— Мазь тоже спрятана по всему дому, как и наполненные шприцы с наркотиками? — усмехаюсь я и сразу же получаю шлепок по ягодице.

— Каван принёс, пока мы спали. Он сообразительный парень.

— Он наглая пиявка. Но вернёмся к тому, что ты следишь за всем на приёмах. За чем конкретно ты следишь? — интересуюсь я.

— Как глава семьи я должен появиться там и проверить, чтобы они не вышли из бюджета, который я им ограничил. Как глава семьи я обязан улыбаться и пробыть там не меньше часа, — отвечает Слэйн, втирая в моё анальное отверстие какую-то прохладную мазь, которая, действительно, потихоньку смягчает боль.

— Паршиво быть главой семьи, да? — хмыкаю я.

— Паршиво, вообще, родиться в такой семье. Но мне выбора никто не предоставил. Полежи пару минут, чтобы мазь полностью впиталась, а потом мы поедим.

Слэйн ложится на кровать и подкладывает руки под голову. Он смотрит в потолок, а я на него. Сейчас он спокойный, непохожий на себя вчерашнего, и больше похож на того Слэйна, с которым я когда-то встретилась.

— Ты расскажешь мне всё о своём прошлом, Слэйн? — тихо спрашиваю его.

— Оно уничтожит тебя, Энрика. Я не вижу смысла в этом.

— Я прошу тебя об этом. Ты не можешь решать за меня, разрушит оно меня или нет. Я и так уже разрушена, помоги мне разобраться во всём. Я думала, что вчера мы всё решили. Мы вместе. — Обиженно надуваю губы и подпираю кулаком подбородок.

Слэйн переводит на меня удивлённый взгляд и усмехается.

— Не смей сейчас играть грёбаную роль злодея, понял? — прищуриваясь, шиплю.

— Ночью он тебе нравился, — издевается он.

— Да, это была ролевая игра, сейчас мы те, кто мы есть…

— Энрика, я не знаю, кто я такой. Вот в чём причина, почему я не могу определиться. В работе всё чётко. Я ставлю цель, добиваюсь её и выбираю другую. Бизнес для меня слишком прост, в принципе, такими же были и люди, пока я не встретил тебя. Банально и глупо. Я всегда смеялся над идиотизмом людей, которые верят во что-то хорошее. Ничего хорошего в этом мире нет, потому что он населён паразитами. Люди и есть паразиты. Так что не знаю, смогу ли я впустить тебя в своё прошлое, Энрика.

— Но разве это не поможет тебе?

— Пятьдесят на пятьдесят. Но меня больше волнует, как это повлияет на тебя. — Слэйн тянет руку к моему лицу и проводит пальцем по моей щеке.

— Ты, правда, собирался умереть, или это был спектакль? Прости, что я спрашиваю об этом. Я… боюсь пока верить тебе полностью, — подавленно произношу. Лицо Слэйна сразу же становится непроницаемым. Он убирает руку и садится на кровати, прислоняясь к деревянной спинке.

— Это вызывает у меня стыд. Я не хочу говорить об этом, — мрачно произносит Слэйн и косится на меня.

— Ты же говорил, что не испытываешь стыда, — напоминаю я.

— Да, говорил, но я сам учил тебя тому, что самоубийство — это не выход. Я собирался умереть. Это не было моей ролью. Я не видел другого варианта, чтобы ты не пострадала.

— Это из-за той ночи, когда ты был животным? — спрашиваю, подползая к нему ближе и ложась головой ему на ноги.

— Да. Со мной ни разу такого не происходило. Это был пик моего животного состояния. Оно с каждым днём становилось всё хуже и хуже. Я считал часы до заката, а потом уже и он не имел никакого значения. Дикость внутри меня могла прорваться в любую секунду. Я не контролировал это, хотя пытался. Антидепрессанты сдерживали дикость, но потом началось привыкание, и инъекции хватало на десять минут или чуть больше.

Слэйн запускает пальцы в мои волосы и расчёсывает их, лаская кожу головы. Наверное, это его успокаивает. Мне приятны такие его прикосновения. Ласковые.

— Когда это началось? Я помню, что ты говорил про ночи, когда мы встретились. Ты упоминал про них.

— Да, но я имел в виду другое. Ночью меня выпускали на волю, и я привык к тому, что ночью я могу быть собой. Я могу прыгать, быть грубым, нюхать свою добычу или то, что окружает меня. Я становился животным, но мог управлять им. Поэтому с женщинами я был крайне груб. Ты теперь знаешь, каким я был с ними. А что до начала внезапной дикости, то первый приступ у меня случился в ту самую ночь, когда я избил Фарелла. Я давно уже слышал голос в своей голове. Он подсказывал мне варианты уничтожения врага. Это моя программа, которую в меня вложили. В ту ночь произошёл сбой программы, и я сорвался. Тогда была моя первая попытка самоубийства.

В шоке смотрю на Слэйна, сделавшего очередное ужасающее признание.

— Авария была подстроена? — шепчу я.

— Да, я сам её подстроил. Алкоголь. Много алкоголя. Мой разум то включался, то выключался, и я находил себя в разных местах. Одно из них было в доме Фарелла. Я был зол на него из-за того, что он пытался забрать тебя у меня. Животное, живущее внутри меня, требовало убить врага, чтобы защитить свою стаю.

— Но ты не убил его.

— Нет, я услышал твой голос в своей голове. Ты сказала мне, что я могу быть другим. Никто мне такого не говорил. Мне говорили только то, какой я ублюдок и сукин сын, и каким должен быть, чтобы заткнуть тех, кто оскорбляет меня. Всё. Это всё, чему меня научили.

— То есть тебе с детства это говорили? О том, что ты плохой? — хмурюсь я.

— Зачастую меня просто игнорировали. Я жил в обществе, но был один. Искал внимания у своих родителей и не знал того, что на самом деле мой дед был моим отцом, поэтому я воспринимал своим отцом Ангуса. Он не хотел даже смотреть на меня, проводить со мной время, я всегда ему мешал. Я мешал всем вокруг. Никто не обнимал меня. Никто не пел мне колыбельных песен. Никто не заботился обо мне, за исключением няни и деда. Первой платили за то, чтобы она меня терпела. Второй ждал, когда я подрасту, чтобы научить меня быть тем, кто не даст свободы ни одному члену семьи. Учителя отрабатывали свои часы и уходили, а я оставался один. У меня не было друзей. Никого не было рядом. Только моё отражение в зеркале, и я играл с ним. Это был единственный мой друг, а потом я его возненавидел. Я долгое время не мог смотреть на себя, а затем эти проблемы стали настолько глупыми против того, что меня ожидало впереди. — Слэйн опускает взгляд на моё лицо, и его пальцы хватают меня за волосы. Он озлобленно приподнимает меня к себе.

— Не жалей меня, поняла, Энрика? Услышу жалость в голосе или увижу её в твоих глазах, меня это выведет из себя? — шипит он.

Подавляю внутри желание залепить ему звонкую пощёчину. Дёргаю головой, чтобы сбросить его руку, но он ещё крепче сцепляет пальцы.

— Не буду. Придурок, — фыркая, бью его в плечо. Слэйн отпускает мои волосы и грубо отталкивает от себя, отчего я лечу на кровать. Он встаёт с кровати, пока я приглаживаю волосы и сажусь на постели. Задница болит снова. Чёрт. Я кривлюсь, но продолжаю наблюдать за тем, как он злится на себя за то, что рассказал мне. Стараюсь понять его грубость по отношению ко мне, потому что вряд ли он делился этим всем с кем-то ещё. Понимаю, что ему сложно, но всё же он должен вести себя нормально.

— Ещё раз позволишь себе обращаться со мной, как со швалью или твоей очередной шлюхой, которой ты платишь за внимание и время, то я причиню тебе физическую боль. Понял? — холодно говорю я.

Слэйн оборачивается, и его глаза вспыхивают от гнева. Да ему не нравится тот факт, что я не трепещу перед ним, да ещё и ставлю свои условия.

— Ты что, угрожаешь мне? — цедит он.

— Нет, налаживаю общение, — заявляю я.

— Ты меня только злишь. Мне хочется причинить тебе боль, Энрика.

— Потому что тебе больно. Ты хочешь не причинить мне боль, а выместить свою боль на мне. Это разные вещи. Я не виновата в том, что тебе больно, Слэйн. Но я здесь, рядом с тобой, чтобы ты вновь мог стать человеком. Не тем дерьмом, которым тебя напичкали, а тем, с которым я могу общаться нормально. И не только общаться. Если ты думаешь, что я буду смиренно сносить все эти твои замашки разращённого своей властью мудака, то ударься головой об стену. Так будет больше толку. — Бросаю на него суровый взгляд и встаю с кровати.