— Нам приказано следовать к острову Кадьяк, где мы должны будем встретиться с вертолетом. Проложите курс и ведите нас туда. «Корпус Кристи» составит нам компанию. Принимайте командование на себя, — сказал Стэдмен. — Я буду в кают-компании. Если что, связывайтесь со мной.

Спустившись на среднюю палубу, Стэдмен прошел назад в кают-компанию. Когда он открыл дверь, телевизор уже работал. Лейтенант Роза Скавалло сидела одна за большим столом, а фельдшер Купер менял ей повязку на сломанном пальце.

— Как дела у Ванна? — спросил Стэдмен.

— Плохо. Возможно, ему не выкарабкаться. То же самое можно сказать про русского офицера. Необходимо срочно перевести их в настоящий госпиталь.

— Помогите им продержаться еще пару дней, и они попадут в госпиталь.

— Слушаюсь, — сказал Купер и вышел, оставив Скавалло и Стэдмена одних.

— Если я вам мешаю, я могу уйти, — сказала молодая женщина.

— Оставайтесь, лейтенант. — Сходив к кофеварке, Стэдмен наполнил себе кружку. — Я расскажу вам о том, что нас ждет.

Он посмотрел на экран. Огромный боевой корабль, американский авианосец входил в какой-то порт. На палубах выстроились моряки в белой форме, а пожарные суда пускали в безоблачное голубое небо водяные дуги.

— А вы введите меня в курс того, что происходит в мире.

— Си-эн-эн сообщило, что мы вынудили китайцев отменить военные маневры и возобновить переговоры с Тайванем. Слушайте сами.

Скавалло прибавила звук.

...хотя путь к сближению двух сторон остается неблизким, напряженность, начавшаяся с убийства китайского дипломата террористом-смертником, похоже, начинает спадать. От сегодняшнего торжественного захода американского авианосца «Китти-Хок» в порт Килун веет духом настоящей военной победы, хотя эта победа была одержана не силой оружия, а лишь угрозой его применения.

— Станет ли известна когда-нибудь вся правда? — спросила Скавалло.

— Нет, если решать, говорить ее или нет, предоставят подводникам. Как себя чувствует Марков?

— Он сказал мне, что лучше иметь одного друга, чем тысячу рублей. Правда, он добавил, что вера у него осталась. Не знаю, что именно он имел в виду.

— Плохо терять людей в результате аварии. Терять их вследствие чего-то такого, что ты сам привел в действие, наверное, просто невыносимо.

И, разумеется, Стэдмен не мог не вспомнить о Ванне. Испытывал ли бывший командир «Портленда» те же самые чувства, или он так далеко переступил за черту, что не может видеть находящееся прямо перед носом?

— Мы встретимся с вертолетом у берегов острова Кадьяк, — сказал Стэдмен. — Ванна и русского механика заберут в госпиталь. Затем мы повернем на юг к Гавайским островам. К нам прибудет начальник штаба комподфлота Атлантики. Он временно займет должность командира «Портленда».

— Вам не разрешат даже привести лодку домой?

— Хорошо еще, если меня не упекут в тюрьму Ливенворт.

— Сэр, — начала молодая женщина, — я очень сожалею. У меня и в мыслях не было втягивать вас...

— Я полез в драку вовсе не из-за вас. Просто я поступил так, как считал нужным.

— Как вы полагаете, руководство это поймет?

Стэдмен улыбнулся.

— Возможно, именно это Марков понимал под верой.

Штаб командования подводным флотом

Атлантического флота.

Норфолк, штат Вирджиния

— Вы приняли решение поджарить Стэдмена на медленном огне, — заметил кэптен Уэлч.

— И при этом обильно поливая его маслом, — подтвердил вице-адмирал Грейбар. — На мостике его корабля произошла перестрелка, черт побери! Он возвращается домой с тремя трупами в морозильнике, искалеченным командиром и кораблем, настолько изувеченным, что восстанавливать его придется целый год. Я списывал на берег командиров, которые лишь сажали свои лодки на отмели. Объясните мне, почему Стэдмен должен избежать самой суровой расправы.

— Потому что он выполнил задание, которое вы ему поручили, — сказал Уэлч. — Что еще вы от него хотите? Он ведь всего лишь лейтенант-коммандер, черт побери.

— А как же бунт на корабле?

— Мы не можем сказать, что это было. Лично мне хотелось бы сначала тщательно во всем разобраться, и лишь потом выносить суждение.

— Ну, насчет этого мы с вами, по крайней мере, пришли к единому мнению.

Уэлч удивленно поднял брови.

— Насчет чего?

— Вы отправляетесь на «Портленд». Чтобы тщательно разобраться со всем на месте. Небольшая морская прогулка пойдет вам на пользу.

У Уэлча возникло неприятное ощущение, что Грейбар вышел из-под его влияния.

— А что насчет девчонки?

— У вас есть мнение на этот счет?

— Если бы все зависело от меня — если она выйдет чистой, я бы послал бы ее прямиком в Гротон.

— Но она уже окончила отделение языкознания института в Монтерее.

— С иностранным языком у нее все в порядке. Я имею в виду школу подводного плавания.

— На «Портленде» она была пассажиром. Она просила — нет, умоляла, чтобы я дал ей корабль, и я уважил ее просьбу.

— Вы отдали ее Ванну. Какое впечатление это произведет на следственную комиссию?

— Предположим, девчонка успешно окончит школу. И что я получу в этом случае?

— Квалифицированного подводника, — просто ответил Уэлч.

Бухта Провидения, Россия.

Теплое течение Куросио течет из центральной части Тихого океана на север, проходит мимо Японских островов и омывает восточное побережье Сибири, прежде чем столкнуться лоб в лоб с встречным ледяным анадырским течением. Теплая и холодная вода смешиваются и закручиваются, образуя мощный водоворот, который очищает поверхность моря от плавающего мусора и относит все в бухту, где расположен рыбацкий поселок Провидения.

В течение первых недель сентября рыбаки, ловившие крабов с полуобвалившегося причала, постоянно получали свидетельства того, что за затянутым туманом горизонтом что-то произошло. Поверхность серого моря была усеяна обрывками проводов, с обгоревшей, вонючей желтой изоляцией. Каждый прилив приносил стальные фляжки, обломки деревянной обшивки, промокшие листы бумаги и маленькие стеклянные флакончики.

Рыбаки рылись в выброшенном на берег мусоре в поисках всего, что могло бы пригодиться в хозяйстве, что можно было продать или выпить. Вытягивая сети, они спорили до хрипоты относительно того, какой корабль потерпел крушение, какая катастрофа его постигла, что сталось с экипажем и грузом. Одна за другой из-под полусгнивших свай старого причала вытаскивались стальные клети, в которых копошились жирные камчатские крабы.

Последняя клеть поднялась к поверхности, но вдруг остановилась, зацепившись за что-то. Кто-то принес слабый фонарик. Рыбаки уставились вниз, где прибой набегал на покрытые ракушками сваи, и увидели в воде человека.

Он лежал на животе, и его торс, плечи и руки находились в непрерывном движении. Темная вода вокруг пенилась от его отчаянного барахтанья. Казалось, несчастный пытается ухватиться за стальную клеть, что было понятно, учитывая температуру воды.

— Держись!

Это мог быть рыбак, упавший за борт из лодки, или пьяный, сорвавшийся в море, или даже вор, обчищавший чужие сети. Но какими бы ни были обстоятельства, бросившие его в море, человек находился в ледяной воде, и столпившимся на причале рыбакам этот кошмар был хорошо знаком.

Кто-то побежал за лестницей. Кто-то притащил багор.

Три человека спустились с прогнившего настила причала. Когда они оказались у самой воды, луч фонарика высветил, что это утопленник. На трупе были рваные в клочья остатки темно-синей флотской робы, покрытые копошащейся броней сварливых, прожорливых крабов.

Рыбаки подтащили багром утопленника к причалу и сбросили крабов в море. Волна толкнула труп к свае, и он перевернулся, открывая лицо с пустыми глазницами, вспученный живот с оторванными полосками мертвенно-бледной кожи и белую нашивку над нагрудным карманом: «К-1 ФЕДОРЕНКО».