Легат М. Лукулла и одновременно его родственник был видным аристократом, каких имелось мало в Риме. В его роду, переселившемся в Вечный город из Сабинской земли в VI веке до н. э., числились консулы, цензоры, полководцы и триумфаторы, реформаторы и деятели демократического направления. Чего стоил один Аппий Клавдий Пульхр, консул 143 года, цензор 136 года — тесть Тиберия Гракха, не говоря уже об Аппии Клавдии, цензоре 312 года до н. э., который построил Аппиеву дорогу, соединившую Рим с Капуей, провел первый водопровод, усовершенствовал римский алфавит, культ Геркулеса сделал общеримским, был одним из основателей римского правоведения, покровительствовал вольноотпущенникам и городским плебеям и даже записывал детей вольноотпущенников в сенат! Сам Гай Клавдий был состоятельный человек, видный сулланский офицер, брат Аппия Клавдия Пульхра, консула 79 года, проконсула Македонии. Этот-то вот Г. Клавдий, или Клодий, имел репутацию способного и опытного военачальника. В ранге военного трибуна он прошел через Первую Митридатову войну, успешно воевал в Италии с мариаицами. Его ум и родовитость, широкие связи, преданность сулланской партии, хорошее знание военного дела способствовали успешному подъему по служебной лестнице. Все эти обстоятельства и определили выбор М. Лукулла. Было, правда, и еще одно, чисто личное. М. Лукулл и весь род Клавдиев полагали, что успешное подавление действовавших в Кампании мятежных гладиаторов и рабов станет самой лучшей рекомендацией военачальника в глазах сената и народа и даст ему решительный перевес на предстоящих вскоре очередных консульских выборах.

Клавдий, или Клодий, как всякий аристократ, разумеется, знал Спартака как известного гладиатора и отважного бойца. Опасаясь хитрого противника, он решил действовать крайне осторожно. Прибыв к Везувию и собрав сведения о гладиаторах, претор вопреки ожиданиям узнал, что те не поспешили рассеяться по окрестностям, но вновь укрылись в неприступном лагере на вершине.

Клодий внимательно изучил местность. Гора отличалась невероятной крутизной и высотой. Спускаться вниз можно было только в одном месте.

Сама местность подсказывала простое решение: построить в кольцевой лощине (позже она называлась Атрио дель Ковалло) — всего в 300 метрах от вершины — укрепленный лагерь, перегородить тропу рвом и валом и заморить врагов голодом.

План Клодия все единодушно одобрили. К ночи укрепленная линия была готова. Римляне торжествовали. И не приходила в голову им мысль: почему Спартак, человек, прекрасно знавший военное дело, позволил себя так по-детски «поймать»?

А все объяснялось просто. Удержать Спартака на вершине оказывалось невозможно. По его приказу (сделанное Клодием казалось вполне очевидным) через несколько дней к Везувию должны были вновь подойти ближайшие повстанческие отряды и атаковать врага с тыла. Двойной удар по римлянам снизу и сверху сулил верный успех.

Вскоре, однако, план Спартака переменился. Ему пришла вдруг в голову дерзкая мысль: если спустить своих людей с вершины по лестницам, сплетенным из виноградных лоз, ведь так можно выйти врагу в тыл и разбить его, не дожидаясь прихода подкреплений?..

Мысль вождя гладиаторы встретили с восторгом: такой поистине фантастический трюк (спускаться пришлось бы с высоты в 300 метров) напоминал им переживания арены, позволял еще раз проверить свое самообладание и мужество, а главное — дать удовлетворение честолюбию, совершив подвиг, повторить который не смог бы никто.

Проворно и быстро нарезали гладиаторы виноградных лоз, сплели необходимой длины лестницы и в назначенный Спартаком час приступили к операции.

Спуск завершили благополучно. Все до единого гладиаторы сошли вниз, разобрали спущенное оружие и, присоединив к себе некоторые из уже подошедших отрядов, скрытно подошли к римскому лагерю. На рассвете, когда сон крепче, они атаковали его.

Ничего не ожидавшие римляне были разбиты наголову и в страшной панике бежали.

Весть о новой блестящей победе восставших, разукрашенная еще больше молвой и выдумкой (говорили, будто несколько когорт отступили перед 74 гладиаторами), тотчас распространилась по соседним с Кампанией областям. Повсюду рабы ликовали. Наиболее смелые начали обдумывать планы бегства к Спартаку.

А уцелевшие в бою легионеры, проклиная коварного врага, спаслись в Капуе и своими рассказами, в которых правда мешалась с небылицей, вызвали страшную панику. Город тотчас был поставлен на военное положение. Повсюду выставлены дополнительные караулы. Капуанские граждане и ветераны вооружались и занимали места на стенах. Все в страхе ждали нападения на город. В Рим полетел гонец с просьбой о немедленной помощи.

Было это в июне 73 года.

Глава седьмая

СОБЫТИЯ В РИМЕ. МАКР И ЕГО ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

73 год оппозиционные сенату элементы встречали со смешанным чувством ожидания и тревоги. Все понимали: в борьбе партий наступает решительный момент.

Преемником Л. Квинкция выступил новый народный трибун — Г. Лициний Макр (107—66 гг. до н. э.), человек красноречивый, образованный, энергичный и уважаемый в народе.

Цицерон относился к Г. Макру, как и ко всем трибунам оппозиционного направления, крайне недоброжелательно. Соглашаясь с тем, что «у него было обширное и глубокое образование», о его красноречии Цицерон отзывался неодобрительно.

В сенате Макра не любили за нападения на виднейших сенаторов, но поделать с ним ничего не могли, так как Макр являлся родственником и ставленником М. Красса, а в данный момент заигрывал еще и с Помпеем.

Выступая на народных сходках в 73 году, Макр старался вдохновить слушателей на продолжение упорной борьбы с существовавшим режимом.

— Вы надеялись, — говорил он, — что со смертью Суллы, установившего у вас проклятое рабство, придет конец злу? Но явился гораздо более жестокий тиран — Катулл. В итоге в консульство Брута и Эмилия Мамерка произошел мятеж, а затем консул Г. Курион свой деспотизм довел до погибели ни в чем не повинного трибуна (то есть Л. Сициния. — В. Л.). Вы сами видели, с каким бешенством выступил в прошлом году против Луция Квинкция Лукулл, наконец, какие толпы возбуждаются теперь против меня…

Но я питаю все-таки добрую надежду на помощь с вашей стороны, и надежда преодолевает во мне всякий страх, и я решил, что для храброго мужа лучше потерпеть неудачу в борьбе за свободу, чем совсем уклониться от этой борьбы.

Ободренные знаками общего внимания и поддержки, Квинкций, Макр и их друзья возобновили кампанию процессов, привлекая под различными предлогами к ответственности судей, осудивших Оппианика, который после изгнания всюду скитался и нигде не находил себе пристанища (в 72 г. до н. э. он умер от горячки под Римом).

Сулланцы отвечали своим противникам такими же процессами.

В результате взаимных обвинений и контробвинений оказались осуждены следующие сенаторы: П. Септимий Сцевола — за вымогательство, Г. Попилий и Г. Геренний — за казнокрадство (со взысканием денег), М. Атилий Вульб — за оскорбление величия римского народа. Вторично был привлечен к суду Г. Фалькулла: его обвиняли в получении от А. Клуенция взятки в 50 тысяч сестерциев. К большой досаде врагов, Фалькулле, однако, удалось оправдаться. «Оно и понятно, — замечает Цицерон, — дело велось так, как это требуется по заветам предков, без насилия, без паники, без угроз; все дали защите высказаться, изложить, доказать, судьи убедились, что любой человек, не входивший в состав суда в течение всего предшествующего времени и руководимый только своей совестью, мог вынести Оппианику обвинительный приговор; более того, даже если бы он как судья не знал ничего другого, кроме вынесенных об Оппианике предварительных приговоров, ему и этого было бы вполне достаточно».

Серия политических процессов дополнялась в высшей степени скандальными гражданскими процессами над «дурными и наглыми людьми», как именовал их Цицерон (так называли в Риме тех, кто подделывал завещания, выбрасывал своих соседей из домов, обирал юнцов). Среди этих дел особенно выделялись новые процессы, проводившиеся Верресом.