Духовные запросы той части войска, которая верила в богов, должны были удовлетворять жрицы бога Солнца (у галлов — Белена, у германцев — Туистона (Соль), у италийцев — Соль, у фракийцев — Диониса — Кандаона — Дзибелсурда, у жителей Малой Азии — Митры и т. д.). Бог Солнца, как воплощение правды, справедливости, по примеру восставших рабов Сицилии, был объявлен верховным богом восставших. И Спартак, хотя он сам не верил в богов, играл фактически роль главы жреческой коллегии, благодаря чему жрицы выполняли его волю.

Наиболее трудным для решения оказался вопрос о добыче и женщинах. В первое время повстанцы неохотно сдавали захваченную добычу для последующего равного раздела (каждый хотел владеть тем, что захватил, и такое желание разжигало страсть к грабежу и безудержному обогащению). С этим упорно боролись. Но ввиду непрерывного притока новых людей никак не удавалось стабилизировать положение. Многие повстанцы вступали в личные контакты с торговцами, приходившими к лагерю восставших, продавая им захваченную у врагов утварь. Спартак считал такие контакты нежелательными, опасаясь шпионажа, утечки войсковых секретов. Он стоял за централизованную продажу добычи и последующее распределение денег в виде жалованья, что в конце концов главным образом и стало практиковаться. При этом часть денег шла в армейскую кассу и использовалась на нужды всей армии.

Второй трудный вопрос был вопрос об отношениях с женщинами. Армия повстанцев, понятно, не походила на собрание аскетов. Она состояла из молодых, цветущих людей. Сбросив с себя ненавистное ярмо рабства, бывшие рабы желали всеми способами отомстить своим бывшим господам. И в период своего владычества на юге, когда повстанцы штурмом брали города, многие хватали и бесчестили жен и дочерей своих врагов — надменных римских и италийских аристократов. Это тоже являлось формой сладостной мести: в отместку за свои мучения и унижения, за разорение своих домов, такие же насилия римлян в захваченных странах, обесчестить теперь их жен и дочерей, наделать им незаконных детей с неизвестными отцами из рабов — вещь, по римским представлениям, позорная для репутации всякой известной семьи.

Этим, однако, дело не ограничивалось. В течение двух первых лет войны повстанческие командиры всех рангов старались получить в результате битв, через пиратов или разбойничьи отряды дочерей римской и италийской аристократии. Последних они держали при себе в виде наложниц, по одной или по нескольку сразу. Спартак относился к такой практике неодобрительно. Такие поступки подавали, по его мнению, плохой пример воинам, создавали почву в окружении всякого командира для шпионажа, наконец, вызывали чувство кровной обиды и всевозможные интриги со стороны бывших сожительниц командиров из рабынь, деливших с ними прежде горечь рабства, а теперь добившихся свободы. Поэтому, как ни досадно казалось это командирам всех ступеней, но им пришлось все-таки отказаться от подобной практики и восстановить в правах своих бывших сожительниц.

Рядовым воинам приходилось еще труднее: их сожительницы не могли за ними угнаться — ведь они частью следовали за ними в обозе, частью воины находили их среди женщин, по разным делам и обстоятельствам селившихся в зимний период у постоянных повстанческих лагерей, когда царило относительное затишье и не было походов. Следовательно, такие связи были заведомо временными или осуществлялись с большими перерывами.

В зимний период дисциплина неизбежно ослаблялась (и Спартак считал это естественным). Воины и командиры были не прочь покутить, ибо никто не знал, будет ли он жив завтра, щедро тратили деньги, полученные за добычу, покупали всякие безделушки и вино, попивая его из серебряных и золотых кубков.

В первое время после освобождения командиры повстанческой армии были чрезвычайно увлечены происшедшей в их судьбе счастливой переменой. Им хотелось создать себе как можно скорее подобие той роскошной жизни, которую им приходилось наблюдать у знатных римлян. Они задавали друг другу роскошные пиры при всяком удобном случае, наряжались в цветистое греческое и варварское платье, обзаводились сетями для охоты и породистыми собаками (добыв их у врага в бою), многочисленными скакунами, выбранными из захваченных у римлян табунов, ценным оружием, дорогими предметами быта и т. п. Они были бы рады обзавестись банщиками п спальниками, если бы вождь этому не воспрепятствовал. При этом он мягко и по-дружески упрекал их, напоминая, чем кончилось дело Ганнибала, привыкшего к роскоши в Капуе, — полным поражением.

Защищаясь от упреков вождя, командиры, в свою очередь, черпали аргументы у философов и отвечали так, как позже говорил стоик Эпиктет (ок. 50 — ок. 138 гг.): «Свободен тот, кто живет так, как желает, кто не подвластен ни принуждению, ни помехам, ни насилию, чьи влечения не испытывают препятствий, стремления достигают успеха, избегания не терпят неудач». Вождь в ответ возражал: «Свобода — это гимнастические упражнения, охота, состязания в беге, борьба с насильниками, ловля воров, защита обиженных. Только тот, кто идет этим путем, получит от народа заслуженные почести и славу». Спорам о пределах свободы не предвиделось завершения.

В конце концов, на исходе второго года войны, опираясь на большой приобретенный опыт (а предводитель восстания тяготел к военной системе воспитания, приучавшей военачальников к простой и воздержанной жизни), Спартак решил пойти на крайнюю меру для обуздания людской алчности и распущенности: всеобщему запрещению употребления в лагере золотых и серебряных сосудов и посуды, а затем — золота и серебра вообще до его особого распоряжения. Отныне золото и серебро могли употребляться только в обороте вне лагеря для закупок железа и меди у италийских купцов с целью изготовления оружия.

Это распоряжение Спартака сразу же стало повсюду широко известно и глубоко поразило римлян. И Плиний Старший, вспоминая о нем, впоследствии писал: «Стыдно смотреть на наше время, когда придумывают новые названия, взяв их с греческого языка, серебряным вещам, отделанным или покрытым золотом. И подумать только, для каких нежностей продаются золоченые и даже золотые сосуды! А в то же время мы хорошо знаем, что в своем лагере Спартак запретил кому-либо иметь золото и серебро. Настолько выше было у наших беглых рабов благородство души».

Последствия введенного Спартаком запрещения не отразились на его отношениях с италийскими купцами. С последними он всеми силами налаживал добрые отношения, стараясь привлечь их выгодой деловых операций. Его усилия имели положительные результаты. Италийские торговцы охотно скупали добычу у войска восставших, поставляли им в большом количестве медь и железо и доставляли ценную информацию о делах, совершавшихся в Риме и в провинциях.

С самого начала войпы Спартак не знал покоя ни днем, ни ночью: военные заботы, международные отношения, сложность которых он хорошо понимал, религиозные вопросы, дипломатическая переписка, изучение внутриполитической ситуации в Риме, отношения с различными италийскими племенами…

Его осведомленность о положении в провинциях, в Риме и в других городах Италии была очень значительной. В качестве прославленного гладиатора Спартак имел многократные встречи с большим количеством людей, включая сенаторов (возможно, что с некоторыми из них он даже находился в личных отношениях, которые, разумеется, не афишировал). Видимо, особенно внимательно он присматривался к римским военачальникам, тщательно изучая их как своих будущих врагов.

Первой его заботой являлась армия, поскольку от нее зависело все. Он много времени находился среди воинов — своих «соратников», как он их ласково называл, то обучая их, то беседуя с ними о житейских и военных делах, стараясь укрепить их дух, силу и доблесть. Знание многих языков и обычаев, приобретенное в прошлых походах, в неустанной работе над собой, делало его своим человеком в любой среде.