— Моей возлюбленной?

— Это слово употребила Мариса Морено, описывая ваши отношения, — объяснил Зоррита, просматривая свои записи. — Она ясно выразила нежелание называться вашей любовницей.

Это признание Марисы вызвало в нем почти сентиментальные чувства. Забавно, что из нее это вытянуло только следствие. С тех пор как его арестовали, он мало о ней думал, но вдруг ощутил, что скучает по ней.

— Это верное определение? — поинтересовался Зоррита. — С вашей точки зрения?

— Да, я бы сказал, что мы были влюблены друг в друга. Мы были знакомы около девяти месяцев.

— Тогда понятно, почему она делала все возможное, чтобы вас защитить.

— Защитить меня?

— Она пыталась уверить нас, что вы покинули ее квартиру позже, чем это было в действительности, чтобы тем самым вам было труднее убить свою жену…

— Я не убивал свою жену, — заявил Кальдерон со всей профессиональной жесткостью голоса.

— …но она «забыла», что вызывала вам такси и что мы можем получить доступ к данным по всем телефонным разговорам, а также к журналу вызовов таксомоторной компании, а кроме того, разумеется, побеседовать с самим водителем. Так что, боюсь, ее попытки выгородить вас оказались тщетными.

Допрос шел не по тому руслу, которое Кальдерон прочертил своим юридическим умом, пока лежал на койке в камере. Работая судьей, он присутствовал лишь на нескольких беседах с задержанными, а потому плохо себе представлял, как они проходят. Вот почему не прошло и минуты с начала разговора, как он почувствовал, что его загнали в угол. Его согревала мысль, что Мариса назвала его своим возлюбленным, но при этом бросало в холодную дрожь, когда он думал о том, что она сочла, что ему требуется ее помощь, из чего можно было сделать безрадостные выводы. Этот перепад температур привел к тому, что в его организме нарушилось равновесие. Его мысли не желали выстраиваться в обычном строгом порядке, они начинали блуждать, метаться, словно стайки детей на школьном дворе.

— Итак, сеньор Кальдерон, пожалуйста, скажите мне, когда вы явились в квартиру вашей возлюбленной.

— Видимо, около двенадцати сорока пяти.

— И что вы делали?

— Мы вышли на балкон и занялись любовью.

— Занялись любовью? — с безразличным видом переспросил Зоррита. — Могло так случиться, что вы занимались в том числе и анальным сексом?

— Безусловно, нет.

— Похоже, вы в этом совершенно уверены, — заметил Зоррита. — Но я задал вам столь интимный вопрос исключительно потому, что осмотр трупа показал: ваша жена, по всей видимости, весьма часто испытывала подобное проникновение.

В груди у Кальдерона начало подниматься паническое ощущение. После краткого обмена репликами он утратил контроль над беседой. Его самодовольство дорого ему обошлось. Его предположение, что он легко обставит Зорриту в любом интеллектуальном или словесном поединке, оказалось чересчур оптимистичным. Перед ним сидел человек, привыкший к уклончивости преступников и явившийся допрашивать его с четкой стратегией, что, похоже, делало бесполезным аналитический ум Кальдерона.

— Мы занимались любовью, — повторил Кальдерон, не в состоянии больше ничего добавить, потому что иначе это бы выглядело как описание биологического акта.

— Вы хотите сказать, что характер тех и других отношений обычно был именно таким? — поинтересовался Зоррита. — Вы относились к своей возлюбленной с уважением и восхищением, а жену унижали, как дешевую шлюху.

В горле у Кальдерона закипело возмущение, но он успел извлечь уроки из этого разговора. Он понял, что при допросе Зоррита пользуется двумя орудиями: сначала наносит эмоциональный удар, а потом полосует клинком логики.

— Я не обращался с женой, как с дешевой шлюхой.

— Разумеется, вы правы, потому что даже дешевая шлюха не позволит, чтобы ее били и к тому же проникали в нее сзади, ничего за это не платя.

Молчание. Кальдерон так сильно вцепился в край стола, что ногти у него побелели. Зоррита, казалось, не обращал на это внимания.

— По крайней мере, у вас не хватает наглости отрицать, что вы обращались со своей женой столь постыдным образом, — произнес Зоррита. — Полагаю, ваша возлюбленная не знала о такой двусторонности вашей личности?

— Какого хрена, кем вы себя возомнили, что делаете предположения о моих отношениях с моей женой или возлюбленной? — взорвался Кальдерон. Губы у него побелели от гнева. — Какой-то долбаный старший инспектор, явился сюда из Мадрида…

— Теперь я понимаю, почему ваша жена могла вас бояться, — проговорил Зоррита. — За блистательным юристом скрывается весьма вспыльчивый человек.

— Ни хрена не вспыльчивый, — заявил Кальдерон, ударяя по столу с такой силой, что его копна волос подпрыгнула. — Это вы меня подначиваете, старший инспектор.

— Если я вас и подначиваю, то делаю это не путем криков или оскорблений. Я делаю это, всего лишь задавая вопросы, основанные на доказанных фактах. Осмотр трупа показал, что вы занимались со своей женой анальным сексом и что вы избивали ее настолько сильно, что у нее оказались повреждены некоторые жизненно важные органы. Кроме того, вы с давних пор унижали ее, вплоть до того, что завели роман с другой женщиной в тот же день, когда объявили о помолвке с вашей будущей женой.

— С кем вы говорили? — спросил Кальдерон, все еще не в силах обуздать свое бешенство.

— Как вы знаете, у меня была возможность поработать с вашим делом лишь в течение сегодняшнего дня, но мне удалось пообщаться с вашей возлюбленной, и это был очень любопытный разговор, а также с некоторыми вашими коллегами и коллегами вашей жены. Кроме того, я поговорил с некоторыми секретарями в Edificio de los Juzgados и Дворце правосудия, а также, разумеется, с охранниками. Они видели все. На данный момент я провел около двадцати бесед, и никто из опрошенных не выступил в защиту вашего поведения. Наименее эмоциональное описание ваших действий звучало как «неисправимый бабник».

— А что любопытного было в вашем разговоре с Марисой? — не удержавшись и глотая наживку, спросил Кальдерон.

— Она рассказывала мне о вашей беседе, посвященной браку. Помните? — спросил Зоррита.

Кальдерон заморгал, роясь в памяти. Слишком много всего произошло за слишком короткое время.

— Причина, по которой вы женились на Инес: Мэдди Кругмен… И то, что Инес означала для вас стабильность после этого… катастрофического романа?

— Что вы пытаетесь сделать, старший инспектор?

— Подстегнуть вашу память, сеньор Кальдерон. Вы были там, а я нет. Я лишь говорил с Марисой. Вы беседовали о «буржуазном институте брака» и о том, насколько он неинтересен для нее, Марисы. Вы с ней соглашались, верно?

— Что вы имеете в виду? — спросил Кальдерон.

— Вы не были счастливы в этом браке, но не хотели развода. Почему? — задал вопрос Зоррита.

Кальдерон не мог поверить: он снова угодил в ловушку. На сей раз ему удалось собраться.

— Я считаю, что, если вы заключили союз перед Господом, в церкви, вы не должны разрушать эти узы, — заявил он.

— Но своей возлюбленной вы сказали иначе, не так ли?

— А что я ей сказал?

— Вы сказали: «Это не так просто». Что вы под этим подразумевали, сеньор Кальдерон? Ведь в нашем обществе уже давно нет страха отлучения от церкви. Вас заботило не нарушение брачных обетов. Что же вас в таком случае беспокоило?

Даже гигантский мозг Кальдерона не мог просчитать все бесчисленные возможные ответы на этот вопрос меньше чем за полминуты. Откинувшись назад, Зоррита наблюдал за агонией судьи, пытающегося сказать все, что угодно, кроме правды.

— Это не такой уж трудный вопрос, — заметил Зоррита, после того как целая минута прошла в молчании. — Всем известны осложнения, которые влечет за собой развод. Если вы захотите разорвать законные супружеские узы, вы можете многое потерять. Что вы боялись потерять, сеньор Кальдерон?

Если это выразить таким образом, все оборачивается не так плохо. Да, это действительно обычные опасения мужчин, которые хотят получить развод. И он — не исключение.