовалось сделать. Я думала, что, когда все закончу, смогу вернуться к тебе, но...

- Я тоже был для тебя работой?

Она боялась этого вопроса, но лгать теперь было немыслимо.

- Только в начале. Пока не узнала тебя по-настоящему.

Вот так. История повторяется. На экраны выходит римейк. Телохранитель влюбляется в Уитни, снайпер – в свою мишень. Как ее с Игнатом угораздило затесаться в мелодраму?

- А своих товарищей ты успела узнать по-настоящему?

Лилит нахмурилась, прижала трубку плотнее к уху:

- Каких товарищей?

- Тех, с которыми сюда пришла.

Лилит невольно оглянулась через плечо, будто там, на пороге могла стоять вся компания сталкеров с Шивой во главе:

- Откуда ты... Почему ты спрашиваешь?

- Да так, - Игнат хмыкнул, или это в трубке зашуршало. – Просто интересно, помешает ли это тебе их предать.

- Не знаю, где я, но зато точно знаю, где хочу быть – как можно дальше отсюда, - Край отвернулся от старика, казавшегося черным провалом на светлом фоне окна, и шагнул к выходу из комнаты. Поздно. Облупленная дверь стремительно скрывалась под сиреневыми обоями в ржавых потеках: вспучившееся бумажное полотно лезло со всех четырех сторон, будто кожа, в темпе ускоренной съемки затягивающая рану. Край бросился к дверному проходу, ставшему стеной, зацарапал гнойно пузырящуюся преграду, подцепил ногтями, рванул... Клок обоев остался у него в руках. С окаменевших от старого клейстера газет посыпалась под ноги штукатурка вперемежку с дохлыми мухами. Нет... Нет, это не газеты. Слишком неровные строчки в колонках. Да и не колонки это вовсе – строфы, а в строфах такие знакомые слова.

ты не туда попал:

в колодце ушла вода

в колодце железный пол

колодец стоит столбом

- Как можно дальше тут не пройдет, - захихикал сзади калека. Пружины кресла издевательски поскрипывали в унисон.

Край заметался по периметру комнаты, простукивая стены, обдирая полосы ржавой бумаги, усеянные паучьими яйцами и словами, - всюду была сплошная стена слов. Он даже в окно выглянул, единственное свободное место, отпихнул каталку с ее вонючим обитателем – высоко, не выпрыгнуть. Обессилев, сполз спиной по строчкам, обхватил исцарапанными руками колени:

- Что же, выхода нет?

- Все зависит о того, куда тебе надо, - старик с трудом подкатил кресло на старое место, толкая колеса высохшими, похожими на тараканьи лапки ладонями. – И надо ли вообще.

- Надо, - твердо произнес Край. – Мне надо во Врата.

- Зачем? – Уродливая голова качнулась. – Подохнуть ты можешь и здесь. Тихо, никого не беспокоя. А я подожду тебя под шелковицей.

- Я не собираюсь подыхать, - огрызнулся Край.

- Да ну? – Бельмастые глаза прищурились, ловя его на прицел.

По спине сороконожкой побежал холодок: неужели этот полутруп догадался?

- Не сейчас, - нехотя пояснил Край. – Меня ждут товарищи. Да! Наверняка, меня уже ищут.