Мэйсон смеётся и отрицательно мотает головой.

— Не беспокойся. Работодатель парень с придурью, знаешь. Он выбирает гроб на свой день рождения. Так что я знаю его секреты и повлияю на его решение.

Мы оба смеёмся. И так ведь просто начать жить заново, только я не могу обновить свою жизнь, потому что у меня есть прошлое. Оно для меня ценно. Пусть оно пока ещё причиняет мне боль, и я страдаю, но когда-нибудь буду счастлива вспомнить обо всём, через что я прошла ради любви.

— Я могу кое-что спросить?

— Конечно, — кивает Мэйсон, продолжая улыбаться.

— Слэйн собирался забрать твой бизнес. Ему не удалось, да?

— Он был настойчив, но потом резко остыл и пропал до тех пор, пока мы не получили приглашение на вашу свадьбу. Я не могу отрицать тот факт, что виски его фабрики достойный конкурент всем нашим алкогольным напиткам. Он потрясающий, я сам пробовал. «Сладкий грех». Я заключил с ним договор на год поставки виски в наш ресторан по оптовой цене, потому что это эксклюзивный алкоголь, и его можно добыть только по знакомству. А насчёт коллаборации и другой чуши, Слэйн перестал об этом говорить уже давно. Поэтому не знаю, удалось ли ему забрать мой бизнес, но его виски чертовски хорош, и я, думаю, теперь зависим от него, — хмыкает Мэйсон.

Моё сердце согревается теплом. Слэйн всё же выпустил этот сорт виски на рынок, и я рада тому, что хотя бы так он запечатлел воспоминания о наших отношениях. Он помнит. Он всегда будет помнить, что бы ни говорил. Я тоже буду помнить Слэйна Нолана, моё дикое животное, которое стало самым жестоким воспоминанием в своей нежности.

Время всегда двигается дальше. Хочешь ты этого или нет. Идёшь ты или стоишь. Вне зависимости от твоих желаний Земля делает оборот вокруг своей оси, день сменяет ночь, ночь сменяет утро, происходят новые события, въезжают новые соседи, появляются новые знания. Этому миру не важно, нравится ли тебе, вообще, жить. Если нет, то всегда есть ножи, лезвия, верёвки и мосты, чтобы перестать видеть мир. Самое интересное, что как бы сложно ни было дышать и двигаться, находиться в одиночестве, вынужденно улыбаться, даже смеяться, работать и учиться, ты всё равно это делаешь. Ты идёшь дальше, пусть и нехотя. И с каждым днём ты понимаешь больше. Твой разум словно очищается от грязи, и ты начинаешь видеть всё иначе, чем ещё месяц назад. Тебе уже не больно, не обидно и не хочется требовать того, на что ты не имеешь права. Наверное, это смирение. Я не знаю. Но как только я перестала прислушиваться к звукам ради одного-единственного воя или рычания, то обнаружила, что являюсь вполне самостоятельной личностью. Об этом я забыла. Я сама хожу, выбираю свой путь, работаю, живу. Люди — это хорошо, но когда остаёшься наедине с собой, тебе не должно быть больно и скучно. И не должно появляться желание сбежать в толпу. Нет, это смирение и осознание того, что любовь — это прекрасно, а любовь к себе ещё более прекрасна.

— Привет, — улыбаясь, вхожу в квартиру Фарелла. Он целует меня в щёку и обнимает.

— Привет. Я не ждал тебя сегодня.

— Я это вижу, — смеюсь, оглядывая бардак в гостиной.

— Ты же знаешь, что мне сложно наклоняться. Я уволил новую домработницу, потому что она постоянно бурчала о том, какие старики противные неряхи. Я ведь ещё не старик! — возмущается Фарелл, выпячивая грудь вперёд.

— Ты точно не старик, но тебе всё же нужна помощь по дому. Ты не привык убирать за собой, да и готовить тоже, — замечаю я, выкладывая продукты из пакета.

— Я ем в ресторане внизу.

— Это закусочная. Фастфуд тебе запрещён, а ты последние две недели только и делаешь, что питаешься мусором. Ты набрал вес, Фарелл, для твоего сердца это плохо. Признай, что ты просто высокомерный лентяй, — смеюсь я.

— Я не лентяй. Я много работаю. Тебе не нужно покупать мне продукты, я всё равно их не съем, — бубнит он.

— А я буду их покупать, чтобы ты не умер от голода. Это тебе на два дня, а потом тебе будут каждое утро привозить здоровую и полезную пищу. Я сделала заказ на месяц. Там пятиразовое питание. Всё уже будет готово, тебе нужно только разогреть и съесть. А ещё я взяла несколько брошюр из тренажёрных залов. — Протягиваю ему флаеры.

— Я что, так ужасно выгляжу, Энрика? — возмущается он.

Перевожу взгляд на его живот, на который натянута белая рубашка, а пуговицы сейчас отлетят.

— Ладно-ладно, я немного набрал, но это нормально. Я же после реабилитации и должен восстанавливать силы, — защищается Фарелл, забирая у меня флаеры и бросая их в лежащую на столе кучу корреспонденции.

— Ты уже достаточно их восстановил, пришло время следить за собой, а не унывать. Приготовлю чай, ты не против? Вчера я была в магазине и собрала для тебя зелёный чай с апельсином и травами. Они помогут тебе восстановить энергию, чего тебе явно не хватает, — цокая, отворачиваюсь к плите и ставлю чайник.

— Снова пропадала в том магазине? Кажется, ты слишком часто ездишь туда, Энрика, — в его голосе слышен слабый страх.

— Тебе кажется. Меня успокаивает сбор чая по своему настроению.

— Или ты надеешься встретить там Слэйна.

Моё сердце начинает биться быстрее при упоминании его имени, но я не чувствую боли. Я просто скучаю по нему и улыбаюсь воспоминаниям.

Прошёл уже месяц с того момента, когда Слэйн ушёл и оставил меня. За месяц многое случилось. Я начала учиться в университете, и это оказалось довольно сложно, потому что я уже ни черта не помнила школьную программу, и мне пришлось нанять репетитора. А также меня приняли на работу в ресторан на должность менеджера, и я встречаю гостей с шести часов вечера до полуночи. Фарелл забрал заявление о разводе, потому что осознал, что случится ужасный скандал, и семья Ноланов пострадает, а в его обязательства входит не допустить этого. Дядя, как мне приятнее думать для себя, переехал в квартиру в Дублине и разорвал отношения со своей женой, которая до сих пор делает вид, что он просто дурак. На самом деле, я рада за решение Фарелла жить для себя, а не ради того, чтобы слушать безумную истеричку всю свою жизнь, тем более по его признанию, он уже давно не чувствует любви к ней. Мы с Кифом иногда встречаемся, чтобы обсудить дальнейшие планы Фарелла и поделиться мыслями о том, как заставить его сбросить вес. Дейзи до сих пор находится в моей жизни, иногда она ночует у меня, мы обсуждаем разные девичьи штучки, но не говорим о том, что она продолжает работать на Слэйна, точнее, на Кифа, который теперь распоряжается её временем. Что касается Ангуса и Сальмы, то я не видела их. Изредка Фарелл рассказывает о них, поддерживая общение с братом. Они продолжают жить дальше, устраивают приёмы и тоже делают вид, что ничего не случилось. Лиам… по словам Фарелла, Ангус отправил его в Америку и запретил возвращаться на этот континент. Он поставил ему какие-то условия, поэтому Лиам больше не третирует меня, хотя я не уверена, что он спокойно живёт дальше. Его лишили всего и оставили с голой задницей, поэтому когда-нибудь он вернётся, чтобы отомстить мне. Мэйсон и я друзья. Исключительно друзья. Мы часто видимся и ходим куда-нибудь вместе, когда у меня есть свободное время. А Слэйн… я не знаю, что с ним и где он. Никто не упоминает о нём, стараясь защитить меня от боли, хотя я уже долгое время не испытываю её. Я до сих пор люблю его.

— Энрика, — Фарелл касается моего плеча, и я выныриваю из своих мыслей. Чайник на плите свистит, и я выключаю его.

— Я задумалась. Что ты спросил? — интересуюсь, проверяя время, чтобы горячая вода остыла, и я могла заварить чай.

— Как учёба? Тебе нравится?

— Да-да, всё здорово. Сложно, но здорово. Нам задали подготовить один проект, и я обдумываю варианты рекламного формата. Мне нравится. Это очень интересно, — делюсь я.

— Хорошо. Я рад, что ты исполняешь свою мечту. Ты уже думала о том, что будешь делать на Рождество?

— Киф сказал, что в этом году он не пойдёт на приём Ноланов, как и ты, предполагаю. Поэтому я обдумывала такой вариант, чтобы устроить небольшой семейный ужин у родителей Мэйсона. Он предложил, и я не отказалась. У него потрясающая семья. Его родители с радостью примут и вас.