Когда впервые острова посетило Прошлое — люди испугались, но великий ум Лорпи-са разобрался в необычном явлении, и скоро уже никто не обращал внимания на черно-белые дни, а Лорпи-са научился ловить и дрессировать тахи, они стали ручными, их брали с собой в океан, когда ловили рыбу далеко от островов, и тахи выручали при нападении хищных рыб или при внезапном шторме.

Наконец Лорпи-са увидел, что жизнь на новом месте наладилась. Тогда он призвал к себе Карпацико-тина и рассказал ему Великую тайну. Карпацико-тин к тому времени успел состариться, был такой, как сейчас. И вот что узнал Карпацико-тин. За оградой возле дома в песке скрывались тодит. Лорпи-са кормил их рыбой и птицами, и время от времени, соблюдая осторожность, извлекал один корень, сушил его, толок, приготовлял питье, — и это питье было причиной его невероятно долгой жизни. Лорпи-са научил Карпацико-тина кормить корни, выуживать их из песка, приготовлять лекарство. Оно излечивало от многих болезней, но Лорпи-са всегда делал вид, что лечит травами, улитками, рыбами… Поскольку питье продлевало жизнь, на островах потомки Корилентио-лека стали жить два раза по сто лет, но Лорпи-са наказал ученику объяснять это возвращением прошлого, — никто не должен знать про тодит. А для себя Лорпи-са решил, что настала пора встретиться с предками, больше он не будет пить настой тодит. Карпацико-тин заменит его, станет великим колдуном. И еще Лорпи-са говорил ученику, что, когда тот подготовит себе замену, он должен уйти в мир предков, но Карпацико-тин оказался слаб, и не может отказаться от питья… К сожалению, тодит не могут вечно жить на островах, иной раз они гибнут при возвращении прошлого, и приходится привозить новые семена. Лорпи-са тоже так делал, и научил Карпацико-тина.

— Как ты собираешь эти семена? — внезапно перебил колдуна Тронхэйм.

— Я… — Карпацико-тин замялся, испуганно обвел взглядом землян. — Я…

— Говори правду, — потребовал Тронхэйм.

— Я… — Карпацико-тин собрался с духом и выпалил: — Я посылаю на поляну ученика…

— Что?! — задохнулся Тронхэйм. Сергиенко вскочил, словно намереваясь влепить колдуну хорошую оплеуху, но сдержался, отошел в сторону. Винклер, наоборот, подошел ближе, молча смотрел на Карпацико-тина, ожидая дальнейшего. Ланской совсем не казался удивленным — он предполагал нечто подобное; а Скрибнер выругался так, что Тронхэйм, несмотря на напряженность момента, изумился: «И где он такого нахватался?..»

Колдун продолжал:

— Когда ученик выходит на поляну… э-э… корни его убивают, а я потом вытаскиваю его веревкой, заворачиваю в плотный мешок из листьев…

— А потом? — злым голосом спросил Тронхэйм. Старик развел руками:

— Потом совсем нетрудно. Нужно закопать труп на три дня в песок, и там вырастут новые тодит. Молодые тодит не опасны, поэтому ученика можно выкопать и отдать родителям…

— Так, — подвел итог командир. — Значит, корни мы уничтожим. На твоей плантации — сегодня же, а потом и на большом острове. А где и как вы будете жить дальше, решит Дек-Торила.

Колдуна отвезли домой. Ланской и Скрибнер запустили на участок, огороженный стеной, автомат. Автомат быстро обработал почву, доложил, что химикат пропитал песок вплоть до твердого основания, и земляне отправились в лагерь.

— Напугать-то мы его напугали, — сказал Ланской, когда они отчалили от острова колдуна, — но вдруг мы не справимся с тодит на материке?

— Справимся, — отмахнулся Скрибнер, — автоматов хватит.

— И неясно, — продолжал Ланской, — какое отношение имеют тодит к тахи. Какое-то имеют наверняка.

— С чего ты взял? Тахи сами по себе, — дикие, я имею в виду, они ведь всегда на островах жили.

Так-то оно так, но колдун, похоже, не случайно держит тахи рядом с этими чертовыми корнями, — тех тахи, которых дрессирует.

— Да не все ли равно? — удивился Скрибнер. — Даже если этот старый паразит кормит зверей корнями — или наоборот, что от этого меняется? Все равно тахи будут охранять острова, просто потому, что охраняют собственное потомство, гнезда-то у них в песке, на берегу.

— Но если действительно тахи и тодит связаны… ведь сургоры не смогут без тахи выйти в океан.

— Орехами прокормятся.

— Они не смогут переселиться обратно на материк, — сказал Ланской. — Не смогут навещать соседние племена и вынуждены будут заключать браки внутри собственной изолированной группы. К чему это приведет? К вырождению, это аксиома, и странно, что приходится тебе об этом напоминать.

— Знаешь, Эмиль, — сказал Скрибнер, — пусть над этим голову ломают в Управлении. Наше дело уничтожить тодит.

— А нужно ли их уничтожать? — спросил Ланской. — Ведь сургоры уже вторую тысячу лет живут на островах, это их дом, а мы заставим их вновь переселиться, бросить все…

— Ну… — Скрибнер хотел сказать что-то, но шлюпка уже подошла к рифам у Ки-Нтот, и Адриан Антонович замолчал. Он провел лодку сквозь бурлящую полосу и, заглушив двигатель, выскочил на песок. Когда врач вышел на пляж, Скрибнер подошел к нему и сказал тихо:

— Ты забываешь, Эмиль, что тодит — чужие. Совсем чужие для этой планеты. Я не знаю, и ты не знаешь, откуда взялись эти вшивые миссионеры, но следы этой компании уничтожить необходимо. А переселиться островитянам мы поможем, если уж на то пошло. На кой черт им эти… Геспериды, — добавил он и пошел к «Эксору». Ланской отправился в лагерь.

— …Разумеется, и речи не может быть о насильственном возвращении на материк. Помощь в случае необходимости, не более того. Но я абсолютно согласен с Адрианом Антоновичем в том, что растение тодит уничтожить необходимо, — кроме тех образцов, которые мы берем с собой. И хорошо, если эти… миссионеры не оставили еще каких-нибудь следов своего пребывания, — таких следов, о которых аборигены и не подозревают. Поэтому я и предлагаю как следует обшарить материк, а уж потом предлагать какой-то конкретный план.

— И все-таки это будет вмешательством в исторический процесс, так или нет? — спросил Сергиенко.

— Какое к черту вмешательство? — возмутился Тронхэйм. — Мы должны вернуть их на собственный путь, неужели не ясно? На островах они живут как в заповеднике, ни о чем не думая, — орехи над головой, рыба в лагуне… Они остановились, прекратилось развитие, а ты говоришь о вмешательстве. Вмешались до нас, наше дело ликвидировать последствия.

— А любопытно все же, — сказал Виклер, — откуда взялась эта компания? Миссионеры. И что за странная цивилизация должна это быть…

— Поищем — найдем, — сказал Скрибнер.

— Ой ли, Адриан Антонович? Легко сказать — «найдем». Где искать, ты хоть какое-то представление имеешь?

— Нет, конечно, — сказал Скрибнер. — А только думаю, что они где-то неподалеку.

— Почему? — заинтересовался Тронхэйм.

— Да так, кажется мне.

— Это не довод.

— Доводы тебе нужны? Пожалуйста. В космос они вышли недавно, так что недалеко забрались.

— Почему — недавно?

— Во-первых, потому, что лезут не в свои дела. Если бы они имели приличный уровень развития, они бы на такие штучки не пошли. Они же не имели малейшего понятия, как на аборигенов подействуют их клубеньки. Уверяли, сургоры от эдакой пищи поумнеют?

— Так.

— Ну вот. А они не поумнели, скорее наоборот, хотя жить стали дольше. Как же можно было сажать свои растения на чужой планете, не зная генетики местных жителей? Это что, высокий уровень?

— Да… — сказал Ланской. — Кстати, о генетике. Тот рыбак, Гике-та, согласился все-таки на обследование. Я еще не во всем разобрался, но основное понятно.

— Точнее, — потребовал Винклер.

. — Настой из клубней тодит действует на островитян весьма своеобразно. Исчезают ошибки редупликации, тем самым — прекращается старение организма. Так что… я вновь предлагаю подумать — стоит ли уничтожать тодит. А тахи, судя по всему, от питания корнями «умнеют», легко поддаются дрессировке и вообще с удовольствием остаются жить возле человека. И насчет уровня, — Ланской говорил, демонстративно не глядя на Скрибнера, — тоже не все так ясно, как представляется некоторым. Почему не может оказаться так, что эти миссионеры, имея весьма и весьма высокий технический уровень, отстали в отношении социальном и не считают грехом вмешательство в чужую жизнь? Если же допустить такой вариант, то получим, что миссионеры могли прибыть откуда угодно, расстояние может не иметь для них никакого значения.