Разговор у нас начался хорошо. Теперь мне надо было еще немного раззадорить коллегу до необходимой кондиции и тогда всё может получиться так, как я и задумал.

— Ты, мой милицейский брат Губанов, должен гордиться, что я тебя по полу своей шикарной квартиры на пинках приобщал! — довольно осклабился я, глядя в глаза сотоварищу по МВД, — Теперь-то у тебя и такой вот помойки не будет! — обвёл я взглядом убогий интерьер притона. — Побегаете со своим корешем немного, а через месяц или даже раньше вас отловят! И на нары определят! Но это еще полбеды, капитан! Уж ты-то лучше своего подельника знаешь, что билет у тебя в один конец! Тут уж без вариантов! Кранты тебе, Губанов! Постреляют вас в спецпродоле централа, как собак безродных. А потом зароют под номерной табличкой. Тоже, как собак, без имени.

Расчувствовавшись от изложенных мной перспектив и понимая, что от истины я, если и отклонился, то не шибко далеко, капитан взревел. Аки безумный лев в момент кастрации. И наконец-то сделал то, чего я так добивался своими обидными речами. С разворота вмазал мне кулаком своей свободной левой руки, целясь в ухо. Я всего-то и успел, что подставить левую половину своего многострадального лба. Помогло это мне не очень сильно. В голове будто бы лопнул стеклянный плафон уличного освещения. А в ушах одновременно зазвенело и загудело. Но вместо того, чтобы расстроиться, я совершенно искренне возрадовался всем этим болезненным последствиям. Хотя бы потому, что меня в очередной раз не ударили по голове железом. И я из-за этого не утратил своей сознательности. Слетев с табурета, я оказался почти под столом. Где и затих, жалко скрючившись в позе эмбриона. Давая всем своим видом понять обозлённому сослуживцу по внутренним органам, что выпал ненадолго из здешней реальности.

— А ну не дуркуй, урод! — с размаху и довольно чувствительно заехал мне по спине носком казённого ботинка вконец озверевший опер. — Это я тебя еще не бил, паскуду, это я тебя только погладил.

Мне удалось ничем не выдать, что от соприкосновения форменного капитанского ботинка с моей спиной, я почти обкончался. И получил все яркие эмоции, которые он хотел мне передать своей обувью. С большим трудом вытерпев, я не дёрнулся и даже не застонал. В это самое время я очень осторожно, по миллиметру проникал двумя пальцами правой руки под носок, где у меня хранился ключ от добытых Нагаевым браслетов. Но, всё равно, как же, сука, больно! Почти нестерпимо больно… И голова опять под раздачу попала, и теперь еще спина вдобавок… Но это ничего, это я теперь уже не забуду и обязательно припомню товарищу капитану! От всей своей широкой лейтенантской души припомню…

Всё же хорошо, что ассортимент спецсредств МВД в эти времена невелик. И еще хорошо, что наручники в самой свободной стране планеты пока еще клепаются по единому советскому образцу. А так же повезло, что конструкцию браслетов амеровского стандарта мы пока еще у пиндосов не подтибрили. В противном случае, прямо сейчас могла бы случиться досадная незадача и все мои благие планы разом пошли бы прахом. Заранее припасённые ключи к оковам, надетым на меня криминалитетом, могли бы тупо не подойти. К этим вот самым браслетам, которыми в данную минуту бандиты ограничивали мою свободу в стенах своего вонючего гадюшника.

Но, ангелы, крышующие сегодня ментов-попаданцев, видать, были сегодня на моей стороне. А потому, несмотря на отбитые бока и ударенную маковку, я в данную минуту чувствовал себя счастливым везунчиком. Поскольку мне удалось не только поочерёдно вставить заветный ключик в дырки фиксаторов. Затем незаметно расстегнуть оба замка на царапающих запястья БКС. Сначала левый замок, а затем и правый. Очень аккуратно, стараясь не звякнуть, я положил подальше под стол наручники. И без резких движений взялся отматывать от щиколотки нож. Примерно зная, как оно всё будет, изоленты я потратил всего на два витка.

— Встать! А ну встать, паскуда! — раздалась сверху резкая команда и в поясницу снова прилетел тычок тупоносого губановского штиблета.

Правда, на этот раз он не был таким болезненным, как предыдущий. Не исключено, что капитан просто не был до конца уверен, что я симулирую отключку. Что ж, я, в свою очередь, тоже решил не увлекаться театральщиной, изображая глухое беспамятство. Зашевелившись, тихо застонал, давая понять своему мучителю, что мне чрезвычайно плохо и, что я нахожусь в крайне беспомощном состоянии. Не нужно, чтобы он меня сейчас воспринимал, как опасного и боеспособного противника. Чем меньше меня будет опасаться эта злобная тварь, тем больше у меня появится шансов на спасение. А там глядишь, уже и самому капитану вместе с его шестёркой грустно станет. Настолько грустно, что аж до слёз…

Поднимался я с грязного и заплёванного пола очень медленно. И в эту самую минуту притворяться нужды никакой не было. Взбодрённый капитанским кулаком разум в моей черепной коробке гудел, как перегруженный трансформатор. И бока со стороны спины тоже отдавали нестерпимой болью, исключавшей любые сомнения относительно частично порушенного скелета. Определённо, что-то там не всё хорошо с моими рёбрами. Ну да ладно, жалеть себя я буду позже. Ох, как горько взрыднёт у меня капитан! Когда, то есть, если я у него отберу револьвер! Вот только бы это у меня получилось…

Кряхтя и жалобно поскуливая, я поднялся на ноги, но разгибаться до прямой спины не стал. Скрючившись, так и остался стоять в полупоклоне, держа кисти рук с зажатым между ними ножом. Будто они у меня по-прежнему остались скованными. К величайшему моему удовлетворению, Губанова моя холопская поза не обеспокоила и не насторожила. В какой-то миг мне показалось, что ему нравилась моя по-рабски согбенная фигура. Которую он наблюдал, стоя в двух шагах от меня. Да, безусловно, так оно и было. Злорадно ухмыляясь, выглядел опер очень довольным. Сейчас он даже «наган» держал в руке как-то легкомысленно. Я бы сказал, вызывающе легкомысленно. Капитан Губанов, ничуть не скрывал своего превосходства над морально сломленным лейтенантом. Которого в последнее время он считал своим лютым врагом. Его время пришло и теперь он наслаждался своей безграничной властью над своим личным обидчиком. Видимо, в данную минуту он считал, что большую часть своей работы он уже выполнил. Что всё, о чем он меня сейчас спросит, я ему тотчас же и выложу. И сделаю это без утайки, с бесхитростной честностью перепуганного юнца.

Откуда-то со стороны сеней раздался невнятный шорох. Мне очень хотелось надеяться, что это заявился мой друг Нагаев. А мысли противоборствующего мне коллеги, судя по его торжествующей гримасе на физиономии, были совсем иные. Он тоже что-то услышал, но не дёрнулся и даже не попытался обернуться.

— Догнал? Давай её сюда, уверен, так у нас с моим другом разговор пойдёт намного быстрее! — весело распорядился скурвившийся опер, — Ты ведь не хочешь, Корнеев, чтобы Скобарь твою дворняжку прямо сейчас, при тебе примерил? Кстати, он еще вчера хотел с ней поближе познакомиться! — подмигнув мне, еще шире осклабился капитан.

— Ну где ты там? — теряя терпение, а, может, и забеспокоившись из-за продолжающейся тишины, слегка повернул он голову назад.

Рискованно, конечно, но упускать эту возможность я не захотел. Сделал выпад правой рукой и метнулся вперёд я одновременно. Было у меня опасение, что отбитые бока меня могут подвести и какие-то доли секунды я потеряю. Но боль оказалась относительно терпимой. А потому по нижней части правого предплечья я полоснул товарища Губанова очень качественно. Удар получился режущий и с хорошей оттяжкой. Прямо по тому месту, где несмываемый президент из моей прошлой жизни носил свои часы честного бюджетника.

Думаю, что револьверный выстрел никто из соседей не услышал бы. «Наган», это не ПМ, да и стена не одна. Причем, со всех сторон не одна.

Однако, не будучи тренированным мастером ножевого боя, я должно быть слишком много души вложил в свой удар. Дикий вопль вылетел из капитана вместе с обильной струёй гемоглобина. Как стукнулся об пол, выпавший из его покалеченной руки револьвер, я не услышал. Полагая, что артерий, из-за рассечений которых Губанов истечет кровью за считанные секунды, рассечь я не мог, спешить я к увечному не стал. Вместо этого, я подобрал с пола отбитый у врага свой шпалер. И без суеты вытер его о занавеску, прикрывающую полку на кухонной печи. При других обстоятельствах я бы наверняка этой тряпкой побрезговал. Но после того, как самолично и вдоволь навалялся на осклизлом от грязи полу этого вертепа, привередничать не стал.