Долго обсуждали командиры различные возможности. Наконец пришли к следующим выводам: 1) нужно все-таки рискнуть и выслать в море второй десант, не обращая внимания на погоду; 2) все силы врагов, находящиеся в Сицилии (в том числе и корабли пиратов), надо отвлечь к Пелору; для этого следует двинуться всей армией к городу Регию (южная оконечность Брутийского полуострова) и с помощью плотов и барок производить демонстрацию, угрожая переправой и переправляясь на деле при удачном стечении обстоятельств.
Так было решено. К вечеру войска с продовольствием и оружием вновь сели на суда, вышли в море и взяли курс на юг; им предписывалось занять бухту за мысом Геркулеса и здесь ждать дальнейших распоряжений Спартака, который пять дней спустя собирался со всей армией прибыть к Регию.
V
Итак, внезапно для римлян Спартак вдруг снялся с лагеря и двинулся на юг. Для Красса уход восставших оказался весьма на руку: еще раз перед своими воинами он объявил себя победителем в предыдущей битве, а в Рим отправил послание, которым ставил сенат в известность, что он «неустанно преследует Спартака, отступающего к морю, и что война на исходе».
Сообщая сенату столь приятную новость, Красс тем не менее старался соблюдать величайшую осторожность, не ввязываться в такие стычки, которые могли бы вызвать новое большое сражение.
Пять дней спустя войска Спартака вышли на крайнюю оконечность области Брутия — Регийский полуостров. Расположившись с легионами на побережье, Спартак часть сил послал блокировать Регий, чтобы сидевший там римский гарнизон не мог тревожить его внезапными нападениями. Одновременно он приказал вновь начать заготовку леса.
Повстанцы взялись за дело со всем усердием. Спиленные в окрестных горах деревья, очистив от ветвей и распилив надвое, везли к берегу на мыс Сцилла (мыс Брутийского берега, наиболее выдающийся в море; волны разбиваются о него со звуками, напоминающими лай собак) и сваливали в воду. Здесь из них делали плоты, подвязывая для увеличения плавучести пустые бочки.
Работа шла день и ночь. Спартак торопился: погода непрерывно ухудшалась, возможностей для переправы с каждым днем становилось все меньше.
Прибыв вслед за Спартаком на Регийский полуостров, Красс решил, что нет никакого смысла рисковать, давая новое сражение. Объезжая со своим советником П. Консидием местность, он согласился с ним, что сама природа подсказывает решение: провести укрепленную линию от моря до моря, отрезать мятежных рабов от внешнего мира; лишенные возможности добывать продовольствие по суше и по морю, они неизбежно погибнут от голода или капитулируют.
Этот план полководец изложил своим офицерам. Понравился он не всем. Многие считали его невыполнимым и указывали на огромный объем работ, проделать который за короткий срок, по их мнению, было невозможно, Кроме того, они говорили, что Спартак, увидев угрозу для себя, немедленно покинет опасную позицию и таким образом сделает все труды римлян напрасными.
На это Красс отвечал: как бы Спартак ни поступил, надо дать занятие войску, чтобы оно не развращалось от безделья; кроме того, хорошо известно из опыта, что земельные работы большого объема особенно придают мужества войску и решимости для битвы.
В конце концов после жарких споров военный совет согласился с мнением Красса. Итак, расположившись вдоль линии, намеченной П. Консидием, легионеры взялись за кирки и лопаты. Им предстояло вырыть ров глубиной и шириной в 4,5 метра, а над ним воздвигнуть стену в 4,5 метра с палисадами на самом верху и поставить вдоль всей укрепленной линии башни для наблюдения за врагом.
Объезжая фронт работ, Красс недовольно хмурился: слишком ревностно, точно они превратились в мирных земледельцев, взялись легионеры за лопаты.
Впрочем, Красс отлично понимал, в чем причина неслыханной старательности: с помощью стены легионеры надеются избавиться от новой жестокой битвы. Но возможно ли это? На такой вопрос полководец даже сам себе не мог дать твердого ответа…
VI
В то время как римляне с величайшим усердием сооружали свою стену, повстанцы с не меньшей энергией строили плоты.
Спустя трое суток работы были завершены. Погрузив на плоты и на бывшие в его распоряжении барки (их нашли у побережья) отборных бойцов, Спартак стал делать попытки переправы. Этим попыткам сильно мешало бурное море и неблагоприятные подводные течения в Мессинском проливе. Тем не менее каждый день, когда позволяла погода, спартаковцы выходили в море и, приблизившись к Сицилии, пытались пристать к Пелорскому мысу.
Когорты, присланные Крассом, вспомогательные войска Верреса и корабли пиратов, отозванные поспешно из-под Сиракуз, энергично отражали их стрелами и камнями из скорпионов, пращей, онагров и баллист. И каждый раз, потерпев очередную неудачу, спартаковцы с потерями отступали и возвращались назад в Италию, так и не достигнув желанного Пелорского мыса.
Велико было их огорчение. Утешением служило лишь то, что второй десант, пользуясь уходом пиратских кораблей к Пелору, из своей засады у мыса Геркулеса нанес внезапный удар и благополучно проскочил в Сицилию. Захватить Сиракузы, правда, опять не удалось, и десант двинулся в глубь острова, громя по пути рабовладельческие поместья.
Весть о высадке в Сицилии нового повстанческого отряда заставила содрогнуться римские сердца. Призрак новой сицилийской войны рабов грозно витал над головами рабовладельцев.
О том, что в Сицилии далеко не благополучно, стало известно и в Риме. Оттуда, из сената, шли к Крассу неприятные запросы. Но последний, решив держаться до конца, отвечал категоричным отрицанием: ему, Крассу, ничего не известно о высадке мятежных рабов в Сицилии; этого не может быть, так как оа прочно держит их в руках и скоро заставит сдаться; разговоры об успешном десанте Спартака в Сицилию распространяются его врагами, намеренными его дискредитировать; на самом деле все обстоит хорошо, война явно идет к концу.
В таком духе Красс писал в сенат. В то же время, сознавая, как на деле обстоит положение, для обороны Сицилии и для охраны ее рабовладельцев на пиратских кораблях он поспешил перебросить туда подкрепления. Им было поручено подкрепить наличные силы и начать энергичную борьбу с неприятельским десантом.[45]
Одновременно Красс усиленно подгонял собственных воинов, побуждая их энергичнее и скорее работать. Легионеры старались изо всех сил, но полководцу казалось, что дело продвигается вперед страшно медленно.
А Спартак сначала не обращал внимания на труды римлян. Он знал, что вскоре предстоит прибытие Помпея, и Красс, не желающий уступать ему славу победителя, непременно будет вынужден сломать собственную стену и выпустить его на волю для решительной битвы. Что касается продовольствия, то, во-первых, вождь восставших надеялся на сделанные запасы, а во-вторых, на получение его с Регийского полуострова и из Брутия по морю.
Между тем погода резко ухудшилась. Когда однажды утром, как обычно, повстанцы спустились к морю, они не узнали побережья: ночной бурей их плоты оказались разбиты в щепки.
Многим такой исход показался плохим предзнаменованием. Спартак постарался их успокоить: гибель плотов — беда небольшая, а в период бурь — вещь обычная.
По приказу вождя восставшие вновь взялись за работу — стали рубить лес, возить его к берегу и строить новые плоты. Одновременно, чтобы затормозить работы Красса, которые многим его товарищам казались опасными, Спартак стал посылать легковооруженных завязывать с римлянами стычки.
И, начиная с этого момента, последние ежедневно, и утром, и днем, и вечером, все время тревожили римлян частыми нападениями. Они бросали в ров на головы противников камни, факелы, зажженные пучки хвороста, обстреливали их из луков и боевых машин.
В конце концов Крассу пришлось выставить у рва, где работали воины, часть воинов под оружием, чтобы своевременно отбивать все вылазки врагов.
45
Неблагоприятные для Красса сведения о действительном положении дел в Сицилии все-таки достигли ушей сената. Их-то я имел в виду Афиней (3 в. н.э.), когда писал: «…если бы Спартак не погиб в открытом сражении с Лицинием Крассом, он задал бы нашим (то есть римлянам в Сицилии. — В. Л.) необычайно трудную работу, как Эвн в Сицилии».