— Не знаю, — буркнул Скрибнер. — Не все ли равно?

— Что значит — все равно? — возмутился Тронхэйм. — Ты соображаешь, что говоришь? Впрочем, тебе, конечно, все равно, функционер несчастный… А вот мне каково?

— А что — тебе?

— А… — Тронхэйм махнул рукой, изображая полную безнадежность. — Что с тобой говорить… Попробуй понять, голова, — невозможно решить задачи экспедиции, не обращаясь с сургорами. Но пока мы не знаем их мифов, мы не знаем ничего об этих людях и не узнаем, будь уверен. А мифы рассказаны неполно, потому что колдун по каким-то причинам решил, что чужакам их знать незачем. А причины эти можно понять, исходя из пропущенной части мифа… то есть круг замыкается. Колдун — посредник между миром людей и миром духов, и если жизнь племени основана на вере, кто пойдет против могущественного знахаря? К тому же он лекарь… Я не хочу сказать, — продолжал Ипполит Германович, подумав, — что колдуны в принципе вредное явление, нет. Они не только охраняют веру и традицию, но и хранят знание… создают его, расширяют, передают следующим поколениям… но одновременно создают и касту знающих. Всегда и везде — одно и то же. Культура представляет собой целое, объединенное либо религией, либо искусством… либо общественными условиями. На раннем этапе — всегда религия. И бывает иногда очень трудно найти общий язык с представителями правящей касты; вот и здесь тоже. Как только напорешься на недоверие знахаря…

— А ты не напарывайся, — посоветовал Скрибнер. — Ты лучше заболей. Он придет тебя лечить — вот и поговорите.

— Забо… — Тронхэйм не договорил, вскочил и быстро ушел в лагерь.

Скрибнер фыркнул и запустил вслед социологу орех.

Несколько морских птиц, огромных, как альбатросы, пронеслись с гиканьем мимо острова. Скрибнер проводил их взглядом и посмотрел на Пляж. Песок неподалеку слегка шевельнулся. Скрибнер сделал стойку. Но из-под песка неторопливо выбралась маленькая зеленая черепашка с блестящим, словно отполированным панцирем. Вылезла и зашлепала к воде. Скрибнер чертыхнулся. В нем зародилось и не оставляло теперь чувство тревоги. Пройдясь между пальмами и подумав, Скрибнер вышел на берег. На ближайшем атолле, видимом с Ки-Нтот, возникло движение. Едва различимые фигурки заметались между домиками; вскоре отчалила лодка и на полной скорости понеслась в океан, — мимо Ки-Нтот, к девятому атоллу. Скрибнер, наплевав на запрет командира, сел в шлюпку и пошел на перехват местного суденышка.

— Я прекрасно понимаю твое нетерпение. — Винклер говорил сухо. — Но сегодня ты никуда не поедешь. И завтра, скорее всего, тоже. И никто никуда не уедет из лагеря, пока автоматы не найдут этих… арбузов. И пока мы не выясним, что это за зверь и с чем его едят.

— Но, Саймон…

— Нет, — отрезал Винклер. — Тема закрыта. Найди себе занятие на месте.

Тронхэйм, донельзя рассерженный, вернулся на пляж и обнаружил исчезновение Скрибнера и одной из шлюпок. Сообразив, в чем дело, он вновь пошел к командиру. Винклер успел уйти на корабль, и Тронхэйм уже собрался вызвать его, но в это время зазвучал голос автомата:

— Всем, всем… Внезапный шторм. Защита усилена. Выход из лагеря закрыт. Всем, всем. Штормовое предупреждение.

Тронхэйм дал сигнал экстренного вызова командира, и когда Винклер появился на экране, почти закричал:

— Скрибнер в море. Удрал.

— Что?..

Через секунду в воздух взлетели тускафы — роботы-спасатели — и рассыпались над океаном в поисках Скрибнера.

Но не нашли его.

Винклер вызвал группу в рубку «Эксора», и теперь все четверо слушали, как автомат уныло повторяет:

— Скрибнер, вас вызывает командир… Скрибнер, вас вызывает командир…

Ответа не было. Скрибнер словно растворился в океане. Тайфун, ожидавшийся по расчетам в конце следующей недели, налетел внезапно. Ветер несся над островами, завывая и свистя, пальмы гнулись, роняя орехи, — но в поселках сургоров не заметно было никакого движения. Сургоры, казалось, и не думали об опасности. Сергиенко, взглянув в очередной раз на метеодатчики, сказал негромко:

— Наблюдателей снесет скоро. И тускафам не удержаться.

Винклер промолчал, а Ланской зашагал по рубке, бормоча:

— Ну, идиот… и куда его понесло, чтоб ему…

К цепочке островов двигались горы воды, ветер усиливался; не прошло и двадцати минут после первого сигнала о приближении шторма, как все наблюдательные аппараты снесло в океан, и люди, накрытые колпаком защитного поля, потеряли связь с окружающим миром. Еще несколько минут — и тускафы также перестали подавать сигналы. Первая гигантская волна приготовилась уже накрыть острова, и в этот миг четыре человека, сидевшие в рубке корабля, вскрикнули одновременно от ударившей в глаза и виски острой боли.

И внезапно буря стихла.

А мир вокруг стал черно-белым.

V

Молодой островитянин с интересом следил за приближением шлюпки Скрибнера, не прекращая, впрочем, изо всех сил работать веслами. Когда Адриан Антонович подошел совсем близко, рыбак поздоровался и крикнул:

— Эй, розовый, я вижу, твоя лодка очень быстро плыть может?

— Да, — сказал Скрибнер, — может.

— Тогда, розовый, выручай, пожалуйста. Дай я к твоей лодке прицеплюсь, мне нужно на Ла-Тис поскорее, жена к родным вчера уехала, что я без нее делать буду?

Скрибнер не понял, в чем причина спешки, но, недолго думая, бросил островитянину канат. Через десять минут, легко проскочив рифы, они причалили к песчаному пляжу Ла-Тис. Молодой рыбак поблагодарил Скрибнера и посоветовал:

— Не ходи сейчас с острова. Пропадешь.

— А в чем дело? — спросил Адриан Антонович. Островитянин помялся, затем, оглянувшись по сторонам и убедившись, что никого рядом нет, придвинулся к Скрибнеру и сказал тихо:

— Колдун велел молчать, но ты меня выручил, я скажу… пусть мне потом будет хуже. Не ходи в океан, останься на острове, пока не пройдет прошлое… Оно уже близко, ты разве не чувствуешь? В океане погибнешь, у тебя нет тахи, я знаю.

— А у тебя есть? — поинтересовался Скрибнер.

— Конечно, есть, — сказал островитянин. — Кто же без тахи в море пойдет? — и он показал на свою лодку.

На корме стояла большая клетка, закутанная циновкой из пальмовых листьев. Кто сидел в этой клетке, Скрибнер не мог видеть. Но рыбак утверждал — что это — тахи…

— Хорошо, — сказал Адриан Антонович, — спасибо, что предупредил. А долго будет длиться прошлое?

Рыбак пожал плечами.

— Кто знает? Может, день, а может, и шесть. Если бы я знал, зачем бы к жене спешил?

«Логично, — подумал Скрибнер, — если это самое прошлое может продлиться шесть дней — лучше, конечно, молодую жену не оставлять в одиночестве…» И спросил:

— А ты не знаешь, почему колдун запретил нам рассказывать про тахи?

Островитянин испуганно прижал палец к губам.

— Тс-с… про колдуна не говори громко. Карпацикотин очень сильный колдун, может услышать вдруг… — Юноша подумал немного и добавил: — Я тебе скажу, пожалуй, только не сейчас. Когда прошлое придет — скажу. Тогда можно.

— Хорошо, — согласился Скрибнер, — но где я тебя найду?

— А вон там, — рыбак махнул рукой в сторону селения. — Тот дом, с краю, там живут родные жены, и я туда иду. И ты приходи.

И островитянин ушел.

Скрибнер вытащил на берег свою шлюпку и взялся за лодку рыбака, чтобы и ее вытянуть на песок. В клетке что-то заскреблось, и Адриан Антонович, одним махом выдернув из воды легкое суденышко, подошел к корме и приподнял укрывавшую клетку циновку.

В клетке был арбуз.

Скрибнер присел на борт лодки и в раздумье почесал затылок. Арбуз, натуральный арбуз — круглый, полосатый, желто-коричневый, на четырех тонких угловатых ножках. Гладкий, блестящий. Глазки зверя уставились на Скрибнера без страха, полосатый шарик попрыгал на месте, а потом подбежал к деревянным прутьям. Скрибнер протянул руку, и шар обнюхал ее, шевеля плоским, едва заметным носом.