— Не впутывай сюда Кира. Он просто мне помог.
— Вместо того, чтобы о мифической любви думать, лучше подумай о своем будущем. Любовью сыт не будешь. Он спортсмен и, как большинство из них, попользуется и выбросит тебя. Помяни мое слово! Еще год-два, и он уедет играть за океан. А ты же потом будешь обливаться горькими слезами с пятимесячным ребенком и без средств к существованию!
— Мы все ещё обо мне говорим или о тебе? — голос срывается на крик. Нет, даже думать не хочу, что Кир может так поступить. Он не сделает этого. Он не такой, как мой отец.
— Так, девочки, спокойно, — вклинивается в нашу словесную баталию Ольга Павловна. — Ира, я считаю неразумным дергать сейчас Евгению. У нас на носу отбор к январскому чемпионату, сейчас нужно бросить все силы на преодоление этой ступени.
— С вашими методами, госпожа Устинова, мы даже на шаг не продвинемся.
Я в шоке. Полном и всепоглощающем. Так в открытую грубить моему тренеру она не позволяла себе никогда.
— Мам… что ты?..
— Знаете что, Ирина Васильевна, — перебивает меня тренер, выходя из-за стола и вставая перед моей родительницей, — вместо того, чтобы планомерно разрушать дочери жизнь, лучше бы подумали о там, как поддержать ее. В этом году уровень конкуренции вырос в разы, и если бы ваша дочь за все свои двадцать лет фигурного катания хоть раз услышала от матери хоть одно приятное слово…
— Я считаю, что человека красят не слова, а поступки, Ольга Павловна. И я не помню в вашем послужном списке ни одного Олимпийского чемпиона.
— Значит, я буду первой! — гордо вздернув подбородок, подхожу к матери. Едва ли не впервые за столько лет я решаюсь открыто идти против ее воли. Хватит уже! Я не кукла и не марионетка. Не нужно меня дергать за веревочки и держать на поводке, как ручную собачку. — Я остаюсь здесь. Я остаюсь с Ольгой Павловной в этом городе, на этой ледовой арене, мама. Если ты хочешь, можешь переезжать. Но когда я встану на пьедестал с золотой Олимпийской медалью, несмотря на все, хочу, чтобы ты была рядом. Я люблю тебя.
Не даю матери возможности ответить. Да и не надо. По ее глазам вижу, что ударила, больно и в самое сердце. Да, мамуль, несмотря на то, что я все эти годы была для тебя недостаточно хороша, я благодарна тебе, как минимум, за жизнь.
— Я иду на тренировку, — разворачиваюсь и выхожу из тренерской, со всей силы хлопнув дверью.
В эту тренировку я ухожу с головой. Погружаюсь в произвольную программу и полностью отключаюсь от надоевших мыслей и сомнений. Есть только я, лед и музыка.
Выхожу со льда, выжатая, как лимон. Наскоро принимаю душ и спускаюсь в фойе, мечтая о чашечке любимого Латте. Достаю телефон, чтобы набрать Кира и не успеваю.
Ощущаю легкое прикосновение сильных рук и тут же оказываюсь прижатой к каменной груди парня.
— Можешь не звонить, я тут, — шепчет мне знакомый голос в ушко и целует в макушку. — Соскучился жутко, последние минут тридцать подглядывал исподтишка за тобой на льду.
— Хорошо, что тебя не видела Устинова, — смеюсь, разворачиваясь к парню лицом. Набираюсь непонятно откуда взявшейся смелости и, привстав на носочки, прикасаюсь к его губам в робком поцелуе. Обвиваю руками за шею и просто наслаждаюсь моментом.
— М-м-м, Жень, не дразнись, у меня сегодня еще матч ответственный, а как после такого вообще на лед выходить… — корчит смешную рожицу вселенского страдания Кир и, чмокнув в щечку, забирает из рук сумку с формой, берет за руку и тянет на парковку.
— Пообедаем, съездим?
— Да, давай. Может в то же кафе, где мы тогда сидели… ну после…
— Я понял. Отлично, там крутой выбор блюд на бизнес-ланч.
— Мне там понравился Латте, — прикусываю губу, мечтательно закатывая глаза. Парень заразительно хохочет и открывает передо мной дверь машины. Залезаю в салон и, пока Кир убирает сумку в багажник, пристегиваю ремень.
— Я готова, — сообщаю, когда водитель устраивается на своем месте.
— Ну вот, облом-то какой, — слышу разочарованный вздох.
— Что такое?
— Думал сам тебе ремень пристегнуть, это же так мило.
— Ага, и лишний способ полапать, да, Дёмин?
— Признаю, не без этого, — подмигивает этот наглый котяра, проворачивает ключ в зажигании и выруливает с парковки.
В салоне авто царит легкая и непринужденная обстановка. По радио играет новый хит. Дух счастья витает в воздухе. Я неожиданно осознаю, что мне даже молчать рядом с ним приятно. Нам не нужно постоянно говорить и вполне хватает переплетенных рук, крепко сцепленных пальцев и периодических переглядываний.
— Жень, можно тебя попросить? — в голосе проскальзывают неуверенные нотки.
— Да, конечно. Что такое?
— Приходи сегодня на матч? Я с менеджером поговорил, он выделит билет в VIP-ложу.
Смотрю на Кира большими от удивления глазами, не веря, что он и правда меня об этом просит. В этой самой VIP-ложе обычно выделяют места родственникам, женам, детям и… девушкам игроков. Я надеялась, что то, что между нами, не просто мимолетная интрижка, но все равно удивлена.
— Ну, так что, Жень? Придешь?
Кир паркуется у кафе и выжидательно смотрит на меня своими голубыми чарующими глазами.
— Да, конечно. С удовольствием, — киваю, часто-часто махая ресничками.
— Опять глаза на мокром месте, — смеется Кир. — Что на этот раз?
— Да так, — пожимаю плечами. — Не повезло тебе, Дёмин. Плакса досталась, — пытаюсь пошутить.
— Пошли за Латте, плакса моя, — смеется парень, выбираясь из машины. Моя. Я точно в нем не ошиблась.
Глава 16. Кир
Женя забирает сумку и спешит на тренировку, постоянно оглядываясь на меня и невероятно мило улыбаясь. А я стою, как дурак, и пялюсь ей вслед, провожаю ее стройную фигурку и уже начинаю скучать.
Как только девушка скрывается на втором этаже, в голове вырисовывается план на вечер. И для этого мне нужен Соловей.
— О, Кир, привет!
Мы сталкиваемся с менеджером клуба прямо в дверях.
— Соловей, здорово, — жму протянутую руку приятеля.
— Ты как здесь? У вас игра же только в четыре.
— Просьба к тебе есть. Сможешь с билетом на сегодняшний матч подсобить? Ты знаешь, я в долгу не останусь.
— Ого, вот это новости. Предки приехали?
— Нет.
— Сеструха?
— Опять мимо.
Вот теперь лицо друга вытягивается от удивления.
— Да ладно? Подруга? — ухмыляется парень, — неужели наш мальчик созрел для серьезных отношений?
— Ты мне сейчас мою мать напоминаешь. Девушка моя, и не надо так лыбиться, Соловей.
Ну, конечно, он так взял и послушался. Пока доки оформлял, еще и пару раз подколол. Ничего, вот его однажды стукнет, там и посмотрим.
Из кабинета менеджера выхожу, проболтавшись там почти час. Смотрю на время, начало третьего. Смысла уезжать домой не вижу, тем более амуниция и коньки уже с собой в машине. Пойти на трибуну, понаблюдать за Жениной тренировкой… не вариант. Не хочу ее смущать, да и Устинова вряд ли будет довольна. До сих пор ее грозный вид перед глазами стоит, когда в первый день отчитать решила, как пацана. Не буду искушать судьбу. Буду подглядывать. Благо, арену знаю, как свои пять пальцев.
Спускаюсь на первый этаж и иду к кабинетам обслуживающего персонала. Туда, где выезд для катков. Припадаю плечом к лестнице и вижу свою девочку. Стараюсь не выпускать из поля зрения ее хрупкую фигурку. Тренер сегодня на удивление спокойна, обычно ее наставления и упреки слышит весь ледовый. Но сегодня все иначе.
Женя сосредоточена на выполнении программы. Об этом говорят четкие и отработанные до автоматизма движения. И при каждом выкрутасе в виде прыжка и прочих движений, когда она отрывается от поверхности льда с сумасшедшими оборотами, мое сердце замирает. И начинает биться с невероятным ускорением после того, как лезвие конька касается льда. Черт, так и сердечный приступ схлопотать можно. Это же сколько нужно иметь смелости, чтобы вот все это вытворять? Учитывая ее хрупкость, я не могу представить, какой стержень спрятан в этой девочке.