- А ты? Зачем ты это сделала?

Его взгляд опустился к ней на колени. Только сейчас Катя поняла, что ее руки сжимают неожиданно пухлую тетрадку, в которой когда-то не хватало половины листов. Она полезла в карман джинсов, но обгорелый обрывок пропал, как и многое другое. Динго протянула блокнот Краю:

- Ты не мог бы прочесть мне что-нибудь? Например то, про ангела, где «ты – все дороги»?

Поэт полистал ушастые страницы, будто не узнавая. Дернул головой в знакомом жесте, откидывая волосы с лица.

- Я прочитаю, но лучше другое.

...мне снится это свидание и ранящая ткань

но сон создал тончающую душу свечки чтобы она любому говорила твой лес для бабочек

моих – сам воздух

он сотворил утешную листву прозрачную и долгую прогулку внутри цветения он был и звал

чудесный мир и говорил твой лес для бабочек моих воскрес – идём?[1]

- Ну и где остальные?

Он сказал это не потому, что именно такой вопрос имел больше всего смысла. Главное было - услышать звук своего голоса. Убедиться в том, что у него еще есть органы, необходимые для производства звука, а значит – и тело, эти органы содержащее. Главное было - разбить необыкновенную, оглушительную тишину.

Здесь говорил только ветер, качающий громаду воздуха и головки цветов. Алый ковер маков, простиравшийся во все стороны до страшно далекого горизонта. А в центре, как солнце с луной на средневековом небесном атласе, торчали Федор с Лилит, окруженные бесконечной маковой вселенной. Мечта нарко-маньяка. Адам и Ева на Елисейских полях, прыгнувшие из осени в не отцветающую весну.

- Меня больше интересует, где мы? – Девушка приложила ко лбу ладонь, защищая глаза от яркого солнца.

- В раю? – Предложил Федор.

Лилит фыркнула и щелчком сбила с рукава какую-то букашку:

- А где змей-искуситель? Или хотя бы яблоня, а то у меня аппетит разыгрался.

Как всегда, капитан Григорьева раздражающе права. Вот с чего, например, он вообще взял, что это маки? Федор сорвал цветок, растер нежные лепестки между пальцами. Запаха нет. А маки вообще пахнут? Пес его знает, никогда не был силен в ботанике. Заглянул, щурясь, в небесную синеву – глубокую, неестественно яркую. А почему, собственно, неестественно? Людям свойственно объяснять незнакомое через уже известные им вещи. Но что ему известно о небе? Если раньше он не наблюдал такой интенсивной расцветки, почему это должно значить, что он смотрит на небо иного мира? Может, привычный к жизни в городе, где взгляд всюду натыкается на дома, он просто не обращал внимания на то, что происходило у него над головой? Или, может, тут просто воздух чище, без обычного смога?

- Стоя тут, мы ничего не выясним, - Федор слазил в карман за компасом в ударостойком корпусе. Стрелка уверенно нашла север. Обнадеженный, он вытащил из-за пазухи телефон. Сети нет. Рай - без мобильной связи?

- Куда предлагаешь податься? – Лилит сорвала пурпурный цветок и заткнула его за ухо. Фактор невольно сглотнул – трепетные лепестки заставили кожу девушки мягко светиться, будто питая ее кровяным соком. Он принялся деловито изучать компас.

- Ну, раз ориентиров никаких нет... Почему бы не пойти на север?

- Север так север, - неожиданно легко согласилась Лилит.

Вообще-то, ему тоже было все равно, куда идти. Лишь бы с ней.

- Эй, молодежь! А ну-ка подвинься! – Тетка в розовой пластиковой косынке плюхнула на скамейку гроздья пакетов и неодобрительно смерила Павла слезящимися очками. – Пожилым место дайте и инвалидам.

Лавочка чуть не прогнулась под мощным задом. Край сунулся было за своей красной книжечкой, просто чтобы посмотреть на физиономию «инвалидки» при виде удостоверения, но в кармане зияла присутствием только здоровенная дыра. Динго, выскочившая из-под натиска пакетов, смятенно переминалась на тонких оленячьих ногах.

- Идем! – Он ухватил девушку за руку и вытащил в мокрую свежесть. Поток прохожих подхватил их, повлек по-новому знакомыми улицами, обдавая радужными фонтанами из-под машин и запахом горячих пирожков с неопределенной начинкой.

- Куда мы? – Засмеялась Динго, перепрыгивая лужу. Она раскраснелась, капли дождя сияли алмазами в короне осенних волос.

Не отвечая, он потащил ее к ближайшему входу в подземку. За стеклянными дверями торчала стойка с бесплатными газетами. Бросился в глаза изумрудно-зеленый заголовок – «Метро». Ввинтились в горячий машинный воздух, изображая пассажиров. Страницы пахнули типографской краской, запачкали пальцы.

- Смотри, дата завтрашняя, - ткнула Динго в мелкие цифры: 23 сентября 201... И тут же поправилась. – То есть уже сегодняшняя.

Павла больше интересовали заголовки. «В Петербург приходит бабье лето», «Студент сломал челюсть профессору», «Новая стоматологическая клиника открылась на Юго-Западе»... Ни слова о Вратах или сталкерах. Он уже хотел бросить газету обратно в стойку, когда его руку перехватили холодные пальцы:

- Подожди! Что это?

Взгляд Края скользнул по полосе с международными новостями. «Вирус погрузил в хаос Лондон: пэй-эпп очистил счета горожан», «Рободог загрыз кошку Танико-сан»... Хм, что за хрень? «Бейс-джампинг вошел в программу экстрим-олимпиады 201... На очереди сверхзвуковые прыжки», «Всемирная конференция по дырочной телепортации пройдет в Петербурге».

Глаза метнулись от страницы, встретились с голубыми радужками Динго, подернутыми рябью испуга, как лужи на ветру. Рука сама потянулась за телефоном, сунула в покрасневшую девичью ладошку:

- Звони.

Динго затрясла головой:

- Ты первый.

Павел надавил на иконку с лицом матери, в наушнике заиграла незнакомая мелодия.

Стрелки на часах бегут по кругу,

Все проходит - прежним я не буду.

Может быть, я стал немного старше,

Может быть, мне стало просто страшно[2].

Корпус мобильника заскользил во вспотевших пальцах, и Край поспешил уронить его в карман, переключив на хэнд фри. Мать взяла трубку на припеве. Протяжное, чуть в нос «алё-о?» принадлежало ей так же несомненно, как пятна – лунной поверхности.

- Мам, это я, - хрипло выдавил он.

- Паша? – В голосе на том конце линии не прозвучало ни удивления, ни тревоги. – Как прошел день рождения? Да, ты не купишь молока по пути домой? Два пакета. Только «Буренку» не бери... Не забудешь?

- Ка... какой день рождения? – Поперхнулся Край.

- Павел, ты что, там пил? – Посуровел мамин голос.

- А... мня, - промямлил он, лихорадочно соображая, и выпалил на удачу. – Я только пиво.

Последовала вполне предсказуемая отповедь. Только вот вместо привычных «как ты себя чувствуешь?» и «алкоголь раздражает почки» мать напирала на то, что какой-то Андрей дурно на него влияет, и что, мол, в следующий раз никаких ночевок у товарищей посреди учебной недели.

- Ну, что там? – Динго от нетерпения переминалась с ноги на ногу, будто вот-вот описается.

Край пробормотал что-то невразумительное в микрофон и нажал отбой.

- Сама попробуй.

Девушка взяла телефон так осторожно, будто это была ядовитая змея. Вздохнула, огляделась по сторонам. Дождь пошел сильнее, и дожидавшиеся автобуса граждане забились за стеклянные двери, оттирая Павла с Катей в угол.

- Ты что, номер забыла?

Взъерошенная голова качнулась из стороны в сторону, палец заскользил по экрану, набирая цифры. Бледное личико застыло тревожным дорожным знаком – треугольным и белым, в обрамлении красных волос. Павел видел, как шевельнулись обветренные губы, но слов не разобрал – в метро ввалилась шумная компания, стряхивая зонты. Он едва увернулся от каскада воды, спрятавшись за толстяка с портфелем. Вынырнул из-за плащевой спины, когда опасность миновала, и обнаружил застывшую с телефоном в руке Динго. Больше всего она походила на Красную Шапочку, встретившую в лесу василиска. Повалившие к подошедшему автобусу граждане натыкались на каменные плечи, давили каменные ноги, но девушка только пялилась круглыми глазами в точку чуть дальше своего носа.