– Ясень, Ясень, вызывает Тополь. Как слышишь меня? Прием.

Я молчал, онемев от страха. Ведь меня, как вора, схватили за руку прямо на месте преступления и сейчас начнут бить. Бить будут серьезно, потому что за дело. Потому что я и в самом деле вор.

Голос повторил:

– Ясень, я Тополь. Отвечай. Я знаю, что ты в машине. Прием.

И тогда (очевидно, я окончательно сошел с ума) помимо воли и разума открылся мой собственный рот, и в эфир полетело следующее:

– Тополь, Тополь, говорит Ясень. Как слышишь меня? Прием.

– Так-то оно лучше, Ясень. Слушай меня внимательно. Сиди в машине и жди. И никаких телодвижений до следующей связи. Как понял меня? Прием.

– Понял тебя отлично. До связи, Тополь.

И передатчик затих.

"Ну, вот и все, – подумал я. – Смертный приговор подписан. Теперь можно выпить хоть все двадцать оставшихся банок пива. Или сколько их там? Двадцать одна? А потом коньячком добавить. И даже закусить можно. И выкурить последнюю сигарету. Если успею".

Я заглушил мотор и как-то автоматически приоткрыл дверцу, еще не понимая, куда собрался. На панели погас сиреневый огонек передатчика. Ага! Значит, он срабатывает вот так. Я еще раз хлопнул дверью – огонек зажегся. "Я знаю, что ты в машине", – сказал этот Тополь. Прозвучало красиво, но ведь дверь можно было закрыть и снаружи. Или я все равно бы услышал сигнал вызова? А интересно, с открытой дверью он сможет выйти на связь? Впрочем, глупый вопрос: к чему нужна связь, если ее так легко оборвать? Или все это сделано только ради конспирации: переговоры при закрытых дверях. А вообще странный передатчик: я ведь переходил на прием ровным счетом ничего не переключая.

Мне вдруг ужасно захотелось снова поговорить с этим Тополем. Страх? Да нет, страх, пожалуй уже прошел, и скорее это опять было просто любопытство авантюриста. Я принялся внимательно изучать передатчик. Кнопок на нем было немного, и после нажатия, кажется, третьей по счету (к чести своей должен заметить, я запомнил, какой именно) передатчик ожил. Сначала захрипел, потом посвистел протяжно и, наконец, уже знакомый голос спросил:

– Что случилось, Ясень? Прием.

– Да ничего не случилось. Просто хочу узнать, сколько мне тут еще торчать. Жрать охота, да и до дому бы добраться неплохо. Прием.

– Жратвы в машине сколько угодно. Пошукай в багажнике, Ясень. А вот насчет до дома добраться – это мы с тобой завтра поговорим. Прием.

– Что значит "завтра"? Мне тут что, ночевать что ли? Прием.

– А ты понятливый однако. Утром я тебя вызову. Утром. Понял. И упаси тебя Бог до утра куда-нибудь ехать. Или сбежать. Не потому, дружище, что придется искать тебя, время тратить, силы – это бы еще полбеды. А потому, что опасно. Понял? Прием.

– А тут сидеть не опасно? Прием.

Тополь выдержал паузу. Потом сказал:

– Здесь не так опасно. Ты уж меня послушай. А если что, я до утра на связи. Вопросы есть?

– Есть вопросы! – крикнул я, не дождавшись слова "прием".

Что-то захрипело и Тополь сказал:

– Повтори. Прием.

– Тополь, слушай, Тополь, дело в том, – я все еще мялся, – дело в том, Тополь, что я-то совсем не Ясень. Понимаешь, Тополь? Правда, Тополь. Прием.

– А вот это ты брешешь, парень! Раз ты сидишь в этой машине, значит ты – Ясень. Понял меня хорошо? Конец связи.

Я было хотел вызвать его еще раз, но сообразил, что после такой фразы ничего более важного уже не услышу.

Я вышел из машины, достал из рюкзака фляжку с коньяком (собственно не с коньяком, а с дешевым греческим бренди "Александр") и сделал глоток на добрую треть стакана.

"Ну, вот и все, старина, – сказал я себе. – Был ты начальником издательского отдела, членом Союза писателей, когда-то совсем давно был спортсменом, потом инженером, потом мелким коммерсантом, мужем и отцом. Да, и сыном. Совсем недавно. А еще – гражданином СССР. Была такая удивительная страна на карте планеты. И жил в ней неплохой в общем-то парень – Мишка Разгонов, молодой специалист, литератор и мастер по самбо. Но все это было. И прошло. А теперь ты – Ясень. Ясень – и все. Понял меня хорошо? Понял отлично. Конец связи. Или конец всему? Но, но, но!.. Мы еще повоюем! Я еще покажу этим тополям и дубам, кто такой Разгонов! Я так просто не сдамся…

И я уже был готов сделать второй жадный глоток из своей фляжки, когда от дороги послышался визг тормозов и резкий хлопок закрывшейся дверцы. Я сжал в кармане рукоятку "ТТ" и выглянул из-за машины.

Сквозь сгущавшиеся сумерки я разглядел яркие задние габариты шестерки, темно-синей или, может быть, черной, заляпанный грязью и потому плохо читаемый частный номер новейшего образца с трехцветным флажком и около машины – две фигуры: женскую, буквально сорвавшуюся с переднего сиденья и быстро двинувшуюся по дороге, и мужскую, вылетевшую из-за руля ей вдогонку. Водитель в два скачка догнал свою спутницу и схватил за локоть.

– Ну, вот что, сука, никуда ты не пойдешь! – закричал, а точнее заревел он несуразно громко и зло.

"Шизик, – подумал я. – Или просто пьяный. Но даже если это муж с женой, все равно есть повод поразвлечься".

И, сделав пару шагов в сторону шоссе, я окликнул их:

– Эй, на палубе!

Они обернулись одновременно, и женщина, воспользовавшись замешательством обидчика, выдернула свой локоть и, очень ловко увернувшись от его второй руки, кинулась ко мне с криком "Помогите!"

За те считанные секунды, пока она пересекала разделявшие нас пятнадцать шагов, я успел увидеть, что ей не больше тридцати, что одета она со вкусом и явно по-городскому, что бежит она красиво, как профессиональная спортсменка, даже в такую минуту, что сумочка у нее совсем маленькая, что ее недлинные и очень рыжие волосы уложены в изящную прическу у хорошего парикмахера, что лицо у нее в веснушках, а глаза – голубые даже в вечернем сумраке и что я в нее уже влюбился. Последнее я, конечно, не увидел, а почувствовал, почувствовал сразу, а когда на какое-то мгновение задержал в своей руке ее ладонь, сладостный озноб удивительного, забытого ощущения – ожидания счастья – охватил все мое тело, но я не расслабился, нет, а только наоборот осмелел, если не сказать обнаглел.

– Быстро в машину! – скомандовал я ей, кивнув назад, в сторону "ниссана".

И она исчезла за моей спиной. А мужик уже шел ко мне, и теперь я вынужден был обратить внимание на него. И очень своевременно. Мужик был лет, наверное, сорока, лысоватый, на голову выше меня и заметно шире в плечах. Из-под коротких рукавов клетчатой рубашки буквально выпирали его тяжелые бицепсы. Да-с, весовая категория не моя. Нет, я, конечно, без боя не сдамся, но нужен ли мне сейчас этот бой.

– Ты кто такой?! – рявкнул громила из "жигулей".

– Какая разница? – ответил я. – Вали отсюда.

И сделал осторожный шаг назад. Я отступал с достоинством, принимая откровенную боевую стойку, даже руку из кармана вынул, а про себя подумал: "Возможно, он просто здоровый от природы. Но вряд ли. Все-таки это руки настоящего спортсмена. Дай Бог, не боксера и не самбиста, но все равно дело может принять серьезный оборот. Пролить кровь за прекрасную незнакомку – это, конечно, красиво, но только в том случае, если выходишь победителем, а если очнешься утром, а вокруг ни прекрасной дамы, ни соперника, ни бумажника с деньгами… А то бывает, и вообще не очнешься…"

Все эти мысли промчались у меня в голове примерно с той же скоростью, с какой горнолыжник размышляет, куда ему повернуть перед очередным флажком на трассе гигантского слалома. И вывод был готов через две секунды: рука нырнула обратно в карман.

– Да ты кто такой?! – снова взревел громила, надвигаясь.

– Стоять! – сказал я с холодным бешенством, усилием воли заставляя не дрожать поднятую руку с пистолетом.

Все-таки первый раз в жизни целился в живого человека.

– Да ты что, офонарел, что ли? – как-то неправдоподобно тихо спросил мой враг и напряженно замер, по-моему, оценивая расстояние между нами спокойным взглядом профессионала.