Никаких великих подвигов или религиозных мотивов, нет, изображение было светским, в некоторой степени даже бытовым, если можно таким назвать изображение празднества. Девять фигур в маскарадных костюмах смотрели стеклянными цветными глазами на гостей, будто оценивая.

Брюнет в наряде демона – бордовом камзоле с наростами в виде шипов, таком же плаще и красной маске – глядел на девушку с огненно-рыжими волосами в национальном наряде анцытов – загадочного кочевого племени, испокон веков промышляющего гаданием пополам с шарлатанством, цирковыми представлениями и воровством. Почти морковный цвет их волос особенно вызывающе смотрелся на фоне красно-черных одежд и золотых монист.

Руку прекрасной анцытки подносил к губам сереброволосый остроухий куури. Этот народ можно смело считать еще загадочнее хотя бы потому, что он не был человеческим. Куури называли себя Дети Луны, в отличие от людей – Детей Солнца. В разное время бытовали разные теории происхождения этой расы. Самая популярная: куури – дети Лунного Короля или Лунной Королевы. Никаких доказательств, только сходство названий.

Куда страшнее для истории оказалась версия, что куури созданы не богами, а родились из осколков той материи, которую рвал Тханн в своей ярости, и по сути демоны, воплощенная тьма, которая легко в человеческих умах превращалась в зло. Тогда-то и начались гонения на куури. Дети Луны никогда не отличались воинскими достоинствами. Они – мастера: кузнецы, ткачи, портные, сапожники, ювелиры, артефакторы, строители. Вещи, которые они создавали, всегда удивляли людей, ведь в их основе лежала совершенно другая логика. Человеческие ремесленники, как правило, создавали предметы, которые мог использовать любой. Какой смысл делать стул, на котором может сидеть только кто-то один? Куури же шли от обратного. Если продолжить аналогию, то они сделали бы такой стул, на котором конкретно этому человеку сидеть было удобней, чем на чем-либо еще на всем белом свете. На такой сядешь еле живой от усталости, пройдет четверть часа – и снова полон сил. Но только ты один. И так во всем. Стоили подобные работы невероятно дорого, создавались долго, однако на них всегда находились покупатели.

Однако когда куури объявили порождениями тьмы, подлежащими уничтожению, они не стали бороться. Они просто ушли. Никто не понял куда, как, но в одну – разумеется, лунную – ночь весь народ просто исчез. Никто до сих пор так и не узнал, где куури теперь – в другом ли мире, или особом измерении, или на каком-нибудь неисследованном континенте? Кто знает? За все века, что прошли с тех пор, Летние земли посетил лишь один из них, да и то, скорее всего, был шарлатаном – слишком открыто говорил о своем происхождении, слишком быстро набрал популярность (даже при дворе короля) и слишком резко исчез. Вместе с какими-то безумно дорогими побрякушками.

Рядом, но отдельно от куури, на витраже изобразили удивительной красоты блондина в старинном доспехе, похожем на змеиную чешую, которая никак не ассоциировалась с рыцарством, на каковое намекало классически правильное лицо и одухотворенное его выражение. На руки мужчины опирались две женщины. Красотка с длинными светлыми волосами смотрела на зрителей разноцветными глазами: правый походил на изумруд, а левый сверкал серебристо-металлическим блеском. Вторая девушка имела и вовсе странный наряд: одна его сторона отливала чернотой, другая радовала глубоким изумрудно-зеленым цветом.

Слева от этой группы на стуле, опершись на колени, сидела кукла с кончившимся заводом. Из ее спины торчал здоровенный ключ. Детское платье и огромный бант странно смотрелись на взрослом теле. Да и сам сюжет казался неправильным – когда же создавался этот витраж, если механика только недавно научилась делать подобных кукол?

Сидящий на подоконнике шут в золото-багряном наряде то ли наблюдал за персонажами, то ли участливо наклонился к кукле. Леанора так и не поняла. И не сразу заметила еще одну фигуру – справа, у самого края, вытянувшись по струнке, стоял мужчина в темной форме, то ли часовой, то ли просто военный. Он напряженно вглядывался в веселящихся на маскараде, выискивая что-то. Или кого-то.

Леа завороженно рассматривала витраж. Да, его свойства обусловили немалую схематичность изображения, но девушку не оставляло ощущение, что ей показывают какой-то сюжет, что-то очень важное, ключевой момент некой истории. Солнце играло цветными бликами, меняя выражения лиц, подсвечивая или наоборот затемняя какие-то части стеклянного полотна, добавляя ему смыслов, нюансов, задавая вопросы и загадывая загадки.

Взор Леаноры невольно скользнул к спутникам. Сандор до сих пор с восторгом смотрел на витраж. Взгляд Шарли метался от изображения вниз, к присутствующим, и обратно. Матьяш и Этьен уже о чем-то тихо переговаривались, вернее, в очередной раз ругались. Кларисса хмурилась. Лица брата и сестры выражали равнодушную сосредоточенность. А вот Анталь смотрел на витраж так, будто слушал завораживающую историю, причем про что-то прекрасное и очень важное. Леа даже позавидовала ему. Она прекрасно осознавала, что знающему человеку произведение искусства могло рассказать куда больше, чем простому зрителю. Здесь же явно зашифрованы многочисленные символы.

Например, та же маска. Сколько тут можно найти смыслов! Если подумать, она – это способ скрыть свою истинную личность и одновременно стать кем-то другим. Изменение и тайна, воплощение желания, способ преодолевать грань собственной природы. Но что здесь имеется в виду – свобода, которую получает человек в маске: от общества, от самого себя, даже от ограничений физического тела, или обман, желание оставить остальных в дураках? Демон изображен в маске. Выражает ли она его истинную сущность или, наоборот, желание показаться более грозным, чем есть на самом деле? Девушка с разноцветными глазами снимает изящную маску, но не полностью. Что это – желание открываться миру или кокетство? Или что-то другое?

А если вспомнить про цвета, которые могут подчеркнуть значение или перевернуть его… Леа мотнула головой. Наверное, Анталь лучше понимает этот символический язык. У него, похоже, нет сложностей в расшифровке. Девушке даже стало обидно. Учила, учила это искусствоведение, а толку?

Гости наконец отмерли и начали забрасывать Джаноса словами восхищения, будто он был автором этой грандиозной работы. Леанора тоже поддакнула, чтобы не заподозрили в чем-нибудь. Почему Шарли и Кларисса хмурятся?

– А что означает этот витраж? – не стала гадать первая. – Сцена из какой-то пьесы? Никак не могу сообразить. Освежите мою память?

– С вашей памятью все в порядке, виконтесса, – солидно покивал управляющий. – Увы, не сохранилось каких-либо записей об исконном замысле мастера. В классической же литературе подобный набор персонажей не встречается. Смею предположить, что для понимания образов нужно было жить в то время и знать каких-то конкретных людей, например, гостей замка. Сольгер – место во многом волшебное. Как в плане заклинаний, так и в плане ощущений, – Джанос обвел рукой вокруг, указывая на каменных чудовищ и витраж. – Даже после многих лет видишь что-то новое. А теперь позвольте показать вам самое магическое, что есть в этом замке.

Джанос театрально повернулся, встав боком к противоположному концу комнаты, и указал в ту сторону.

– Прошу вас.

Гости дошли до дверей и вошли в следующий зал, явно когда-то являвшийся частью предыдущего: те же резные стены, те же высокие стрельчатые окна и потолки, уходящие в бесконечность.

Здесь обошлись без витражей, да и вообще комната не отличалась размерами. Очевидно, ее отделили только ради то, что хранилось внутри стеклянного параллелепипеда, поставленного на узкую тумбу. В нем на бархатной подушечке лежал серебристого цвета мужской браслет с некрупным – с ноготь – желто-зеленым камнем.

Стоило Леа войти в комнату, как по телу прошел жар, будто резко выходишь из прохлады в летний полуденный зной. Неприятное ощущение. Судя по лицам, остальные испытали что-то схожее. В висках кольнуло, и девушке показалось, что где-то далеко, так далеко, что едва-едва слышно, поет женщина. Высокий чистый голос, наслаждение в чистом виде, постепенно меняющий тональность настолько, что уже кажется мужским – красивым лирическим тенором, от которого сладко сжимается сердце и пробуждаются мечты.