Бред, подумала я. С Машкой мы прошли бок о бок много лет, счастливых и тяжелых, пропитанных потом изнурительных тренировок и слепящим светом софитов, наша дружба была проверена временем и нелегкой борьбой, спортивной злостью и злыми языками, наша дружба была навеки скована белыми озерами ледовых арен и белым саваном того декабрьского снегопада… А этот? При чем здесь этот гэбэшный пижон с полковничьей ксивой? Как он сказал мне: "Таня, проснись"? И я проснулась.

Я вспомнила, что все они мне враги. Я же работаю во вражьем стане. В глубоком вражеском тылу. Какие, к черту, вербовки? Какие полковники? Я должна убить их всех: от Куницина до Чебрикова (Малин будет где-то посередине), я должна и я буду убивать, пока не найду главного – Седого. А потом… Я не знала, что будет потом, я не думала об этом, я просто должна была помнить, что я резидент в страшном враждебном государстве, имя которому КГБ. Вот только чей я резидент? Конечно, я была всего лишь резидентом своей собственной совести и мести, но иногда, задумываясь над этим вопросом, воображала себя агентом Тайного Общества Честных Людей, руководителем которого была Машка. Я верила в эту абстрактную, нелогичную, романтическую чушь, и это вдохновляло меня. И значит, сегодня я сделала новый важный шаг на пути к Цели. Я сижу в одной машине с загадочным полковником ГБ, явно благоволящим ко мне неизвестно почему, может быть, просто потому, что я знаменитая фигуристка Татьяна Лозова, а может быть, еще проще – потому что я красивая баба. Но это и не важно. Важно втереться в доверие. А еще: пусть он станет моим. Нет, не только в постели, хотя и это уже хорошо. Я хочу, чтобы он вообще стал моим, потому что он нужен мне… Господи, какая каша была в голове!

А загадочный полковник знай себе говорил:

– Здесь налево, теперь прямо, на светофоре направо, еще раз направо, прямо до набережной, теперь до моста, на мост не надо, здесь направо, опять направо…

Мы ехали очень странно, колесили по самому центру, по Кремлевской набережной, по бульварам, по кривым московским переулкам, и когда во второй раз попали на Арбатскую площадь, я, наконец, поняла, что Малин просто водит кого-то кругами.

– От хвоста отрываемся? – спросила я деловито, прибавляя газа на пустеющем к вечеру Суворовском бульваре.

– Товарищ младший лейтенант, – укоризненно произнес Малин, – чему вас учат в вашем ПГУ? Разве так отрываются от хвоста? С помощью кругового движения хвост только выявляют. Отрываться нам пока не нужно. Сейчас поедем домой.

Остались позади Никитские ворота, у Пушкинской пришлось постоять в небольшой пробке. Малин все время смотрел в боковое правое зеркальце, и я только теперь заметила, что повернул он его под собственный взгляд.

– Так есть за нами хвост? – поинтересовалась я.

– Есть, – сказал Малин удовлетворенно.

– И где же он?

– Тормозни у Петровки на зеленый и внимательно посмотри назад.

Я тормознула довольно резко, включила моргалку направо и тут же, словно испугавшись своей ошибки, выключила.

– Молодец, – похвалил Малин.

И я увидела, как сзади черная "волга" с нейтральным служебным номером, плавно, очень плавно тормозя, накатом подкрадывается к зеленому светофору, из последних сил стараясь не перестроиться, но уже мигая так же судорожно, как и я.

– А теперь на желтый – вперед. И как можно резче. Педаль в пол, – скомандовал Малин.

На столь мощной машине, как "ниссан-патроль", я никогда раньше не ездила, и ощущение было такое, будто мы взлетаем. "Волга", разумеется, перестав идиотически подмигивать, ворвалась на Петровский бульвар уже на красный.

Малин, довольный, рассмеялся.

– Кто они? – спросила я.

– Не знаю пока, до дома доедем – будем разбираться.

И мы доехали до его дома. Остановив машину в чудесном тихом переулке у Покровских ворот возле шестиэтажного красивого здания начала века, вошли в роскошный прохладный подъезд и пешком поднялись на второй этаж. Малин открыл дверь ключом и пропустил меня вперед:

– Прошу. Располагайся. Гостиная налево. А я сейчас.

Ничего особенного в доме Малина я не отметила. Обычная пижонская хата в центре, с четырехметровыми потолками и прекрасным паркетом. Бывшая коммуналка, перепланированная под отдельную после капремонта. Красивая мебель, японский "ящик", видюшник, музыкальный центр, радиотелефон "Панасоник" с автоответчиком – нормальный уровень для полковника ГБ или крупного авантюриста.

Он вошел и спросил:

– Что будешь пить?

– "Мартини бьянко", – сказала я нагло.

– Недопила с иностранцем? Понятно, – проговорил Малин, и я с известной долей восхищения отметила его профессиональную наблюдательность. – Бьянко нет – есть россо. Сойдет?

– Сойдет, – улыбнулась я.

– Ну, и прекрасно. А я предпочту "Хэннеси".

– Это еще что такое?

– Лучший французский коньяк. Для меня, во всяком случае.

– Неужели лучший? – усомнилась я. – Почему я про него никогда не слыхала?

– А ты еще много о чем не слыхала, – резонно заметил он и, подойдя к окну (не вплотную), осторожно поглядел на улицу сквозь тюлевые занавески. – Хочешь посмотреть?

Я поднялась из кресла, пересекла комнату и проследила взгляд Малина, спрятавшись за его спиной, словно опасалась выстрела.

По ту сторону переулка припарковалась давешняя "волга", а возле нее, у открытой дверцы, стоял, покуривая, молодой человек кавказского вида в хорошем костюме. Время от времени он обводил взглядом окна дома, а правую руку постоянно держал в кармане.

– Да, – сказал Малин глубокомысленно, – пить придется немножко позже. Сначала решим формальные вопросы.

Он взял трубку "панасоника" нажал на аппарате подряд несколько кнопок непонятного мне назначения, после чего непрерывный гудок стал очень громким, и набрал номер.

– Дежурный лейтенант Шурша слушает, – провозгласил телефон, и я догадалась, что это Малин включил селекторный режим. (Специально для меня?)

– Лейтенант Шурша, с вами говорит полковник Малин. Соедините меня, пожалуйста, с майором Еремеевым.

После недолгого гудения и щелчков раздался новый голос:

– Майор Еремеев на проводе.

– Привет, Петр, есть интересная работа для твоих ребят. У меня перед подъездом маячат какие-то типы на черной "волге". Записывай номер… Они меня вели от самого "Интуриста", но я их не знаю, не жду и вообще они мне даром не нужны, но будет очень интересно узнать, откуда такие идиоты берутся. Все. Действуй, Петр. Только еще одна маленькая просьба. Соедини меня сейчас с руководством ПГУ.

– Вопрос какой?

– Вопрос кадровый.

– Хорошо. Подожди, сейчас будешь говорить с полковником Иваневским Алексеем Власовичем. А я полетел.

– Счастливо, Петр… Алё! Алексей Власович?

– Товарищ полковник, Иваневский на совещании. Что ему передать?

– Ничего. Соедините меня тогда с Трегубовым. Он у себя?

– Да, но…

– Никаких "но". Передайте, что это срочно.

– Малин? – ворвался в комнату голос генерала-лейтенанта Трегубова, и я почувствовала себя героиней детективного фильма. Я никогда не видела Трегубова и даже голоса его не слышала, но слишком хорошо знала, кто это такой. Это был заместитель начальника нашего Первого главного управления КГБ СССР, действительно главного, действительно первого, самого большого по численности и самого престижного.

– Малин, – прогремел Трегубов. – Что у тебя там сегодня на ночь глядя?

– Иван Николаевич, мне нужно срочно перевести одного человечка из вашего управления в мое. Оформить можно завтра, но в известность я вас ставлю именно сегодня, сейчас, потому что я снял сотрудника с задания и перебросил в силу необходимости и под свою ответственность на другой объект.

– Фамилия? – осведомился Трегубов.

– Лозова Татьяна…

– Вячеславовна, – подсказала я быстро и шепотом.

– …Вячеславовна.

– Минуточку.

Возникла пауза. Боже! Трегубов лично наводил обо мне справки.

– Забирай, – сказал он наконец. – Я у себя пометил. Проблем не будет. Это все?