Примерно через час или чуть больше, бессильно отлипнув от своей ненаглядной, но всё еще не до конца простившей меня барышни, я начал безвольное погружение в дремоту. В заслуженный трудовым потом сон я проваливался без чувства вины. Но зато с чувством глубочайшего удовлетворения. И судя по тому, с какой расслабленно-умиротворённой улыбкой лежала рядом Эльвира Юрьевна, вину перед ней я всё же загладил в полном объёме. И смею надеяться, что по всем пунктам.

Утренний подъём у меня состоялся рано. Отлично отоспавшись, встал я бодрым и почти счастливым. Не проснувшись за ночь ни разу, теперь я чувствовал себя переполненным не только чистой совестью и юношеским оптимизмом. В ушах нестерпимо шумело и плескалось. Поэтому тратить драгоценные секунды на поиск трусов я не счел возможным и, мелко семеня босыми ногами, метнулся в сторону санитарно-гигиенического помещения. Которое в квартире Клюйко было до обидного совмещенным.

Вечернее везение к моей величайшей радости еще не закончилось. И дверь была не заперта, и вожделенный унитаз оказался свободным. А Эльвира стояла в ванной под душем и из-за шторки что-то тихо напевала. На моей памяти это было впервые. Раньше от неё я не слышал даже стихов из школьной программы. Из данного обстоятельства я сделал вывод, что и она сегодня пребывает в не самом худшем настроении.

Моё пришествие её не смутило. Наоборот, петь она стала еще громче. Скорее всего, из присущей ей вредности или, быть может, наперекор моей звонкой струе. Излив свою нужду до последней капли, я почувствовал, что теперь я счастлив вдвойне. И, отодвинув шторку, полез к своей подруге, чтобы поделиться с ней своим восторгом. Который в присутствии голой и мокрой Эльвиры Юрьевны своей приподнятости уже не скрывал.

Быстро подавив неискреннее, как мне хотелось бы думать, неудовольствие прокурорской служащей, я с лейтенантским энтузиазмом пожелал ей доброго утра. Самодовольно радуясь в процессе пожеланий тому, что проявил вчера мудрость и остался в этом доме с ночевкой.

— Имей совесть, Сергей! — через какое-то время опираясь на моё плечо и осторожно выбираясь из ванны, выразила своё неодобрение Клюйко, — Срок уже не маленький и из-за твоей разнузданной похоти у меня могут случиться осложнения! — она искоса бросила на меня испытующий взгляд. Который натолкнул на мысль, что обычного бабского кокетства в её претензии присутствует гораздо больше, нежели реальных опасений за плод нашей любви и за собственное здоровье.

— Пустое, душа моя! Я же осторожно! — заботливо обтирая мокрую прокуроршу полотенцем, заверил я её, — Тебе это только на пользу, ты мне поверь! Уж я-то знаю…

Рассказывать про свою укоренившуюся в прежней жизни традицию отправлять жену в роддом только после того, как полюбил её «на посошок», я не стал. Особенно не стал распространяться, что все дети после соблюдения ритуала рожались недолго и без патологий. Не поймёт, да и не поверит. Мало того, еще и в какой-нибудь душевной хвори заподозрит. Или того хуже, поверит и озлобится, как вчера вечером после моей безобидной шутки.

В результате утреннего общения с самой красивой женщиной современности, я едва не опоздал на службу. О том, чтобы заскочить домой и сменить рубашку, носки и трусы, я и думать не стал.

На оперативку к Данилину я пошел, не заходя в свой кабинет. И успел как раз к тому времени, когда коллеги уже начали втягиваться в приёмную. Учтиво поздоровавшись с эталоном античной скульптуры, я подмигнул Антонине. За что тут же получил болезненный тычок в бок от Зуевой.

Очередь до меня дошла быстро. Начальник СО, к моему удивлению был сегодня ко мне доброжелателен, как никогда. Чем изрядно разочаровал большую часть коллектива. Которая уже настроилась на бесплатное развлечение и с нетерпением ждала не хлеба, но зрелищ.

— Ты вчера здесь обещнулся три дела с моего баланса убрать? — всё же решил не баловать меня начальник излишней добросердечностью, — Где эти дела и где постановления?

Пришлось вставать и объяснять, что, и как. Ссылаясь при этом на сидящую с хмурой спиной Лиду. Которая, видимо, настолько уже считала меня своей собственностью, что даже платонические перемигивания с Тонечкой теперь засчитывала мне, как измену родине.

— Дела и проекты постановлений у меня в кабинете, — бодро закончил я, — Лидия Андреевна вчера ознакомилась с моими черновиками и сочла мои доводы обоснованными, товарищ майор!

— Что там у него? — неторопливо разминая сигарету, Данилин повернулся к Зуевой, — Прокуратура назад не завернёт?

— Не должна! — не вставая, изрекла моя прямая начальница, — Полагаю, что пройдёт.

— Ну и ладно! — не стал упираться товарищ майор, — Жду тебя через два часа со всеми материалами! — уже ко мне повернулся он, — И в прокуратуру с ними ты сам поедешь!

Возразить мне было нечем и я послушно кивнул, открыто и преданно глядя в лицо главного следственного начальника.

В сторону своего кабинета я шел в обществе Лиды. Выслушивая от неё справедливые, в общем-то, упрёки. Ничего нового о себе я от Зуевой не узнал. Однако, и соглашаться вслух с её оценочными суждениями относительно отсутствия у меня моральных устоев, я тоже не торопился.

— Эх, Лида, Лида! — решил я немного сбить поток незаслуженной критики, — Всё б тебе меня ругать! А ведь я тебя от всей души поблагодарить хочу! За заботу твою и за сердце твоё доброе! Если б ты только знала, как мне вчера твои голубцы пригодились! Пошли ко мне, я тебя поцелую! — оглядевшись по сторонам, приобнял я своё непосредственное руководство.

Идти ко мне в кабинет, как я и ожидал, Зуева категорически отказалась. Но и чморить меня моей половой распущенностью тоже прекратила. Чем я и удовлетворился.

— Иди, печатай! — назидательно выдала она мне своё распоряжение, оставив последнее слово за собой, — И имей в виду, Данилин в твоих постановлениях каждую букву обнюхает! Зря ты меня не послушал и к Алдаровой не захотел зайти! — вздохнула моя капитанша, подходя к двери своего кабинета.

— Мне ты нравишься, Лида, и прекрати меня уже к другим женщинам подталкивать! — не заметив никого в нашем «аппендиксе», я ласково погладил начальницу по кормовому отделению. — Во-первых, мне это противно, а, во-вторых, ни к чему хорошему это не приведёт!

Зуева оценила мой совет и, оставив в двери ключ, быстро шагнула ко мне. Заходить в мой кабинет она не стала, она просто погладила меня по щеке и благодарно улыбнулась.

Следующие два часа я, как проклятый, стучал пальцами по клавишам машинки. Потом вынимал отпечатанные страницы, перекладывал чистые листы копиркой, вставлял их в машинку и снова стучал.

К начальнику следственного отделения Октябрьского РОВД я зашел почти вовремя.

Ни Валентина Викторовна, ни Тонечка препятствовать мне не стали. Хотя Данилин в кабинете был не один.

— Заходи, Корнеев! — поставив чашку с недопитым кофе, майор потянулся к пачке болгарской махры, — Показывай, чего ты там накропал, а мы с Ириной Анатольевной посмотрим!

Я пожал плечами и без приглашения сел напротив майора Алдаровой, которая выпустила в мою сторону струю вонючего дыма и ощерилась своей желтозубой улыбкой.

Сдать дела в прокуратуру, вопреки ожиданиям моего руководства, удалось легко и безболезненно. Заместитель прокурора, осуществляющий контроль за районным следствием, отсутствовал по причине отбытия на совещание в город. И я всю свою макулатуру, подшитую в три корки, с лёгким сердцем оставил у его секретаря.

Но в отличие от зама по следствию, помощник райпрокурора Копылова была на месте, а это значит, что миновать разговора с ней у меня сегодня не получится. Так-то оно мне не шибко нужно и свалить из прокуратуры по-тихому возможность у меня была. Однако, в силу ряда обстоятельств, мебель в новую квартиру Гриненко пока еще оставалась неполученной. Соваться же в логово мебельных торгашей, не выяснив, как меня там встретят после бабьего собрания на кухне у Паны, я счел верхом легкомыслия. Наталья вполне могла нажаловаться папеньке, а тот, в свою очередь, запросто мог порушить прежнюю свою протекцию относительно мебелей. И тогда торговые коррупционеры встретят меня не уважительными улыбками, а, в лучшем случае, оскорбительным непониманием. Вперемешку с обидными словами. И тогда, при моём принципиальном характере, вполне возможен конфликт. А мне этого сейчас совсем не нужно. Сейчас я должен быть тих и чист. Как моя ни разу не надёванная парадная рубашка.