— Готовы?

«До чего же странный вопрос…» Он нетерпеливо кивнул и сейчас же вернул голову в прежнее положение — то есть слегка поднял подбородок, вытягивая шею вперед, по направлению к рукам, которые вот-вот принесут долгожданное избавление от мрака. И избавление пришло. У самого уха отчетливо щелкнули ножницы, отрезая узел, и уверенные пальцы подцепили высвобожденный край бинта. С каждым размотанным витком марли росло раздражение, нетерпение и… страх: а вдруг?.. Вдруг он уже должен видеть? Или нет, не так: вдруг он НЕ должен видеть, а все еще ждет этого? Вдруг бинты исчезнут, а тьма — нет?..

— Подождите, сейчас.

Синдзи напрягся, чувствуя, как бисеринки холодного пота на шее набухают, становятся все крупнее. Шуршание ткани: доктор отворачивается. «Нет… Пожалуйста…»

— Аянами, закройте жалюзи, пожалуйста.

— Да, доктор.

Мягкие пальцы уже коснулись слегка влажной кожи под самым веком — там, где только что лежал плотный слой бинтов. И — вот он. Божественный, неземной свет. Сперва ослепительный, немного мутный, клетчатый, никакой, но становящийся все насыщеннее, все волшебнее.

— Ну, зачем вы под бинтами глаза открыли-то? Больно же?

— Никак нет, доктор! Волшебно!

— Э, куда пальцами-то, куда?

Не помня себя от радости, Синдзи ощупал шершавые от затянувшихся мелких ранок веки и вновь открыл глаза, с улыбкой глядя на вечно недовольного доктора. «Я запомню, как его зовут, обязательно на этот раз запомню!» — пообещал он сам себе, широко улыбаясь, пока тампон с едко пахнущим раствором охаживал его вновь стиснутые веки.

— Дурак вы, младший лейтенант, при всем моем уважении, — сварливо говорил доктор. — Если бы не ваши глупые нагрузки при таких травмах…

— А если бы не моя глупая работа, господин доктор, то и травм бы не было. Словом, вы поняли логику, — отмахнулся Синдзи, с теплой улыбкой вглядываясь в силуэт второго человека, находящегося в кабинете. Рей Аянами стояла у плотно закрытого окна, свет в которое сочился сквозь тонкие щели между пластинами жалюзи. Она, скорее всего, тоже внимательно смотрела на него сквозь полумрак, но убедиться в этом Синдзи не мог: прозревшим глазам в комнате было ослепительно.

— Все в порядке, Икари?

— Да, Аянами, спасибо.

— Тогда я пойду. Увидимся позже. Вот.

Она подошла и протянула ему футляр с очками. Синдзи улыбнулся ей и просто кивнул. Девушка слегка склонила голову в ответ и, не прощаясь с доктором, вышла.

— А… — крякнул врач, и Синдзи с неудовольствием оторвал взгляд от двери.

— Доктор?

— Старший сержант разве не проводит вас?

Синдзи фыркнул:

— Вот еще. Я сам дойду.

Он встал, улыбнулся, поймал вспотевшим лицом поток воздуха от настольного вентилятора и довольно зажмурился. Настроение все же было великолепным: еще неделя без испытаний, куча денег, времени, чтобы их потратить. И зрение. «Зрение, черт возьми. Что они все понимают в этом?» — Синдзи посмотрел на доктора, все еще с осуждением поглядывающего то на него, то на дверь, и сказал:

— Доктор. Она мне не нянька. Я — не инвалид. Не морочьте себе голову и садитесь писать отчет о том, как я хорошо вижу, какой я молодец, и как именно в меня через две недели можно опять втыкать иголки.

— Ладно, Икари, всего доброго, — хмыкнул доктор и впрямь уселся за стол. — Очки надевайте и вперед.

— Ага. Спасибо, доктор.

Синдзи открыл футляр и извлек оттуда темные очки. Подняв бровь со значением, он открыл дверь кабинета и бодро вышел сквозь тамбур прямо в раскаленный гавайский день, под редкие пальмы и неизмеримую голубизну. Аянами, естественно, уже исчезла. Прямо у корпуса госпиталя лейтенант Аоба припарковал свой грязно-зеленый армейский вездеход, и приглашающе распахнул дверцу.

«Так, — решил Синдзи, — это к пьянке. Надо полагать, прозрение обмывать будем.»

— Эй, Син-кун! Ходят слухи, ты сегодня устраиваешь вечеринку?

«О да.»

— Лейтенант… — Синдзи приспустил очки, чтобы Аоба смог оценить весь градус негодования и презрения к низменным развлечениям. Беспощадное белое солнце тут же заставило его пожалеть о столь шикарном жесте, как и о том, что он уселся-таки в эту разогретую консервную банку. Лейтенант одобрительно потрепал его по плечу и запустил двигатель, выруливая на дорогу. Синдзи толкнул запыленную раму лобового стекла, откидывая ее на капот, и с наслаждением подставил лицо встречному ветру, обстоятельно пахнущему океаном.

— Рад я так душевно, Син-кун, что и не передать. А то пока ты слепышом бродил, как раз сияния наблюдались — загляденье. Вот вчера, к примеру, ночью полыхало так, что аж дух захватывало. Смотришь — и… Словом, смотришь и думаешь, как бы сейчас Син с Рей на это все смотрели, и руки их так все ближе, ближе…

— Ты, это, Сигеру, — с расстановкой сказал Синдзи, — ты, дружище, рули аккуратнее.

— Рулю, — сделался серьезным Аоба. — Только вот что я тебе скажу. Вчера в собрании вечером…

— Аоба! — предостерегающе зарычал Синдзи, поворачиваясь к водителю. — Упаси тебя Небо, если это история о том, как очередной плод твоей фантазии строил глазки старшему сержанту Аянами!..

Лейтенант довольно заржал и рванул ручник: перекресток впереди проходила колонна танков. Проходила хоть и спешно, но обстоятельно: два десятка новеньких английских «Чифтенов» с ревом вкусно хрустели грунтовкой, поплевывая в воздух сизыми факелами дыма. Аоба ругнулся и сдал немного назад, чтобы вывести вездеход из едких облаков.

— Смотри, Европа, никак, озаботилась усилением тихоокеанских рубежей, — прищурился Синдзи, рассматривая уже запыленную, но явно свежую эмблему группы армий «NERV» на башнях машин.

— А то, — надсаживаясь, отозвался сквозь грохот и лязг лейтенант. — Вчера разгрузились. Целый конвой. Порт Пуако, говорят, задымили — караул. Двадцать транспортов, два линкора, три крейсера, не то семь, не то восемь эсминцев и даже авианосец.

— Дааа, какая у нас любовь теперь царит в мире, Аоба. Аянами читала сводку, так там писали, что Советы Райху двести машин отправили взамен тех, что в Гудзон сбросили…

— Советы и нам отправляют. Вчера вот две береговые батареи прибыли, восемнадцатидюймовки.

— Ох ты ж, да я много упустил, — присвистнул Синдзи изумленно, провожая взглядом последний танк. — И куда их поставят?

— Я тебе что, адмирал Фуюцки? Вроде их на «Мисиму» загрузили, может, базу на Исла эль Муэрта усилят. А там — кто знает.

Синдзи замолчал, а вездеход продолжил путь, двигаясь от серого научного района к бело-зеленому жилому. Деревья вокруг встречались все чаще, дороги становились все симпатичнее, следов тяжелой военной и транспортной техники — все меньше. Шоссе, на которое они выехали, проходило в стороне от белых кварталов Хило, огибало их по холмам, и весь город был виден до мельчайших деталей, вплоть до перистых листьев пальм, затапливающих это опрятное поселение насыщенной зеленью. Только окружающие полукольцом бухту мощные здания военного порта и громады боевых кораблей на океанском рейде придавали истинно райскому ландшафту странно-тревожный вид.

И все равно, подумалось младшему лейтенанту Икари, остров Гавайи, оплот группы армий «NERV», надежды Тихоокеанского фронта и всего мира, выглядит на удивление мирно и безмятежно. Возможно, его выводы подкрашивались розовым оптимизмом прозрения, но сегодня он себе мог это позволить. Синдзи то и дело снимал очки, озирая окрестности, и безмятежно улыбался до самого КПП жилого района.