А ещё я опасался увидеть головы зомбаков, лезущих следом. Не то чтобы я их боялся, но не хотелось выслушивать их жалобы и мольбы обогреть…

Вру. Боялся. И даже готов был срубить вершину берёзы, если бы понадобилось и если бы было чем.

Но это так, минутная слабость, потому что Григорий Ефимович понял мои переживания и сказал:

— Им нет пути сюда, это дерево не для них.

— А для кого? — спросил я, уже зная ответ.

И я не ошибся. Григорий Ефимович посмотрел на меня с грустью и сочувствием и сказал:

— Для нас. Нас тут ждут.

От того, как он это сказал, у меня в печёнках кровь застыла.

А Григорий Ефимович повернулся ко всем.

— Отдыхаем час. Больше нельзя. Чем быстрее мы отсюда выберемся, тем лучше. Можно подремать. Здесь сейчас безопасно. А потом пойдём.

Я смотрел на укладывающегося Григория Ефимовича, на Агафью Ефимовну, уставшую, но по-прежнему уверенную в себе, и понимал: они знают, что тут родной дом Велеса. А ещё знают что-то такое, отчего у меня скребло на душе и хотелось выть.

Час пролетел, как одно мгновение. Не скажу, что я так уж и отдохнул. Телом может быть, а вот душа изнылась. Как там мама с папой и Сонька в застенках у Сан Саныча… Вдруг он их пытает? С него станется! Вон сколько спецназовцев нагнал, чтобы нас, безоружных парней, схватить! Теракт устроил, людей не пожалел, так что и на пытки пойдёт! Дырки в стене допросной не сами по себе возникли… Да уже одно то, что мои в застенках… А Сонька так вообще малышка ещё. Неужели и её этот гад… Если так, то голову ему по частям разберу…

Я в который раз попробовал связаться телепатически со своими, но то ли из этого мира с нашим не было связи, то ли постоянные вздохи Чёрного не давали сосредоточиться…

Я сначала хотел попросить бога вздыхать потише, но потом пожалел. Ему тоже не сладко приходится. Родители предали, а теперь — вот он дом, но как туда после их предательства войти? Получается, у него и дома-то, по сути, нет. А я в относительной безопасности. Мои только… Всё равно, ему хреновей, чем мне. Моим Сан Саныч скорее всего ничего не сделает — ему нужен я.

Наверное, не сделает… Есть такой шанс.

Хотя, находиться в застенках спецслужб уже само по себе боль.

Я вспомнил цепочку автоматной очереди в допросной и усмехнулся своим попыткам спрятаться от правды — «декор», твою мать!

Убью гада! Как только доберусь до него, так сразу убью!

Но нужно ещё добраться.

Поэтому едва Боря скомандовал подъём, я не стал разлёживать, а сразу вскочил.

Дёма в этот раз в качестве проводника не понадобился. Григорий Ефимович уверенно показал, в какую сторону нужно идти. Чёрный согласился с направлением. А Дёма в моих руках потянулся сладко и продолжил спать, паршивец маленький. Пусть спит, он заслужил.

Через какое-то время Ритка спросила у Григория Ефимовича:

— А мы точно идём куда надо? А то тут во все стороны одинаково…

Я огляделся — берёза исчезла, и вокруг простиралась ровная белёсая пустыня — ни кочки, ни деревца, ни строения, ни возвышенности — ровно, серо, слегка пушисто. И сумеречно. И никаких ориентиров!

«Может, сумерки скрадывают предметы, а Даждьбог видит их божественным зрением?» — предположил я, но ответ Григория Ефимовича Ритке меня удивил.

— А тут в какую сторону ни пойди, придёшь к дому Мораны и Чернобога.

И вдруг Григорий Ефимович остановился и подозвал нас всех.

Собственно, мы далеко и не расходились, старались держаться поближе друг к другу — мало ли что?

— Хочу предупредить, — сказал Григорий Ефимович, когда все взгляды оказались направлены на него. — Сейчас мы окажемся в доме наших врагов. Что бы там ни происходило, запомните: вы не должны ни есть, ни пить ничего из здешней пищи, иначе тут и останетесь! Вы должны уважительно относиться к хозяевам этих мест, потому что в их власти пропустить нас к привратнику или не пропустить. И третье, помните: в мире всегда есть и чёрное, и белое. У всего, абсолютно у всего две стороны. Вас будут испытывать, каждого в отдельности. И от того, какое решение вы примете, будет зависеть, выйдите вы отсюда или нет, — Григорий Ефимович помолчал и негромко добавил: — Помочь вам не в моей власти, простите. Каждый должен сделать выбор самостоятельно.

— А зачем мы тогда туда идём? — спросила Ритка, озвучив вопрос, который был у всех.

— Другой дороги нет, — со вздохом ответил Григорий Ефимович.

Постоял ещё немного и пошёл дальше.

Я физически ощущал груз, который тащил на своих плечах Даждьбог. Он, бог, заботящийся о своих людях, вёл нас туда, откуда, возможно, не все вернутся. Знал об этом — и вёл…

Я шагал следом за ним и думал, смог бы я вот так вести за собой людей, понимая, что многие могут остаться тут на веки вечные, но шанс выбраться есть у всех. Смог бы взять на себя такую ответственность?

С другой стороны, остались бы мы у берёзы, и что? Тут хочешь не хочешь, а надо идти. И проходить эти грёбаные испытания.

А Григорий Ефимович чуть сбавил шаг, поравнялся со мной и сказал:

— Влад, я хочу, чтобы ты знал: я очень рад, что мы с тобой познакомились, что шли рядом, и что ты был моим учеником.

Меня от его слов аж передёрнуло.

— Вы прощаетесь что ли со мной? — возмутился я. — Уже списали?

— Нет, но… — попробовал объяснить Григорий Ефимович.

— Не дождётесь! — закричал я и прибавил скорости, а потом и вовсе побежал, не заботясь о том, что обогнал всех.

Всё равно все дороги тут ведут к Чернобогу с Мораной. Всё равно, как сказал Григорий Ефимович, все придём куда надо.

От моего бега растрясло Дёму. Он впился когтями мне в руку и жалобно замяукал.

Мне не хотелось сбавлять шаг, не хотелось, чтобы парни видели мои слёзы.

Нет, я не плакал, но, блин, тот, кого я считал учителем, уже похоронил меня.

Я, конечно, разгильдяй, но это не значит, что я не справлюсь с испытанием. А Григорий Ефимович, получается, не верит в меня.

«Он в тебя верит», — вздохнул Чёрный.

— Тогда что всё это значит⁈ — закричал я.

Но Чёрный опять замолчал.

— Ты тоже думаешь, что я останусь тут? — спросил я у Чёрного.

«Тут другое», — ответил Чёрный и снова погрузился в раздумья.

И тогда я взбесился:

— Я что, клещами должен из тебя вытаскивать?

«Ты знаешь, зачем Даждьбогу подвал?» — ответил вопросом на вопрос Чёрный.

Я сразу понял, какой подвал он имеет ввиду.

— Ну? — поторопил я Чёрного.

«С тех пор, как боги собрались и поставили купол над Рувенией, между богами существует Договор…»

— Какое отношение это имеет к подвалу? — перебил я Чёрного.

«Прямое, — ответил Чёрный. — По Договору ни один бог не может стать причиной гибели другого бога. Иначе наступит конец всему».

— И?

«Я по своей глупости и неосторожности стал заложником Даждьбога».

— Я это уже знаю.

«И не просто заложником… Я потерял тело».

— Как это? Ты разве не всегда был таким?.. — удивился я.

«Нет, — с горечью ответил Чёрный. — Леля не дала мне умереть, но тела я лишился».

— Как так вышло? — растерялся я, понимая, что страдания Чёрного были серьёзней чем мне представлялось.

«По глупости, — ответил Чёрный. — По моей самонадеянности и глупости»

Про самонадеянность и глупость мне было понятно — из-за меня мы тут, из-за меня страдают мои близкие, из-за меня…

Я вспомнил про Григория Ефимовича, и в душе снова поднялась волна раздражения.

— Это всё интересно, но причём тут… — я махнул рукой, мол, всё это.

Но Чёрный продолжил, как будто не слышал меня.

«Бог без тела может жить некоторое время, но, чем дольше он отделён от телесного мира, тем сильнее проявляется его хаос, и тем ближе он к гибели. Даждьбог с Лелей приготовили для меня камеру, чтобы я не сбежал, и приводили людей, чтобы я не терял связи с телесным миром. Но это было мученье, потому что я видел тела и не мог ими воспользоваться. Уж лучше хаос… Но, когда люди рядом… Когда люди рядом, телесный мир держит крепче. Эта пытка продолжалась много сотен лет. Пока ты не снял заклятие…»