В Нассау последовал приказ: от трапа до вертолета бегом. Я даже спросил Тополя:

– Петляющим шагом?

– Нет, – ответил он серьезно, – и прикрывать отступление огнем тоже не надо. Просто маленькая неувязка с местными властями. Дедушка им чего-то не доплатил. Потом урегулируем.

В общем никакого Нассау, мы, конечно, не видели, а вот переодеться не успели – это хуже. Духотища там была, набились все, как сельди в бочку. Так и вывалились на жаркий багамский пляж в своих бушлатах и свитерах навстречу босоногому Шактивенанде в легкой тунике (или все-таки тоге?). Дубленку Белка перекинула через руку, Андрюшку раздела, конечно, иначе бы он всех съел, и Тополь свою курточку за спиной держал. А мы три бойца в камуфляже – что могли снять?

Тополь бросил куртку на песок, выдернул из-за пояса "стечкина", тихо сказал "ура" и шарахнул в небо. Я, Леха и Верба сразу его поддержали из автоматов. И, что интересно, Белка – тоже. Я еще не знал тогда, откуда у нее пистолет – на таких подробностях мы с Тополем не останавливались. А может, и он не знал. И тут вдруг Верба упала на песок и давай поливать короткими очередями в сторону горизонта. На патрульном катере даже сирена взвыла, а с ближайшей вышки часовой замахал флажком. Но Тополь сразу понял, что эта обычная истерика, и всем переполошившимся неграм дал отбой.

Не такой уж большой рожок оказался у автомата "узи", и когда стрельба смолкла, гуру заиграл на баяне с новым энтузиазмом и исполнил еще один куплет:

Я сидел под банановым деревом, как вполне справедливо называл Андрюшка этот мощный травянистый стебель, и смотрел на солнце, которое спокойно, не драматизируя, без паники, падало в море.

Тополь, подкрепляя свою репутацию человека-машины, торчал третий час на командном пункте – бегал от компьютера к факсу, а от факса к радиостанции. Верба пошла прошвырнуться по периметру наших владений, и Лешка, памятуя о состоянии "патронессы", а также о скором наступлении темноты, взялся ее сопровождать. Белка в доме укладывала Андрюшку, уставшего безумно, но и возбужденного сверх всякой меры, а потому не слишком охотно засыпающего.

Я сидел под бананом в гордом одиночестве и вспоминал давешний разговор с Тополем.

– Ну, и что же все-таки случилось в Москве? Как нам удалось выпутаться?

– А ты думаешь, это интересно?

– ?!

– Нет, я серьезно, дружище. Все эти путчи, бунты, дворцовые перевороты – такая скучища. Почему-то принято считать, что за августом девяносто первого или октябрем девяносто третьего скрываются какие-то страшные тайны – прозрения Нострадамуса и протоколы сионских мудрецов, а на самом-то деле все предельно просто: когда очень много наворуют, обязательно садятся делить бабки, а тихо, мирно, интеллигентно поделить у нас все никак не научатся.

Вот ты же писатель. Мечтаешь, наверно, писать для народа. А знаешь, чего народ жаждет в литературе? Не знаешь. А мне тут случайно один издатель рассказал. Между прочим, из самой крупной в Москве фирмы по производству чтива. Сегодняшний читатель в неумеренных количествах пожирает русский детектив.

– Понятно, – сказал я. – Про шпионов, про мафию, про покушения на президента.

– Ни фига тебе не понятно, – возразил Тополь, – политика всем уже надоела, читатель теперь любит бытовуху. Ну, к примеру, семилетний мальчик Ваня украл у дяди Пети порнокассету, а дядя Петя возьми, да и замочи его. Однако у мальчика Вани друг – местный авторитет Вова. Вова мочит дядю Петю и влюбляется в его жену тетю Машу, но тетя Маша не может ответить взаимностью, потому что она лесбиянка. Тогда Вова попадает на зону и становится там с горя "петухом", а тетя Маша, оставшись совсем одна, от тоски вешается. Во, брат, что писать надо, а ты все политикой интересуешься.

Я терпеливо выслушал этот долгий пассаж и сказал:

– А все-таки.

– У Платана работает Гаврик – Федя Гаврилов с мехмата, лучший хакер в Москве, может быть, видел?

– Нет, ни разу.

– Ну, так вот, Платан подключил его к расследованию, и Гаврик взломал не ломаемую в принципе тройную защиту на "винте" главного компьютера Кузьмина. Платан сам дока в компьютерах, но и он не понял, как это вообще возможно. Вся информация должна была "сгореть" от такого вторжения, но Гаврик скинул ее на дискету. Там много чего было, в этих секретных файлах. Но меня в первую очередь, заинтересовал один – с системой паролей и кодом персональной ячейки в "Менатепе". Профессионалы такие вещи держат только в голове, Но Патлатый, наверно, беспамятным был или психотропных уколов боялся пуще хакеров.

В общем я сразу еду в "Менатеп". И попадаю, конечно, не в тот филиал. Пилю через всю Москву в нужное хранилище, разумеется, всюду пробки, никакая мигалка не помогает, а уже тридцатое декабре, то есть это сегодня утром было, и утро вообще говоря, кончается. В час дня мне заявляют в "Менатепе", что у них обед. Я показываю корочки ФСБ, и тогда выясняется, что все равно не хватает одной цифири. Некогда разбираться, почему, но требуется личный код Скобякова. Платан отказывается называть его по телефону, даже по сотовому, и приезжает сам. Я плохо понимаю, чего ради такая запредельная конспирация, но не спорю и мы теряем еще полчаса.

Кедр каждые пятнадцать минут выдает мне на пейджер безумные шифровки все более тревожного содержания. И когда приезжает Платан, любые меры предосторожности уже не кажутся чрезмерными, потому что зам управляющего банком "Менатеп" вежливо сообщает нам, что доступ к соответствующей ячейке закрыт вплоть до особого распоряжения директора ФСБ. Звоним мы, конечно, не ему. Я звоню в администрацию президента и там очень мило удивляются: "Ах, это вы, Леонид Андреевич, а господин Григорьев доложил нам, что кто-то из службы безопасности Кузьмина потребовал доступа к его персональной ячейке".

Конфликт таким образом урегулирован, но прежде, чем спускаться в бункер, я вызываю бэтээр и группу Еремеева. С самого утра у меня на хвосте висели григорьевские контрразведчики, но теперь на это нельзя просто так плюнуть. Мы с Платаном уже внизу, когда приходит новая тревожная информация – от Клена с Лубянки: приведены в боевую готовность практически все части Московского гарнизона, дивизия Дзержинского, спецвойска службы безопасности президента, легендарная «Альфа» и даже особое подразделение ГРУ. Это называется большой шухер. Я тут же даю команду Кедру брать охрану и уматывать со Старой площади куда-нибудь на дачу. Хватит нам Клена на Лубянке. Конечно, мы еще больше заинтригованы содержимым ячейки. И содержимое, сам понимаешь, не обмануло ожиданий.

Едва мы открыли внутренний отдел сейфа, как магнитофон автоматически включился и начал говорить.

Что-то подсказывает нам: надо дослушать до конца. Переписать тут же, "с голоса" – некуда, а транслировать эту информационную бомбу по каким бы то ни было каналам – безумие. Мы просто слушаем и запоминаем. Наконец, магнитофон выключается и тут же вспыхивает. Ни я, ни Платан даже не пытаемся его тушить. Это знакомый фокус – одноразовое прослушивание.

"Кто ж нам теперь поверит", – спрашивает Платан. "А ты не догадался, что это всего лишь копия?" – утешаю я его. Платан думает ровно секунду. "Ты прав, – говорит он. – Оригинал в "МК"?" "Скорее у Разгоновой".

До Бронной совсем недалеко ехать. Но тут срабатывает пожарная сигнализация "Менатепа", воет сирена, гудят тяжеленные гермодвери… Ловушка, мелькает первая мысль. Да нет, же, просто дым от сгоревшей пленки! Я заталкиваю поглубже в сейф злополучный магнитофон и торопливо закуриваю.

"Леонид Андреич, ну что же вы, – мягко журит служащий банка, – здесь же повсюду надписи "Не курить". И в этот момент – на пейджере Верба. Сообщение высшей степени срочности. Это как раз Базотти преставился.