Начался новый жестокий и беспощадный бой конницы. И судьба оказалась к Крассу милостива. Хотя он и подверг себя «безумному риску» (Плутарх), но взял все-таки над своими врагами верх.

Задержав римлян и дав возможность в порядке отойти своей собственной пехоте, галло-германская конница повстанцев сама не устояла, была опрокинута превосходящими силами римлян и совершенно разгромлена. Сам Каст, отчаянно сражавшийся, пал в сече.

Сделав свое дело и оставив Квинкция добивать остатки неприятельской кавалерии, конница Аррия повернула и поспешила назад.

Она прибыла как раз вовремя: римская пехота, не в силах больше держаться, готовилась уже обратиться в паническое бегство. Возвращение конницы заставило ее снова воспрянуть духом.

Но Спартак, в свою очередь, пустил в ход тщательно приберегавшийся для решительного момента конный резерв…

Узнав от гонца, что Аррий не в силах больше держаться и отходит в лагерь, Красс приказал трубить «отбой». Начав, в свою очередь, отступать к малому лагерю, он послал гонца к Цезарю с приказом отступать к нему на соединение.

Но последнему не удалось этого сделать. Спартак, оттеснив Аррия в лагерь, немедленно направил часть своей конницы против Цезаря. Нового удара большой конной массы безуспешно сражавшиеся легионеры не выдержали, сломали строй и обратились в бегство.

Позже в «Галльской войне» Цезарь мимоходом обронит почти философскую сентенцию: «Нет такого храброго человека, которого неожиданность не смутила бы».

Он прибыл в лагерь Красса в окружении кучки всадников и телохранителей, вне себя от стыда и гнева: мог ли он подумать, что с ним, человеком безусловно храбрым, такое произойдет?

Увидев его вернувшимся без войска, Красс перед лицом всех своих легатов объявил ему, как и Муммию, выговор. Одновременно как пример для подражания он указал всем на Аррия, приказавшего в критический момент увести всех лошадей, начиная со своей, в тыл, который сам вместе со свитой встретил вражеский натиск в первых рядах и сумел сохранить благодаря своему мужеству в неприкосновенности всю армию.

Цезарь выслушал Красса молча, опустив голову. Упрек полководца был справедлив. В этот тяжелый для его самолюбия день Цезарь извлек для себя на практике важный урок. Пример, данный ему Аррием, будущий великий полководец превратит для себя позже в непременное правило…

День 1 января подходил к концу. Усталые войска после ужина удалились на отдых.

А в ставке Спартака на военный совет вновь собрались командиры: они подводили итоги последних ожесточенных битв. Общий итог оказался нерадостным: хотя Красс понес значительные потери — не меньшие, чем повстанческие войска, — уничтожить его не удалось; больше того, в обоих сражениях повстанцы потеряли ряд самых выдающихся командиров, в том числе обоих заместителей Спартака. Еще хуже было то, что Помпей находился совсем рядом, всего в 20 километрах от них, и завтра должен был прибыть на поле битвы.

Долго Спартак советовался со своими легатами…

Наконец план был составлен: в полночь начать отступление к Петелийским горам, лежавшим на востоке от поля сражения; чтобы затруднить возможное преследование уцелевшей в бою 23-тысячной армии Каста, разделить ее на отряды и позволить им добираться до места соединения различными путями, которые тут же была намечены.

Около полуночи командиры разбудили своих воинов. После повторного быстрого ужина (предполагался тяжелый ночной переход) повстанцы собрались на претории, Здесь для павших командиров (Каста и его товарищей) были приготовлены погребальные костры.

И вновь — всего как сутки назад! — сжимая от гнева кулаки, бойцы слушали надгробные речи своих вождей, следили за тем, как тела их товарищей пожирая всеочищающий огонь, а римские пленные в качестве гладиаторов вновь бились друг с другом у погребальных костров.

Наконец были совершены установленные обычаем обряды и произнесены определенные погребальные формулы. Прах павших опустили в могилу и засыпали землей. Затем все собравшиеся дружно сказали: «Будьте здоровы, души! Пусть земля будет вам легка!» У края могилы водрузили жертвенники, на которых повстанцам — в этом они не сомневались — предстояло вскоре приносить жертвенную пищу дорогим для них существам, новым богам-покровителям.

Трубный звук возвестил, что последний акт погребения окончен, а вслед за тем горны подали сигнал к выступлению.

Через час по заранее разведанному лазутчиками пути повстанцы двигались уже с равнины на восток в сторону гор…

Вечером после битвы Красс погребал, по римскому обычаю, тела павших римлян и подсчитывал неприятельские потери. Последние очень ободрили его: 12 300 человек! Такого успеха он не имел прежде никогда. Но полководец был неприятно поражен, когда ему сообщили, что из столь большого числа убитых только двое имеют раны в спину…

Обеспечив душам погибших сограждан прочное жительство под землей[52], Красс вновь стал советоваться с легатами. Все держались одного мнения: нельзя дать Спартаку уйти; надо неустанно преследовать его, наседать, стараться загнать в неудобную позицию для нового сражения; с этой целью следует выделить две небольшие армии для уменьшения возможности маневрирования со стороны рабов; от встречи с Помпеем надо всеми силами уклоняться.

Красс согласился со своими офицерами. Узнав после полуночи, что Спартак выступил из лагеря, он тотчас вызвал к себе Аррия и Скрофу (последний очень отличился в сражении против Каста), велел им взять по 10 тысяч человек пехоты и 2 тысячи конницы и начать преследование Спартака. Обоим вменялось в обязанность завязывать с неприятелем небольшие стычки, но в сражение без приказа не вступать. Сам Красс намеревался выступить попозднее и с армией в 80 тысяч человек пехоты и 5 тысяч человек конницы начать обход повстанцев, лишая их возможности броситься навстречу Помпею.

План Красса расстроился уже на следующее утро. Спартак, умело маневрируя в горах, оставляя позади себя засады, наносил преследователям чувствительные удары. Преследуя бегущих, легковооруженные воины повстанцев принесли им немалые потери. Сам Скрофа, пытавшийся безуспешно удержать бегущих легионеров, был ранен, и его едва успели спасти.

Потеряв от ужаса голову, легионеры бросали оружие и сдавались в плен. К полудню все было кончено: отряды Аррия и Скрофы перестали существовать. В лагерь Спартака было доставлено много оружия, римские знамена и 3 тысячи пленных (Орозий).

Весть о поражении Аррия и Скрофы достигла войска Красса. Страх, заглушенный двумя последними успешными битвами, вспыхнул с новой силой. По всему лагерю поползли малодушные разговоры.

Легаты Красса, созванные полководцем, не могли скрыть уныния. Аррий сидел с побелевшим лицом — он едва-едва не попал к заклятым врагам в плен. Сам полководец, терзаемый мрачными мыслями, метался по палатке.

Наконец Красс принял решение. Он вызвал секретаря-отпущенника и продиктовал ему два письма. С болью в сердце полководцу пришлось унять свое честолюбие…

Полчаса спустя гонцы с письмами Красса отправились в Брундизий: они должны были доставить их в Македонию М. Лукуллу (он находился, по последним данным, в Фессалониках, в 160 километрах от Диррахий) и в Понт к Л. Лукуллу. Красс умолял первого ускорить свое появление в Италии. Красс просил второго поскорее прибыть к нему на помощь.

Опустив головы, молча легаты слушали, как полководец диктовал свои письма и отдавал гонцам распоряжения. Всех терзали стыд, злоба, бессильный гнев. Неужели, неужели напрасно пролили столько крови? Неужели пропали все труды и славу отнимут Помпей или Лукулл? Проклятый Спартак!.. Неужели он непобедим, как говорят собственные легионеры?!

Лица легатов потемнели. На них на всех явственно легла печать отчаяния…