— Смерч? «Тип-01», вы можете подтвердить перемещение аномалии? — взволнованно переспросили его.

— А… Да, то есть, мгла движется, но словно на одном месте, — озадаченно сказал Синдзи, с трудом подбирая слова для описания картинки в визире. — Ну, то есть…

— Да-да, что-то наподобие стационарного смерча…

— Нет, профессор, больше напоминает циклон, обратите внимание на невидимый радиус кривизны.

«О, понеслась…»

Прочистив горло, Икари вклинился в намечающуюся дискуссию:

— Прошу прощения, ретранслирую ваш канал на БМК. Доложите сами.

— Да, конечно, младший лейтенант, — отозвался Резури. — И все же…

— Кацураги на связи, — послышался встревоженный голос, перекрывший «голос пустошей». — Что там у вас, «восемнадцатый»?

Рапорт вышел длиннее, чем следовало. Мисато-сан, как понял Синдзи по тону уточнений, мрачнела все больше, дослушала выкладки ученых и подвела, наконец, итог:

— Скорость ветра может повредить танку?

— Никак нет, — отчитался Резури. — По крайней мере, внешний слой мглы движется с недостаточной для этого скоростью.

— Хорошо, — сказала Кацураги. — Продолжайте движение.

Синдзи щелкнул отсечкой канала, чувствуя, что слово «хорошо» Мисато-сан произнесла исключительно как фигуру речи. В ее тоне явно сквозило огромное напряжение, какое-то странное переживание отдавалось в таком прозрачном в последнее время голосе.

— «Тип-01», мы продолжаем, тут пока чисто. Давайте за нами.

— Есть.

Двойка привычно двинулась черепашьим шагом, Синдзи выдвинул вперед массивные стрелковые блоки, готовый открыть огонь по чему угодно, что скрывается за сгустившимся мглистым пологом. Видимость стремительно ухудшалась, и когда ветер загудел по обшивке «Типа-01», Икари с трудом различал корму «восемнадцатого» всего в трети кабельтова перед собой. Синдзи вслушивался в нарастающий гул и давящую изнутри панику:

«Куда тут стрелять, черт побери? Куда?»

Ученые вполголоса переговаривались, фиксируя скорость ветра, изменения химии атмосферы, еще Небо знает чего, а Икари, едва не наступая им на головы, чувствовал себя большим ребенком, который со своими игрушечными ружьями заблудился в тумане и теперь полагается на нюх полуслепого еще щенка. Ставший очень громким «голос пустошей» только усиливал тягостное впечатление.

Резури вскрикнул, потом еще раз, отозвались остальные ученые, и Синдзи едва не утопил гашетки, прикидывая, какой же сектор ему охватывать, когда следующий шаг за исчезнувшим «восемнадцатым» выдернул его в слепящий свет.

— Где мы? — изумленно вопросил эфир.

Синдзи проморгался и вновь уставился в визир. Оранжевый с серыми полосами танк стоял перед ним на зеленой лужайке, почти уткнувшись в молодое деревце. С неба — голубого, великолепного неба лился ослепительный, оглушающий свет забытого полуденного солнца.

— «Тип-01», в чем дело?

Недовольный и встревоженный голос Кацураги слегка привел Синдзи в чувства. С глупой улыбкой он наклонился к микрофону:

— Мисато-сан… Мы…

Он осмотрелся.

Зелень, блеклая, но все же восхитительная после месяцев в Атомных землях, свет солнца, о существовании которого Синдзи едва мог вспомнить, мягкие кроны деревьев… Он включил зенитную камеру: над ним проплывала сизо-белая туча — мирная, теплая, а в вышине кошачьими царапинами устроились перистые облака. «На дождь», — вспомнил Синдзи и улыбнулся еще шире:

— Мы… По-моему, мы в раю, Мисато-сан…

В телефонах надрывались ученые, отмечая почти нормальный фон, и их радостные голоса с трудом выдерживали груз сухих отчетных формул.

— В раю… — сказал усталый голос в телефонах. — Ибуки, зафиксируйте: локальное время двенадцать тридцать две. Обнаружен объект «Окно».

Синдзи едва понимал своего командира сквозь счастливые вопли. Тон Мисато-сан не сулил ничего хорошего, но это, наверное, потому, что она еще не здесь, а во мгле. Здесь есть клочок мира, свободного от пустошей. «Откуда? Почему? Не хочу знать! Он есть!» Синдзи щелкал кнопками камер: дерево — оно колышется под набегающим всплеском ветерка, кусты — они негустые и мягкие, трава, какой-то блеск вдалеке…

«Давайте скорее сюда, Мисато-сан. Вы это заслужили».

Синдзи шел по коридору БМК, ощущая мощную вибрацию и дрожь огромной машины: атомоход рвался вперед по каменистым равнинам Атомных земель, кроша траками отравленные километры. Обиженная мысль: «А как же моя ЕВА?» — изредка постукивала в затылке слабой болью, но тут же замолкала, а он просто шел себе и шел, зная, что ему надо туда. Туда — это прямо по коридору. Лесенки, уводящие на орудийные площадки, двери кают, едва слышный рокот двигателя — все это крутилось вокруг Синдзи вялым водоворотом, словно в кастрюле густого варева с хлюпаньем да чавканьем трудился невидимый черпак, медленно размешивая странное восприятие. Он потряс головой и сфокусировал взгляд: у дверей каюты пилотов стояла Аянами.

— Икари?

— Аянами…

На лице Рей не было бинтов, ее внимательные глаза слегка сощурились, когда лицо девушки тронула тихая улыбка:

— Я ждала тебя, Икари.

Он кивнул. Она всегда ждала его, а он ее предал.

— Аянами… Послушай, как ты можешь быть такой… Такой…

Рей молчала, ожидая окончания. Синдзи смотрел на нее и видел холодную палату, страшные инструменты, пропитанные кровью — ее кровью — тампоны, усталые лица людей, которые пытали ее больше десяти часов, выворачивали наизнанку, допрашивали ее хрупкое тело: «А ты человек? А ты точно человек? Отвечай!» А над всем этим царил тот, кто должен за все ответить. И это вовсе не Рицко Акаги.

— Рей… Рей…

Чувствуя, как слезы раздирают его глаза, он бросился вперед и сжал ее в объятиях.

— Я… Это же я тебя так, как ты не понимаешь… Я, Рей…

— Понимаю.

Он боялся смотреть ей в глаза, зарылся лицом в голубые растрепанные волосы, уткнулся в маленькое ушко и молчал, сжимаясь в комок — все меньше, все дальше, все глубже в себя самого.

— Икари. Я все понимаю. Тебе ведь достаточно?

Он задрожал. «Слова, которые не уйдут никогда».

— Да, Рей, да… Но как ты…

— Или мне просить у тебя прощения за то, что я такая?

«Голос». Голос изменился, и Синдзи осторожно подался назад, всмотрелся в ее лицо. Аянами грустно глядела на него, и что-то незнакомое, неожиданное, непривычное оживало там, по ту сторону ее красных глаз.

— Я такая, Икари. И ты такой. Ты ненавидишь меня. За что?

— Я… — ему перехватило горло. — Я не…

— Я не занимала ее место. Я не просила об этом. Но я должна быть рядом. За что ты меня ненавидишь?

«Я… Я… Я…» Проклятое местоимение раскаленными гвоздями впивалось в разум, и его впервые жег огонь души Рей Аянами.

— Я живу твоими воспоминаниями. Я живу тобой и из-за тебя. Кто я?

— Аянами!

— Ты помнишь мой меч? Мое оружие? Я не помню. Я — это то, что ты знаешь обо мне.

Он упал на колени. Решетчатый пол БМК врезался ему в кости, но эта боль не шла ни в какое сравнение с тем, что резало его изнутри. «Рей…»

— Я не могу не быть. Я всегда вернусь, потому что мы — одно.

Синдзи зарыдал и обнял колени возвышающейся над ним девушки. «Это все я… Я сковал ее собой, я ее убил, я создал вновь… Нечто… Я дал ей жизнь. Что я дал?.. Что… Что… Кто ты? Кто ты, Рей?»

— Икари? Что с тобой?

Он поднял взгляд и увидел, как тает затянутое дымкой встревоженное лицо девушки, как все застилает темнота. Он слабо вскрикнул и открыл глаза во тьму, чувствуя только сбивчивый ритм сердца. Мрак заворочался, и Синдзи почувствовал обнимающие его руки, жаркое тепло прижавшегося к нему тела, услышал тихий шепот.

— Икари? Тебе плохо?

«Сон… Что это было? Что мне снилось?.. Коридор, Рей… Меч…» Синдзи замер.

Чувства. Во сне его словно каленым железом жгло то, от чего и следа не осталось наяву.

— Икари…

Синдзи вздрогнул: в шепоте Рей звучала слабая, тихая, но отчетливая тревога, и сон начал уплывать вдаль. Он вздохнул: