Вопросы Кавана ставят меня в тупик. Я не знаю. Не знаю, вот и всё. Он говорит, что нужно или простить, или мстить. Я не хочу ни того, ни другого. Хочу просто исчезнуть, но вряд ли я смогу жить дальше так же, как и раньше.

— Поеду, но это не означает, что я простила его или что-то выбрала. Я поеду, чтобы плюнуть в морду Лиама, — резко произношу.

— Хорошо, так и передам Слэйну, — хмыкнув, Каван выходит из комнаты.

Сложный выбор простить человека и не вспоминать то, что он сделал. Ведь когда больно, очень хочется, чтобы стало больно и ему. Чтобы не одна ты варилась в котле своих переживаний, злости и ненависти. Но разве это правильно? Правильно ли мстить или лучше подставлять всегда вторую щёку для удара и верить в чудо? А если чудес не бывает, тогда как человек может измениться? Как, вообще, можно найти в себе силы, чтобы дать их другому человеку и ещё учить его любить, если он обучен только мстить? Я не знаю. В моей голове сотня вопросов и столько же пробелов. Я вроде бы и люблю Слэйна, а вроде бы ненавижу. Вроде бы мне его жаль, а вроде бы нет. Вроде бы я простила его, а вроде бы нет. И таких «вроде бы» у меня полно. Но наверное, Каван прав, нельзя прыгать каждый раз то в одни ботинки, то, когда что-то случается, в другие. Этого Слэйн и опасался. Он предупреждал, что мне будет сложно, но я думала, что моя любовь поможет мне. Нет, она не помогла. Это просто любовь, а люди на неё возлагают столько надежд, словно если она есть, то вся жизнь становится раем. О-о-о, нет, любовь — это просто любовь. Она не виновата в том, что люди используют это слово, чтобы причинить боль, мстить или преследовать человека.

Пора и мне принять ответственность за свои поступки и слова. Я ненавижу ответственность, потому что мне всегда приходилось в жизни что-то решать и винить за неправильные решения всех вокруг. Даже родителей винила за то, что они меня бросили, и я попала в лапы к насильнику. Но в лапы Слэйна я попала по собственному желанию, чтобы взять реванш. И меня сильно щёлкнули по носу. Этот щелчок до сих пор отдаётся болью во всём теле. Я должна выбрать сама, что будет со мной дальше. Это так сложно.

Я спускаюсь вниз, и меня выводят из дома. С меня сняли ошейник, я выбрала обычное светло-голубое платье до колена. Да, я принципиально избегала чёрных цветов, потому что не хочу выделяться сегодня. Хочу быть незаметной и невидимой для всех.

Когда я вижу Слэйна в смокинге, то моё сердце пропускает удар, и внутри него вновь образуется пустота. Слэйн оборачивается на звук моих шагов и внимательно смотрит мне в лицо. Он не разглядывает моё платье, не поглощает своим вниманием каждый участок моей кожи ног. Нет, он смотрит мне в глаза, словно ищет там ответы, но вот ответов для него пока у меня нет.

— Добрый вечер, Энрика, — богатый, бархатистый тон его голоса ударяет по моим вискам и вынуждает пульс в них стучать быстрее.

— Добрый вечер, Слэйн, — мой голос немного садится от волнения. Я безумно нервничаю, ведь мне предстоит выдержать ещё один приём с его семьёй. С людьми, которые теперь считают меня тупой наркоманкой.

До сих пор не понимаю, зачем я это делаю? Зачем?

Сажусь в машину и сразу же отворачиваюсь к окну, Слэйн не требует вести с ним беседу. За нами едет машина, которую ведёт Каван, видимо, и он тоже приглашён на приём.

У меня перед глазами вместо тёмных лесов стоят фотографии и описания всех игр с жертвами Слэйна. Я только об этом и думаю, если честно. Для меня это дико и страшно, а для него нормально. То, что для меня нормально, для него чуждо. Как можно сосуществовать при таком раскладе?

— Ты всегда получал удовольствие от боли, которую причинял? — спрашиваю я, нарушая тишину в машине.

— Да.

У меня в горле образуется ком из горечи.

— Ты сможешь прекратить делать это, ради меня? — задаю важный для себя вопрос и со страхом жду ответа.

— Нет. Я не могу прекратить защищать свою семью, свой род, свои труды и свой бизнес. Дело не касается тебя, Энрика, это моя задача, которую я не могу бросить. Ты бросишь ради меня желание учиться, выходить на улицу и дышать?

— Это совсем другое…

— Нет, это одного и то же. Мне нравится работать, и я должен это делать. У тех, кто имеет много денег, всегда много врагов, и они нападают. Если я остановлюсь, где я окажусь, Энрика? И где окажешься ты, если будешь рядом со мной? В гробу. Отвечу за тебя. Ты хочешь получить от меня отказ от моей жизни, хотя сама не отдашь мне свою.

Кусаю губу, осознавая, что отчасти он прав. Если он не будет защищаться, то кто-нибудь может уничтожить его бизнес.

— Я прочитала всё, — признаюсь ему.

— Я догадался, — сухо отвечает Слэйн.

— Не хочешь спросить, как я к этому отношусь? — спрашиваю, бросая на него взгляд искоса, но не замечаю ни одной эмоции. Слэйн снова словно робот. Но робот был его персонажем, которого он играл. Выходит, что Слэйн контролирует себя, чтобы не позволить вырваться животному. Но вот животное мне нравилось. Оно было искренним в своей дикости. А злодей полон яда.

— Нет, не хочу. Я уже об этом знаю.

— Как ты можешь знать о моих эмоциях и чувствах?

— Они написаны у тебя на лице. Растерянность, печаль и обида.

Кривлюсь, цокая и передёргивая плечами.

— Я всегда настолько предсказуема? — злобно бросаю.

— Нет, я уже говорил, что хорош в этом. Я изучал тебя три года, Энрика, и знаю, как проявляется каждая твоя эмоция, и как меняется цвет глаз, поза и мысли. Я отследил каждую, чтобы манипулировать тобой, что мне прекрасно удалось.

— Тебе поаплодировать? — язвительно фыркаю.

— Мне плевать, Энрика. Ты начала этот разговор, а не я. Мне он безразличен.

— Выходит, что проблему решать ты не собираешься? — спрашивая, поворачиваю к нему голову. Слэйн тяжело вздыхает и дёргает головой.

— Я не вижу проблемы. Это ты её видишь. Мне всё ясно. Ты снова борешься со мной и с собой, я же открыт для тебя. Я дал тебе то, что не давал никому. Я показал тебе своё доверие. Ты можешь пойти с этими данными в полицию, хотя ничего против меня не сделаешь, но сам факт. Ты можешь манипулировать информацией, которую прочла, но вряд ли будешь это делать. Я знаю тебя. И знаю, что ты никому и ничего не расскажешь, поэтому и доверил тебе то, что скрывал даже от Кавана. Себя и свои изменения. Думаю, этого достаточно для того, чтобы увидеть, что проблемы нет, есть только неверное восприятие.

Как же меня раздражает его спокойный голос. Он делает это снова.

— Пока ты не проявишь эмоции, я собираюсь тебя игнорировать, — прищуриваюсь, поставив условие.

— Ты хочешь, чтобы я орал, бросался на тебя и душил? Или хочешь, чтобы я поиграл в жертву и охотника, Энрика?

— Я имела в виду…

— Конечно, ты не хочешь. Ты демонстрируешь мне женскую обиду из-за ревности и из-за того, что ты едешь со мной на приём, выбрав меня, а не месть. Ты не смирилась со своим решением, хотя уже выполнила его. Поэтому лучше я буду спокоен и холоден, чем эмоционален, как ты. В данный момент будет лишним, если я начну вести себя агрессивно. — Слэйн бросает на меня быстрый проницательный взгляд и снова смотрит на дорогу.

— А тебе не хочется быть агрессивным? То есть… у тебя не было приступа?

— Нет, я в порядке.

— Почему? Насколько я помню, то ещё недавно ты рвался меня убить, заковал себя в цепи и не мог нормально жить без наркотиков. Что изменилось сейчас? Ты выработал новую схему, как убить меня? — спрашиваю, недоверчиво глядя на него.

— Никакой новой схемы я не писал. Я знаю, что ты никуда не убежишь. Я спокоен, потому что чувствую себя иначе. Я никогда так себя не чувствовал и не знаю, что это такое, но уверен в том, что ты не убежишь от меня. Ты не в том состоянии, чтобы жить дальше одна. Я не знаю, Энрика, мне сложно ответить на твой вопрос. Я чувствую тебя рядом, даже когда ты далеко. Это всё, что я могу сказать.

Открываю рот, чтобы возмутиться, но Слэйн поднимает руку, останавливая меня.