Изображение на экране, потемнев, исчезло совсем. Сюжет, записанный со спутника, закончился.

— Проклятие! — проворчал кто-то.

Все офицеры повернулись к Ванну.

— Что ж, господа, похоже, китайцы полны решимости совершить большую глупость. И очень хорошо, что у них в руках не будет «Тайфуна», чьи ракеты они направили бы на наши головы. — Ванн повернулся к Стэдмену. — Старший помощник, а как вы на это смотрите?

Стэдмен ощутил на себе взгляды присутствующих, облепившие его, подобно капелькам пота. Он ошибся в отношении приказа Норфолка. Возможно, он ошибся и в отношении того, нужно ли было топить «Тайфун», хотя здесь полной уверенности не было даже сейчас.

— Вынужден согласиться с вами, командир.

Ванн подмигнул, как бы заключая со Стэдменом секретное соглашение. Соглашение, которое тот принял.

7 августа

«Портленд».

Устроившись в офицерской кают-компании, Стэдмен брал показания у всех, кто видел Скавалло или Энглера непосредственно до и после происшествия в вентиляторной. Сейчас он разговаривал со Скавалло. Они сидели за тем самым длинным столом, за которым старший помощник застал молодую женщину сразу же после того, как она подверглась нападению. Последним будет Энглер.

— Это все, что вы хотите сказать? — спросил Стэдмен.

— Да, сэр. Это все, — ответила Скавалло.

Стэдмен проследил шаг за шагом все действия Энглера с того момента, как лейтенант Бледсоу отпустил радиста с дежурства, и до того, как он сам нашел его в матросской столовой. Однако в этой хронологии имелся десятиминутный пробел. В эти десять минут Энглер или ошпаривал себя кофе, или приставал к Скавалло в вентиляторной. Где правда?

— Вы должны понять суть закрытого расследования, — сказал Стэдмен. — Я соберу все факты и выскажу коммандеру Ванну свои рекомендации. В моей компетенции закрыть дело, а вот наложить взыскание я не смогу.

— Понимаю.

— Чем более весомыми будут ваши аргументы, тем проще Ванну будет принять соответствующие меры.

— Вы хотите сказать, тем сложнее ему будет оставить все без последствий.

Стэдмен ничего на это не ответил, однако Скавалло была права.

— Если вы только расскажете, что произошло на самом деле, Энглер до возвращения на базу останется прикованным наручниками к стеллажу с торпедами.

— У вас есть мое заявление.

Стэдмен давил на нее как мог, но молодая женщина, рассказывая о случившемся в вентиляторной, упорно не желала переходить какую-то черту.

— Вы понимаете, что слово командира будет окончательным?

— Я также прекрасно понимаю, что произойдет, если я заговорю о попытке изнасилования. Это станет отличным предлогом навсегда закрыть женщинам дорогу на подводные лодки. Так вот, сэр, от меня шовинисты из адмиралтейства этого не дождутся. К тому же, — продолжала Скавалло, — я действительно не подверглась изнасилованию, а обсуждать то, что было у Энглера на уме, я отказываюсь. — Она помолчала. — Мне больше нечего добавить.

— Я мог бы приказать Куперу осмотреть вас.

— Не знаю, кого бы это смутило больше.

Стэдмен закрыл папку.

— Хорошо. Итак, Энглер набросился на вас в вентиляторной с обрезком трубы в руке. Он случайно замкнул клеммы вентилятора, и вам удалось отбиться.

— Да, все произошло именно так.

«Только это не все».

— Вы можете оставаться в моей каюте до тех пор, пока капитан не решит, как быть с Энглером. Разумеется, я попытаюсь максимально ограничить ваши контакты с ним, но...

— Знаю. Мы находимся на подводной лодке. Но я хочу лишь того, чтобы все правила и законы строго выполнялись. Как вы думаете, это возможно?

— Мы это обязательно выясним. Вы свободны.

Десять минут спустя послышался стук в дверь.

— Войдите!

Это был Энглер.

— Присаживайтесь, — как можно спокойнее произнес Стэдмен.

Когда капитан проводит расследование чрезвычайного происшествия, случившегося на борту его корабля, о презумпции невиновности не может быть и речи. Все сводится к тому, кому и чему верить, и Стэдмен уже принял решение.

Энглер вразвалочку прошел в кают-компанию и развалился на стуле.

— Кофе хотите? — спросил Стэдмен.

— Вы угостите меня той же бурдой, которой поят в матросской столовой?

— Абсолютно.

— Нет, тогда я пас.

Сходив к автомату, Стэдмен заново наполнил свою чашку.

— Вы догадываетесь, почему вы здесь?

— Я знаю, что вам наговорила Скавалло. Но только это все неправда.

— Предоставьте решать нам с командиром, правда это или нет. В настоящий момент вы обвиняетесь в оскорблении старшего офицера, нападении на младшего офицера и неуважительном отношении к старшине. Это является нарушением статей восемьдесят девятой, девяностой и девяносто первой единого кодекса взаимоотношений военнослужащих. Далее, если сейчас вы скажете неправду, это станет нарушением статьи сто седьмой. Все эти проступки являются очень серьезными. Вы имеете право хранить молчание и требовать суда военного трибунала. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас. Вы все поняли?

— А то как же.

Вернувшись за стол, Стэдмен отпил кофе, давая Энглеру возможность осмыслить услышанное.

— Закончив расследование, я сообщу свои рекомендации коммандеру Ванну, и он решит, как поступить с вами. Возможно, ваше дело все же передадут в трибунал.

— А что же у нас сейчас? Трибунал понарошку?

Подавшись вперед, Стэдмен пристально посмотрел на радиста, пока тот наконец не перестал ухмыляться.

— Мы в одном шаге от начала войны с Китаем. В военное время преступления, в которых вы сейчас обвиняетесь, караются смертью.

— Сэр, я ни на кого не нападал. Вы уже подготовили официальный отказ?

— Ах да, забыл, для вас это не внове.

— Черт возьми, сэр, я уже столько раз проходил через все это, что запомнил все формальности наизусть. Я бы уже был адмиралом, если бы меня не держали в старшинах.

— Энглер, есть кое-что похуже, чем оставаться вечно в старшинах. — Стэдмен протянул два листка бумаги. — Подписав официальный отказ давать показания, вы предоставляете командиру корабля решать, как быть в отношении предъявленных вам обвинений. Вы по-прежнему готовы поставить свою подпись?

— Я ничего не боюсь.

— Подписывайте.

Стэдмен протянул ему ручку.

Расписавшись внизу обоих листков, Энглер оттолкнул их прочь.

— Все знают, что я тут ни при чем.

— Не все. — Но почти все. Стэдмен открыл папку. — Я снял показания у членов экипажа. У тех, кто знал, где вы находитесь, или думал, что знает. — Перебрав листы, он посмотрел на радиста. — Я еще понимаю, откуда ваше местонахождение известно соседу по столу. Я даже могу предположить, что вас случайно видели те, кто работал в машинном отделении. Но у меня есть показания рулевых, торпедистов и даже специалистов вспомогательного машинного отделения в кормовом отсеке. Кажется, вся команда знает, где вы находитесь. Как вы это объясните?

— Ну, это то же самое, что и с боцманом, но только в обратную сторону. Брауну ведь известно, кто где? Ну, а тут, наоборот, всем известно, где я. Эй, послушайте, сэр, а я, пожалуй, передумаю насчет кофе. В конце концов, не за каждым ухаживает старший помощник командира.

— Налейте себе сами.

Несмотря на внешнее спокойствие, в глазах Энглера сверкнула злоба.

— Ладно, не очень-то и хотелось.

— Давайте начнем с того момента, когда лейтенант Бледсоу досрочно освободил вас от несения дежурства.

— Я вышел из радиорубки и спустился вниз в...

— Как? Каким трапом вы воспользовались?

Энглер задумался, взвешивая свой ответ.

— Тем, что рядом с трехдюймовым пусковым аппаратом, — наконец сказал он. — Ну, знаете, который за центральным постом.

— Скавалло спустилась по тому же самому трапу. Вы ее видели?

— Нет.

— Вы прошли из радиорубки прямо на камбуз?

— Сначала я завернул к нашему кубрику.