Баба-яга в очередной раз вышла из избушки, и я тут же бросился к ней с вопросом:

— Бабушка, а Дёма…

Я не успел окончить вопроса, старуха прервала меня:

— Все разговоры завтра! Утро вечера мудренее!

И ушла. А я остался со стойким ощущением, что Дёму я потерял тоже. Точнее, он вообще никогда не был моим.

Одиночество накрыло тёмным покрывалом. И когда старуха позвала всех спать, я уже ничего не видел и не слышал. Словно в потёмках лёг на сеновале, где Баба-яга постелила нам, натянул на голову поданный кем-то тулуп и закрыл глаза. Чтобы не видеть сгустившейся надо мной темноты.

Чернота и холод разливались вокруг. Холод — влажный, промозглый, а чернота — мягкая, обволакивающая и… тёплая.

Но не это разбудило меня, а звуки капель да шепотки:

«Я верил, придёт!»

«Как же, верил! А кто ворчал, что всё пропало?»

«Так я нарочно… костлявую обмануть!»

«Ну, как скажешь…»

«Думаете, справится? Он же ещё недоросль зелёная».

«Знамо дело справится! Чего б иначе Яга мелкого посылала?»

«Что-то особой удали не заметно».

«Нешто старый хрыч соврал?»

«Может и соврал, с него станется».

«Всё бессмысленно, она не отпустит…»

«Это точно, ещё никого не отпускала…»

«А зачем тогда?..»

«Кто ж её поймёт?»

«Что теперь будет⁈»

«Знамо что! Война, коли он не справится!»

«Ох-ох-онюшки!»

Немного помолчали, а потом снова:

«Дождит-то как!»

«Странно, что снег не повалил!»

«Не каркай!»

«Чего не каркай? Куда уж хуже? Велеса-то больше нет!»

Я слушал голоса и вспоминал вчерашний день. Вспоминал потерю. Не скажу, что мне не было больно. Ещё как было! Но боль больше не захлёстывала, не рвала душу. Она ныла осенней безысходностью, изливалась дождём.

Капли стучали по крыше сеновала, стекали по водостоку в бочку на углу. Судя по звукам, бочка уже была полной, и вода ручьём лилась на землю.

Дождь был угрюмый и тягостный. Не удивлюсь, если затяжной.

Если природа действительно горевала по Велесу, только такой дождь и мог зарядить. А то и снег… Может же быть снег в первых числах сентября?.. Сентябрь же уже? Все в школу пошли, а мы тут… У чёрта на куличках… Или где ещё… И природа оплакивает своего бога.

Я тоже оплакивал. Но в моей душе снега не было. Просто слёзы. Или даже не слёзы, а грусть. Состояние такое, что хотелось лежать и не двигаться, пока не умрёшь.

Блин! Кого я обманываю? Я хотел действовать. Да, Чёрного больше нет, но есть мама, папа и Сонька, и они в беде! Подаренную Чёрным жизнь я должен использовать на то, чтобы спасти их! А ещё Сан Саныч… Мне ещё клятву свою исполнить нужно и убить этого гада, очистить от него землю!

Короче, нужно вставать!

Я приподнял тулуп и увидел в рассветной дымке, как от меня в разные стороны прыснули приземистые тени, словно тараканы разбежались.

Встать я не успел. Появился Дёма и по-хозяйски залез ко мне. И сразу же врубил свою тарахтелку на полную мощь. Он был такой замёрзший и дрожащий, что я решил сначала согреть котёнка, а потом уже идти спасать мир. В конце концов, мы с Дёмой тоже немало пережили вместе. И это не важно, что он не мой, он маленький и замёрз!

Я снова укрылся тулупом и под Дёмино мурлыканье уснул.

Во второй раз меня разбудили парни.

— Прохладно, — пожаловался Мишка.

— И что? — усмехнулся Николай. — Нормальный человеческий холод!

— Это точно! — согласился Сергей. — Как вспомню зомбаков, так в дрожь бросает.

— Давайте-ка на зарядку! — скомандовал Боря. — Сразу дрожать перестанете!

— Кто про что, а Боря про своё, — по-доброму засмеялся Артём.

Но с зарядкой не вышло. Приоткрылись ворота и в сарай проскользнула Ритка.

— Ну что, сони? Выспались? Пойдёмте, Яга зовёт есть.

Я огляделся в поисках Марины. Её не было. Как и Светланы с Агафьей Ефимовной. Похоже, они ночевали в доме. И правильно! Зачем им тут мёрзнуть? Вчера-то я не обратил внимания. Впрочем, мне не до того было.

— Постельное тут оставьте! — командовала Ритка. — И шуруйте побыстрее! Стынет всё!

Вылезший из тёплого гнёздышка Дёма начал потягиваться, и я вспомнил, как он вчера с мамкой ласкался. Сразу стало грустно. С другой стороны, Дёме хорошо. Он уже дома, у него всё в порядке. Ему больше некуда спешить. А у меня ещё дел до фига! Я ещё Сан Санычу рыло не начистил!..

Решительно отложив тулуп, я огляделся. Перед сном я тут не рассмотрел всё как следует. Я, оказывается, вообще мало что увидел. А теперь вертел башкой по сторонам и удивлялся, как всё разумно устроено.

Дощатые стены повети, где нам Баба-яга отвела место для отдыха, светились щелями — естественная вентиляция, однако крышу сделали добротной, и внутри, несмотря на дождь, было сухо.

Поветь оказалась большой — в два уровня. Сверху вниз вела пристроенная вдоль стены лестница.

Второй уровень не полностью перекрывал первый, и перегнувшись через перила, можно было рассмотреть, что там внизу. Собственно, именно так я и поступил.

Мы спали наверху, на сене, оно тут хранилось. Внизу тоже было немного сена. А ещё дровяник, хозяйская утварь: разные косы, серпы, вилы, лопаты, грабли, ещё какие-то приспособления, о назначении которых я мог только догадываться. И в верхней, и в нижней части располагались широкие ворота. К верхним снаружи вёл широкий пандус — его было видно через приоткрытые Риткой ворота. И на верхний уровень, и на нижний вполне могла въехать конная упряжка с телегой. Или даже трактор!

Правда, представить тут трактор я не смог, как-то он сюда не вписывался. Хотя… я мысленно посадил Бабу-ягу на квадроцикл и вдруг понял, что старуха справилась бы…

Пока я вертел башкой по сторонам, наши отправились в избушку на завтрак. На завтрак! А ведь время уже близилось к обеду… Давненько я так долго не спал. Но, видимо, Баба-яга нарочно дала нам как следует выспаться. И это хорошо — я как будто вернул своему телу долг, позволил ему отдохнуть.

Пока я оглядывался, подошёл Григорий Ефимович.

— Пойдём, Влад! Поедим и послушаем Ягу.

Я вздрогнул. Перед глазами как наяву встал змей с его равнодушным: «Жжжеррртвааа». Душа отозвалась болью.

Григорий Ефимович, видимо, понял мои мысли и сказал:

— Тут будет не так. Не скажу, что просто, но не так.

Спрашивать: «как?» я не стал. Я молча шагнул под дождь. Потому что на самом деле пофиг как! Всё равно я Сан Саныча порву. Иначе смерть Чёрного будет напрасной.

На высокое крыльцо избушки я взлетел одним из последних. Все парни, включая и Арика с Ильёй, уже были внутри. Позади меня шли только преподаватели. Они шли спокойно, и дождь не касался их. И я чертыхнулся — я опять забыл про защитный кокон. Теперь вот одёжка намокла…

Из наших не все оказались мокрыми. Николай, Артём, Сергей и даже Мишка были сухими. То, что Николай вспомнил про защиту, резануло, но не удивило. А вот Мишка… Я разозлился. Не на него. На себя. Ничему-то я не учусь. Но хотя бы высушиться могу ведь? И я катанул внутри себя солнышко. А потом по наитию выкатил его над всеми, пусть обсохнут, ибо нефиг!

Арик то ли от неожиданности, то ли ещё из-за чего закрылся от моего солнышка, а Баба-яга оглянулась на меня, нахмурилась, но промолчала. Я догадался, что опять налажал, и едва народ обсох, закатил солнышко обратно.

Избушка Бабы-яги снаружи казалась небольшой. Стоит словно игрушечная на четырёх столбах, как на ногах. Поветь, где мы ночевали, и то больше.

Изнутри избушка вроде тоже была невелика, плюс, огромная печь занимала немалое пространство, однако из наших никто на улице не остался.

Места на застеленной самотканой дорожкой лавке вдоль стены определили Ефимычам, преподавателям и Артёму с Глебом. А мы расселись на скамье с другой стороны большого стола. Плотненько правда, но в тесноте да не в обиде.

Арик сел далеко. Илья — рядом с ним.

Мне, конечно, пофиг, но как-то стало грустно.