— Сделку?

— Да.

— Сдеееел-ку, — нараспев повторил он. — И что вкусного в этой сделке?

— Мне нужно, чтобы ты разделил сознание с моим сыном.

Лицо Табриса затанцевало, заплескалось взболтанной водой.

— Ты… Отдаешь мне свою плоть?

— Не просто так. Он должен пройти свой путь до конца, а для этого ты должен дать ему силу.

— Силу… А если у меня нет того, что он захочет? Если его сила и без того больше моей? — глумливо произнес скованный.

Икари ничего не сказал, и парень перед ним заходил из стороны в сторону, лязгая цепью, лицо Табриса потерялось в тени, а губы непрерывно шевелились. Наконец, он остановился, глядя в стену.

— И… Что я получу взамен, Икари?

— Я верну тебе твое обещание.

Табрис рухнул на пол и впился взглядом в лицо командующего:

— Я могу… уйти туда? Весь?

— Да.

— А если я… — вкрадчиво начал парень, подползая к командующему и заглядывая ему в глаза снизу вверх. — Попытаюсь исполнить свое предназначение?..

— Не попытаешься. Ты ненавидишь предназначение, потому и сделал себя безумцем.

С каждым тяжелым, словно отлитым из свинца, словом парень забивался все дальше в угол, все дальше — как от огня, на всю длину цепи, даже попытался вытянуть свою ногу, чтобы избежать давящего взгляда из-под очков. Сгустившийся воздух цвета загустевшей крови немного поредел, и стало видно, как парень согласно кивнул.

— Хорошо, старший сержант Каору Нагиса. Завтра я принесу тебе твои документы.

Парень кивнул из своего угла.

Командующий развернулся на каблуках и пошел к двери. Очень хотелось утереть, наконец, редкие холодные бисеринки пота — они все еще не высохли после упражнения с дверью. По крайней мере, сам Гендо Икари именно так это себе объяснял.

Дверь гулко грохнула, сотрясая собой весь огромный линкор — от форштевня до рулевого пера. Табрис, Каору Нагиса, свободный узник поднял от пола глаза, и в них играл все тот же багрянец, что и во всем вокруг:

— Синдзи Икари… Рад буду видеть тебя вновь.

В комнате было холодно и давяще пусто. Еще были тонкий свист системы очистки воздуха, скрип хлипкой конструкции офицерской «голубятни» и горячая подушка. Синдзи лежал с открытыми глазами, положив подбородок на сплетенные пальцы, и считал секунды до побудки. Их оставалось еще очень много, и он сосредоточенно провожал каждую, не отвлекаясь на звуки и ощущения.

Горн.

Синдзи встал и включил свет. Пустая кровать напротив — привычное утреннее испытание. Он посмотрел на нее и двинулся в ванну, где его ждал еще один ритуал — созерцание собственного лица в потемневшем зеркале. «Жаль, не привык бриться без него», — подумал Синдзи и отметил про себя, что очередной обязательный этап утра — нужная мысль — успешно воплощен. Вглядываясь в свое отражение, он внимательно искал там следы, оставленные на лице этим месяцем «после», и уже привычно ничего не находил. Как всегда — веки, словно обметанные точками шрамов, слегка покрасневшие глаза, едва заметная поросль на щеках, тонкие складки вокруг уголков плотно сжатых губ. Тусклая лампочка над головой подрагивала, опуская тени на лицо, пряча его глаза и сгущая морщины. Младший лейтенант Синдзи Икари был явно и безнадежно жив. Кивнув этой мысли, он покончил с осмотром и принялся за ежедневную рутину.

Впереди его ждали поход в столовую, три часа безделья, тесты, обед. «Если до обеда не принесет Ангела, то за супом подумаю о второй половине дня…» — решил Синдзи, ополаскивая бритву.

Серой улицей базы бодро топали сослуживцы, расходясь по столовым блокам. Сквозь ровный шум шагов, хруст гальки и серую глухую мглу доносились обрывки чужих жизней, служб и интересов: «Серым по серому».

— Привет, Икари.

Синдзи обернулся. За сопящей маской скрывался Айда Кенске. Непривычный и какой-то незнакомый Айда Кенске — неуверенный в себе, переминающийся с ноги на ногу.

— Привет.

— Эээ… Икари, как ты сам?

— Нормально, есть вот иду, — сказал Синдзи и пожал плечами. — А ты нет?

— Ну, само собой. Вот, думаю, поговорю с тобой, может, пойдем вместе поедим? Там ребята, и, это…

— Как хочешь.

Невидимый Кенске почему-то продолжал смотреть на него. «Херовы маски», — ругнулся про себя Синдзи, чувствуя растущую досаду:

— Ну что еще? Идем, говорю.

— Правда? Здорово!

«Вот это уже Айда. Что это с ним было?»

— Здорово? — сказал Синдзи вслух. — Чего ты?

Кенске помялся и тихо произнес:

— Ты… Давно не ел с нами…

Синдзи нахмурился, вспоминая себя в столовой: неделю назад, две, три… Выходило с трудом: дни путались, лица сливались в одну сплошную массу. Впрочем, в основном вспоминалась лишь другая сплошная масса — еда в тарелке, и ничего конкретного сверх того. Вот полтора месяца назад… «Стоп». Он помотал головой, гоня прочь щемящее воспоминание.

— Икари?

— Ничего, идем.

Вой и вышибающий дух удар шлюзовой обдувки окончательно привели Синдзи в чувства. «После нее я словно потерял время», — подумал он, раздеваясь, и вдруг понял, что сама мысль об утрате не нашла никакого отклика в душе — как будто неожиданно затихший крик в огромном помещении, где раньше всегда жило эхо.

«Хорошо».

— Эй, Кенске, Икари, давайте к нам!

Аоба, засевший в углу зала, вовсю размахивал обеими руками. Рядом обнаружились Судзухара, Хикари и Ибуки. Синдзи взял свой паек и пошел к ним, обводя зал взглядом. Аски нигде не было. Майя пристально глядела на него, но Синдзи выдержал это и, не всматриваясь в выражение ее лица, кивнул.

— Судзухара, давай, — громко шепнул Аоба, как только Синдзи и Айда устроились. На фоне серой стены смущенная улыбка танкиста выглядела особенно впечатляюще, и Икари даже почувствовал интерес, Тодзи же тем временем чем-то орудовал под столом. Синдзи прислушался: там что-то тихо булькало, а потом на столе начали появляться наполненные оловянные стаканчики, и пахли они далеко не уставно.

— С утра? Выпивка? И Судзухара? — поднял бровь Синдзи. — Что празднуем?

Все как-то странно смотрели на него, а потом вдруг оттаяли и одновременно не в лад загомонили, перебивая друг друга. «Они что, и меня уже похоронить успели?» — задумался он и потому пропустил начало объяснения.

— …так что, сам понимаешь, грех сейчас не выпить, лично я, например, проводить не смогу, — сказал уже порозовевший от крепкого пойла Сигеру.

— А ты сможешь, Синдзи? — спросила Майя.

Он непонимающе огляделся.

Тодзи постучал себя по темечку, а потом повторил то же движение на хихикающей невесте:

— Синдзи, прием! Ты что, в наше счастье не можешь поверить? Мы улетаем, все, служба на Атомных землях окончена!

Икари кивнул, грея в руке стаканчик. Окончена, значит. Фоном его мыслей звучали слова об ухищрениях, на которые пришлось пойти, об отпуске, который плавно перейдет в переписку со штабом группы армий, о комиссии. Синдзи кивал, погружаясь в себя, как ложатся в теплую ванну. Люди, слова, мысли, голоса запотевали, растворялись и серели. «Должно быть, я в столовую обычно так и приходил…»

Рядом с ним на стол грохнулась тарелка, а на лавку упало что-то рыжее.

— Хайль, — сказала Аска и широко зевнула.

— О, приветствуем, госпожа Сорью! Позвольте… — оживился Аоба.

— Не пью, — отрезала она и принялась ковыряться ножом в куске мяса.

Синдзи повернул голову и уставился на нее. Девушка осунулась, заострились скулы, и точки на веках были замазаны совсем уж небрежно, чего Аска себе никогда не позволяла. Синдзи напряг память, пытаясь представить, как выглядела рыжая в последнее время, и с трудом вспоминал только общий контур фигуры и огненную копну, стянутую в конский хвост.

— Ну и чего ты не ешь? — поинтересовалась Аска раздраженно. Он вздрогнул и отвел взгляд.

«Опять „уплыл“… Блин».

Икари мотнул головой, мол, забудь, и в глоток осушил свой стаканчик. Горло пережало спазмом, спиртное неуверенно попросилось наружу и беспокойно рухнуло, наконец, в желудок. Моргая щиплющими глазами, он принялся за безвкусную еду.