Николай ответил не сразу. Помолчав, взглянул бесстрастно на Тиграна, потом вернулся к Куликову и наконец сказал небрежно:

— Ну что ж, дело нетрудное. Можно уладить.

Он медленно растворил дверцы секретера сбоку от стола. Перед восхищенными глазами Куликова предстали стройные ряды кассет. Чего здесь только не было! — от классической «Великолепной семерки» до нашумевших «Командос».

— Три, четыре — ваш выбор.

Николай бросил на стол пухлую тетрадь. В ней одно за другим тянулись названия знаменитых фильмов, записанные аккуратным почерком. Среди боевиков мелькали ленты Антониони, Бунюэля… Но Куликову теперь было не до них. Его беспокоила одна мысль, за последнюю неделю не раз приходившая ему в голову.

— Здорово! — восклицал он, листая тетрадь. Потом спросил, будто бы невзначай: — И вы все-все помните?

— Почти все помню.

— Вот память! — продолжал Куликов с деланным воодушевлением. — Я бы никогда не запомнил! Что-нибудь бы точно перепутал. Принесли бы мне кассету, а я бы и позабыл, что у меня есть уже такая. С одним моим приятелем случилось как-то.

— Со всеми бывает, — снисходительно заметил Николай.

— А что? Лент одинаковых много ходит, — гнул свое Куликов. — Приятелю тому за день три кассеты принесли, и на всех один фильм. И разные совсем люди принесли…

Тигран в соседнем кресле беспокойно зашевелился.

— Конечно, повторений много, — сказал Николай. — У меня тоже дубликаты есть.

— Что, и дубликаты помните? Ну и память, а! Завидую!

Николай взглянул на ерзавшего Тиграна. Потом перевел взгляд на Куликова.

— Где есть дубликаты, я отмечаю. Галочка там перед названием, видите?

Именно этого Куликов и добивался. По спокойному тону Николая трудно было определить, сказал он это безотчетно или сообразил, с какой целью Куликов играет роль наивного простака. «Впрочем, какая разница, — подумал Куликов. — Все равно ему не понять, зачем мне понадобились именно дубликаты».

Он выбрал три ленты, как раз из тех, с галочкой. И опять лицо Николая было непроницаемо.

— Когда я должен их вернуть? — спросил Куликов.

— Обычно я даю на один день. Но если вам нужно на больший срок…

— Хорошо, я верну завтра. В котором часу?

— Как вам будет удобно, — вежливо сказал Николай.

— И сколько я должен? — Куликов поднялся с кресла.

— Ну о чем вы говорите? — Впервые за весь разговор Николай вдруг раскрылся. Было видно, что он испытывает удовольствие от своей игры, игры в бескорыстие. — Мы же свои люди, правда, Тигран?

«Вот актер, — с досадой подумал Куликов. — И как я сразу-то не понял? Еще один благодетель выискался!»

Тигран тоже вскочил и по обыкновению засуетился, поглядывая на часы. Надо полагать, он вспомнил своих смешливых девиц.

Вторую свою встречу с Куликовым в трамвайном депо Парс также решил из фильма исключить. В ту ночь Куликов казался несколько озабоченным. Парс был проницателен и эту озабоченность отметил, но интересоваться причиною не счел нужным: все тайное рано или поздно становится явным. Куликов принес новые кассеты и навоевался там, на ленте, всласть, а потом с восторгом наблюдал, как упражняется Парс. За оставшийся час концовки двух лент были изменены до неузнаваемости: Парс вложил в них все свое мастерство. В общем, он занимался этим не без интереса: давало себя знать старое увлечение менбиа.

Парс опять лег в кресло. Он старался заглушить в себе волнение размышлениями о композиции снятого фильма, но тревога не проходила. Неужели он боится, что его деятельность раскрыта и его, нарушившего запрет, накажут по всей строгости? Нет, не то… Время строгостей давно в прошлом… Он постоянно возвращался мыслями к самому Куликову — и вдруг понял, Что тот — причина беспокойства. «Но причем здесь Куликов? Я всегда решал поставленные перед собой задачи, — думал Парс. — Я захотел снять настоящий фильм, и я снял фильм. Так в чем же дело?»

Он внезапно поднялся и перешел в соседнее помещение. Возвратился он оттуда уже со сканнером. Фильм он портить не хотел и на всякий случай вынул блок воздействия. Теперь он мог проникнуть в свой фильм, взглянуть на чужой мир глазами Куликова, но изменить что либо был не в состоянии.

Куликов на экране не спеша поднимался по лестнице. Парс удобно улегся, поглаживая большим пальцем гладкую поверхность сканнера, зажатого в ладони. Через минуту он уже походил на спящего, сознание его было там, в прошлом, в другом мире, где усталый Куликов, ругая сломанный лифт, одолевал одиннадцатый этаж нового дома в далеких новостройках.

Николай, широко распахнув дверь, улыбнулся ему как старому знакомому.

— Я, признаться удивлен, — сказал он, пожимая Куликову руку. — Так быстро? Я думал, вы к вечеру появитесь.

— А долго ли надо, чтоб эту глупость проглядеть, — небрежно сказал Куликов.

Из комнаты неожиданно показался Тигран.

— А-а, Тиграша! — сказал Куликов и похлопал Тиграна по плечу. — И ты тут? А как же наши пельмени?

Они прошли в кабинет Николая. Куликов положил на стол кассеты и развалился в кресле, задрав носок ботинка выше головы.

— Не посмотреть ли нам кино? — ухмыляясь предложил он.

Николай старался сохранять невозмутимость, но видно было, что удается ему это с трудом.

— Какое желаете? — спросил он с натянутой иронией.

— Без разницы. Да вот это, хотя бы, — Куликов протянул одну из принесенных кассет.

Николай мельком посмотрел название и передал кассету Тиграну.

— Поставь!

— Покрути-ка там подальше, — лениво заявил Куликов. — Посмотрим конец.

— Да что там конец смотреть! — сказал Тигран. — Сто раз уже смотрел. Ну убьют его в конце, и все!

Николай пристально поглядел на Куликова.

— Прокрути! — резко приказал он Тиграну.

Тосиро Мифунэ положил ладонь на рукоять меча. Пора. Неслышной стремительной походкой он двинулся вперед. Вот, легкий и неуловимый, минует он охрану здания и проскальзывает по лесенке в узкий коридор, где часовой-боевик не успевает поднять автомат и обезглавленное его туловище уже валится на пол.

Вновь стремительный, летящий шаг… Его пытаются остановить в переходах, за поворотами, опять на лестнице, но каждый раз — короткий взмах меча, и преграда устранена. Но вот комната самого Босса. Пальцы пяти охранников на спусковых крючках. Меч Мифунэ превращается в разящую молнию, тело его взлетает в немыслимом прыжке, и пятеро как подрубленные тяжело оседают на пол, роняя автоматы. И тут выступают еще двое — два самых быстрых меча Империи. А за спиной Мифунэ из отверстия в стене выдвигается дуло пулемета. Первый из врагов делает едва уловимое движение, но его меч рассекает пустоту, и он валится лицом вниз, как будто случайно наколовшись на меч Мифунэ. Второй выжидает, но Мифунэ уже обходит его, кружит, прикрываясь от нацеленного пулемета. Еще несколько движений, невероятный полет — и голова врага раскалывается, словно спелый арбуз. Огненная лавина обрушивается на Мифунэ, пули визжат, разбивая стены, но тело Мифунэ движется в невиданном ритме какого-то нечеловеческого танца, и белое его кимоно по-прежнему непорочной белизны. Вот он опять летит, боком и сверху наваливаясь на стену, меч пробивает ее, сдавленный стон — и пулемет смолкает…

Куликов невозмутимо поигрывал кончиком ботинка, Тигран застыл с открытом ртом, вцепившись в спинку кресла, а Николай, вытащив из кармана платок, тщательно протирал им очки. Лицо Николая было опущено вниз, и о его выражении Куликов мог лишь догадываться.

— Ты где такую фирму взял? — спросил наконец потрясенный Тигран.

— Места знать надо! — снисходительно усмехнулся Куликов и опять взглянул на Николая. Реакция Тиграна его не интересовала.

Николай уже справился с собой и принял прежний невозмутимый вид.

— Я не буду спрашивать тебя, — начал он медленно, — как тебе это удалось. Ты ведь все равно не скажешь.

Куликов величественно качнул головой и подумал про себя, усмехаясь: «Ну артист, точно артист!»