Синюков, который в присутствии Куницина буквально сидел по стойке смирно, от моего развязного тона и совершенно непозволительных реплик, дурел, ну просто как таракан от дихлофоса. Наш безумный диалог с матерым гэбэшником, казалось, вогнал его в транс, ставший прямым результатом решения непосильной проблемы: сумасшедшая я или суперагент всех разведок мира.

– Лозова, я сдаюсь, – сказал Куницин. – Теперь слушай меня внимательно. Работать будешь на ПГУ, конкретно на восьмой отдел.

Я закатила глаза и принялась кусать нижнюю губу, с понтом, мучительно вспоминаю специфику восьмого отдела, хотя структуру Первого главного управления никогда на самом деле не знала.

– Арабский Восток, – подсказал Куницин, – Палестина, Египет, Иран, Афганистан, Пакистан – твои любимые края. Будешь работать с этой клиентурой. В первую очередь. Связь через меня по телефону. Об остальном, включая финансы, договоримся при следующей встрече. Ну, ты согласна, Лозова?

– Господи, ну, конечно!

Моя с трудом скрываемая радость убедила его.

"Ах, если б ты знал, подполковник Куницин,/Какую змею ты пригрел на груди, – думала я, от восторга переходя на стихи: – /Весной возвращаются блудные птицы /На родину. Что же их ждет впереди?.."

Сбылась мечта идиотки.

– Мужик, хочешь отсосу?

Удивительно, что чем богаче были клиенты, тем больше они любили эту фамильярщину и похабщину.

Мужик согласился сразу. Приехали мы с ним в очень шикарную квартиру, и оказался он крупным военспецом из Бельгии. Очевидно ему не объясняли, что все советские люди работают на КГБ, и в постели после изрядной дозы выпитого он начал рассказывать о своей работе. В общем, встречались мы с ним не однажды. И информация текла, естественно в Пятый отдел, по территориальному признаку, но славу приносила все равно нашему, Восьмому. А арабы мне попадались все какие-то вялые, бесцветные. Курочка по зернышку с них что-то клевала, но это все был детский лепет рядом с моим Шарлем, рядом с моей первой главной вербовкой, на которой я поднялась, благодаря которой и получила в конечном счете офицерское звание и "скромную" офицерскую зарплату в восемьсот рублей.

Я вспомнила: столько же получали в Афгане майоры, иногда принимавшие командование полком, и то лишь после восемьдесят пятого года…

С кого я получала больше: с клиентов или с хозяев? Не помню. Честно, не помню. Тошнило меня и от тех и от других. А цель… Цель все еще была далеко, безумно далеко.

А прошел целый год. И снова летали пушистые снежинки над улицей Горького, и снова искрились в витринах неживые пластмассовые елки с металлическим блеском, которые так нравились всем нам в детстве… С Новым Годом…

С Новым Годом! Ни ласковый голос,
ни крик, от которого хрипнешь,
Не пробудит ни толики нового в этом болоте,
Разгуляйся по миру пурга ли,
убийства ли,
вирусный грипп ли –
С Новым Годом, уроды! Ну как вы паскудно живете!
Где вы видели новое? Мир безнадежно вторичен.
Мир устал от себя и давно уже к смерти готов.
С Новым Годом! Мы рвемся сквозь ужас бунтов и опричнин
В апокалипсис черно-кровавых грядущих годов.
С Новым Годом! Не с новым, а просто с Еще Одним Годом!
Как нелеп и кошмарен бессмысленный времяворот!
Четырем миллиардам наивных несчастных уродов
Я желаю удачи и счастья! Я – такой же урод.

Глава вторая

Моя ночная работа не могла быть единственной. Чем-то значимым хотелось наполнить и дни. Я вспомнила детские увлечения и, случайно познакомившись на одной из презентаций в Домжуре с художником Юрой (у нас был скоротечный, но красивый роман), надумала заняться всерьез книжной графикой. Юра провел со мной несколько занятий, и летом я поступила в Полиграфический институт. Даже отучилась там почти три курса. Одно время моих иллюстраций полно было в модных книжках, валявшихся на лотках по всей стране. Я очень быстро рисовала и действительно начала зарабатывать деньги картинками. Стало больше разъездов, что и заставило купить, наконец, машину – "семерку-жигули", подержанную, чтобы не выделяться среди братьев-художников, но хорошую – шестьдесят тысяч пробега в Германии. Начиналась какая-то совсем новая жизнь.

А Куницин не возражал против моих художеств. Даже наоборот – порадовался. А то он уже устал отмазывать меня от ментов в разных районах города по самым разным поводам. Я ведь жила без прописки и без трудовой книжки. Правда, был военный билет, который многое объяснял, а вот удостоверений афганца тогда еще никому не выдавали. В сентябре же я получила и трудовую, и студенческий билет – натуральные, "железные" документы прикрытия. А чуть раньше мне присвоили звание младшего лейтенанта. Формально я не могла стать офицером без высшего образования, но тут был какой-то особый случай. Почему? Для чего им понадобилось оформить меня в штат и выдать легендарную всесильную красную книжечку?

Книжечка давала право доступа в кое-какие внутренние помещения святая святых советского режима. Сделалась моя цель ближе? В сущности, да. Но с этой новой точки я еще лучше видела, как она далека, как недоступна. И это было, как в кошмаре, когда делаешь шаг из мрачного лабиринта, а вожделенная дверь – выход к свету, к свободе, к спасению лишь удаляется, делаешь еще шаг – она еще удаляется, и ты уже бежишь к ней со всех ног, а она все дальше, дальше, и уже нет сил бежать, и ты падаешь… и просыпаешься. Но просыпаются только ото сна. От жизни не просыпаются. От жизни умирают.

А я была уверена, что умирать просто не имею права. И я жила.

Когда в тот день я вышла из института на Садовое кольцо, солнце лупило во всю, осень выдалась теплой, как лето, и настроение было под стать погоде. Вдруг вспомнила: двадцать третье сентября – день осеннего равноденствия. Может быть, поэтому такое спокойствие в душе, такая уравновешенность?..

Накануне Юрка обещал познакомить с каким-то мэтром, сводить в его мастерскую. Встречу назначили на завтра, сегодняшний вечер остался свободным, и я решила "откатать обязательную программу". До "Интуриста" прошла пешком через весь центр и теперь не торопясь прогуливалась, наблюдая за происходящим.

И тут мне повезло, да так, как, пожалуй, еще ни разу. Из центрального входа с развевающимися на ветру полами белого плаща почти выбежал эффектный смуглый брюнет и, споткнувшись на лестнице, выронил бумажник. Я подобрала упавший предмет с проворностью голодного пса и рванулась за рассеянным красавчиком. Он спешил к отъезжающей машине, но сам никуда не уезжал. Он просто передал что-то, сказал несколько слов по-итальянски, наклонившись к окошку, и повернулся, чтобы идти обратно в гостиницу. Я стояла перед ним. У меня было плохо с итальянским, поэтому я объяснила ему все по-английски. Он понял. Он благодарил с невероятной экспрессией и предлагал мне в награду какие-то доллары, рубли и даже итальянские лиры. Гордая советская девушка, я отказалась от всего этого. И тогда он предложил пойти в ресторан – отметить счастливое знакомство. На это гордая советская девушка согласилась, не сразу, конечно, а поломавшись ровно столько, чтобы не упустить шанс.

За полтора года работы я многому научилась. И применяла теперь свою излюбленную тактику. Держать клиента в постоянном напряжении, запутывать его, интриговать – кто я: простая русская девчонка, мечтающая выйти замуж за иностранца, но всего и всех стесняющаяся; бесстыдная профессиональная проститутка, хитро не говорящая о деньгах поначалу; или же, наконец, хладнокровный и коварный агент КГБ. Я научилась вести себя неопределенно, проявляя черты и совершая поступки, свойственные то одному, то другому из придуманных персонажей. Интересно, что помимо всего прочего такое загадочное поведение еще и возбуждало мужчин особенно сильно.