И тут после таких колоритных описаний, до ушей Сулеймана I Великолепного доходят вести о том, что в Москве этого нечестивца и мерзавца провозгласили защитником христиан, посланный самим Всевышним. О! Как он взбесился! Обычно сдержанный и рассудительный, тут он не мог рассуждать рационально. Тем более, что Давлет Гирай, хан Крыма и его верный вассал прислал ему очевидцев. И те плакали, рассказывая о своих бедах. О том, как тяжело с нечистой силой воевать. И они были искренне в своих словах, ибо верили в то, что говорили.

Посему Сулейман приказал своему верному слуге – Патриарху Константинополя самым решительным образом осудить все эти телодвижения. Если потребуется – пойдя на крайние меры вплоть до отлучения от церкви и придания анафеме. И не столько Андрея, сколько тех, кто считал его посланником Всевышнего. С Андреем-то все понятно. Колдун и оборотень, в которого вселился демон, что губит жизни правоверных на потеху своей черной души. Отчего Сулейман, не сомневаясь ни секунды, провозгласил, что даст за голову сахира Андоника из Тулы сто тысяч акче[28], а за живого – в три раза больше.

Патриарх Дионисий II растерялся от таких жестких и резкий указаний своего руководства. Его финансовое положение было очень тяжелым. Из-за чего он успел отличиться к 1554 году не только торговлей церковными должностями, но и попытками сбора средств среди латинян. В той же Венеции.

Кризис на Руси он планировал обернуть к своей выгоде. Прежде всего финансовой. Для чего совершенно не был готов идти на столь решительные меры.

Кроме того, судя по сведениям, что до него дошли, вопрос о божественном послании Андрея вполне серьезно обсуждали на самом высоком уровне. А в соседней Литве уже пошла волна слухов, будто бы доминиканские монахи смогли установить верность сего обстоятельства. Тут много кого требовалось бы прижать к ногтю. Дионисий не был дураком и отчетливо понимал, что нет смысла отдавать приказы, которые не выполнят. Особенно в кризисные моменты. Но султан отдал четкий и однозначный приказ, неисполнение которого могло стоить Дионисию престола. Беда была же еще и в том, что его исполнение, скорее всего, вело к тому же самому результату. Поэтому Патриарх решил приказ саботировать, максимально затягивая. И провозгласил созыв Вселенского собора для обсуждения Московской ереси.

Реакция султана не заставила себя ждать.

Он легко догадался, что Дионисий не спешит выполнять его приказ. А потому не только сместил его с кафедры, сурового наказав, но и увеличил сумму вхождения на нее до пяти тысяч дукатов.

Патриарший престол занял Иоасаф II. Однако и он не стал отказываться от созыва Вселенского собора. Но уже по другим причинам.

– Сила постановления Вселенского собора безгранично выше моих слов, – смиренно произнес Иоасаф. – Посему его и нужно собрать. Дабы ересь сия была отвергнута всеми. Даже теми, кто бы усомнился в моих словах.

– Ты уверен, что Собор его осудит?

– О да, О Великолепный, – с почтением произнес Иоасаф, глубоко поклонившись, чтобы скрыть едкую ухмылку.

А то у Собора был выбор? Ведь Патриархи Константинополя, Антиохии, Иерусалима и Александрии были слугами султана. И судьба Дионисия, которого не только свергли с кафедры, но и казнили, конфисковав все имущество, выступало неплохим уроком для всех.

Посему 3 марта и начался Собор…

Иоасаф привел в качестве свидетелей тех самых людей, что прибыли из Крымского ханства к султану. И они рассказывали ярко, искренне, в сочных красках то, во что сами поверили. Стоя перед иерархами и клянясь в своих словах на Коране, ибо были мусульманами.

А потом Патриарх привлек к ответу священников, что прибыли из Москвы. И которые поведали все, что нужно о происходящих там событиях. О том, что это все происки митрополита Макария. Что это он поручил начать распускать слухи о том, что этот сахир – воскресший старинный князь, посланный Всевышним на помощь православным. И о том, что взволновавшаяся толпа в Москве, ведомая Сильвестром, требует у поместного Собора признать чудом то, что творил Андрей. О том, что Царь дарил этому колдуну и дорогого коня, и шубу со своего плеча, проявляя уважение чуть ли не как к брату. И так далее.

И чем больше шли эти опросы, тем сильнее закипали иерархи. Тут и без всякого султаны им становилось понятно, что дело зашло слишком далеко и кто-то в далекой Московии выпустил древнее зло. Да, определенные странности в показаниях они находили. Вроде убеждения словом старшин отказаться от долгов своих. Но рассказы участников сражения при Селезневке о том, как этот колдун смог повлиять на полк, что словно обезумел, многое объясняло.

– Колдун! Мерзкий колдун! Чернокнижник!

– Еретики! Проклятые еретики!

– Вероотступники! Как они посмели?

Все чаще и чаще раздавалась с мест. Патриарх Иоасаф был доволен тем оркестром, которым он дирижировал. Султан же, наблюдавший за ним, инкогнито через смотровое окошко, тоже.

– Если Собор примет нужно решение, я награжу тебя, – благосклонно произнес явно подобревший Сулейман.

– Величайшей наградой, о Великолепный, будет отмена платежа для вступления на кафедру. Из-за нее многие злые языки обвиняют нас в симонии.

– У всего есть пределы, – сразу как-то посуровел Сулейман. – Уменьшить – уменьшу. Пять тысяч дукатов это действительно слишком большие деньги. Но отменять – идти против традиции.

– Твоя воля – закон, о Великолепный! – смиренно произнес Иоасаф, вновь поклонившись.

– Рад, что ты это понимаешь, – холодно ответил султан и удалился. Терять эти деньги от одной лишь смены Патриархов он не желал. Не очень большие деньги, но и не малые. Приятный бонус для его казны. Как и уменьшать эту сумму до тысячи, что была утверждена в стародавние времена, тоже. В этом случае иерархи относились слишком безответственно к выбору своего предводителя. Ведь султан мог его свергнуть в любой момент, если тот вел себя недостаточно лояльно по отношению к нему.

Иоасаф же, когда султан удалился, убрал смиренное выражение лица и жестко сверкнув глазами, вернулся к управлению Собором. Он не собирался отступать так легко. И, планировал выжать максимум, чтобы решить этот финансовый вопрос. И, если повезет, получить какие-либо еще льготы. Слишком уж безрадостным было положение православного духовенство.

За следующие пару часов накал страстей в Соборе достиг невероятного уровня. И в этот самым момент Иоасаф и предложил проголосовать…

Вселенский Собор в самых жестких и резких формулировках осудил деятельность московской митрополии. Митрополита он отлучил от церкви, как и Иоанна свет Васильевича и еще с десяток влиятельных людей, так или иначе связанных с «делом колдуна». А саму митрополию упразднял, подчиняя эти земли Киевской, Галицкой и всея Руси митрополии. Самого же Андрея признавали демоном, сбежавшем из Преисподней, и не только предавали анафеме, но и отрицали само возможность его крещения, ибо демон не мог и не может быть крещен, так как сие есть поруха законов небесных. А посему парня ставили вне законов людских и божественных.

Но судьба молодого сотника, которой уделили столько внимания в решении Собора, была совершенно ничтожной мелочью по сравнению с тем, чем грозило это решение Москве. Ведь тут все шло одно к одному. Начиная с отлучения Царя с митрополитом и заканчивая передачи духовной власти над территорией Восточной Руси в Вильно. Коллапс! Катастрофа! Это ведь верный способ пусть державу на дно. Однако страх перед гневом султана и в целом нездоровая обстановка, созданная правильно поданными показаниями, сделала свое дело. Поэтому, когда Сулейману зачитали это решение даже он несколько опешил.

– Вы не увлеклись?

– О Великолепный, – глубоко и с почтением поклонившись, произнес Патриарх. – Сие лишь малая толика нашего праведного гнева. Ибо они погрязли в ереси.

– Передача духовной власти над Москвой в Литву может опасно ее усилить.

– О нет, – с улыбкой ответил Патриарх. – Там стоит Милостью Всевышнего Макарий II, который вот уже двадцать лет не в состоянии навести порядка в своей митрополии. Передача под его руки Московских земель не только усилит беспорядки, но и распространит их на восточные земли.