(И никто не знал, что, спустя какое-то время, от этого благословения к добру или к худу, что-то стронулось в игровом лабиринте, что-то как будто вздохнуло один раз, другой… Пространства внутри лабиринта поменялись, линии поломались, изогнулись и соединились в сложный многомерный символ, обозначающий на языке демиургов слово «жизнь». ИГРА ожила и стала сложным, еще ей самой непонятным, но думающим и чувствующим живым организмом, вещью в себе, устанавливающей собственные законы бытия не для ИГРЫ, но для себя. И первыми кирпичиками в ее осознанную память заложились знания — для чего она была создана, и слова благодарности неизвестного существа…)
— Я создал семь миров, семь звездных систем, соединенных тонкой невидимой границей. Конечно, для этих миров время течет по-разному: где-то прошли миллиарды лет, а где-то миллионы, но таков закон Вселенной. Для меня же по тому же самому закону прошло около тысячи лет.
Почти все миры я населил разными существами в равных количествах, дав им равные возможности развиваться так, как они хотят. В результате естественной эволюции одни не выдержали и исчезли, другие выжили и породили новые виды живых существ. Я не вмешивался, а только помещал Артефакт на планеты и он сам настраивался на местный колорит, не разрушая его, но помогая развитию мира.
А вот восьмой, мир духов, создался сам, без моего участия, и расположился куполом над всеми остальными. Он призрачный, лишенный видимых границ и населенный душами умерших существ из всех моих миров. У них свои законы. Меня они чтят, эти духи, но к себе не пускают, разумно полагая, что живым у них делать нечего. Я не обижаюсь, но и выигранный приз им не даю, также разумно полагая, что мертвым он ни к чему.
Мой первый эксперимент превзошел мои ожидания. Я тайком закопал Артефакт в большом вечнозеленом лесу на одной из планет. И гуманоиды, населяющие этот мир и называющие себя эльфами, а свой мир — Эльстон, преисполнились любовью ко всему живому. За тысячу лет, что приз Игры незримо пребывал среди них, планета преобразилась до неузнаваемости, и стала стократ прекраснее, чем я ее создал. В благодарность за старания, я наградил эльфов бессмертием и наделил способностью свободно перемещаться внутри моих миров, чтобы они по мере своих сил улучшали уже созданное мною. Но они пока не очень склонны к путешествиям.
Второй опыт оказался не очень удачным. Окрыленный результатами первой пробы, в следующем мире, на Земле, я придал Артефакту вид человека (земляне называют себя людьми, если речь идет о многих, и человеком, если упоминается один представитель их племени). Однако мой приз недолго находился на Земле. Люди не поняли учения, несшего им свет, и убили носителя знаний. Странные. Сначала убили, а потом начали ему поклоняться, провозгласив богом. Я еле успел забрать Артефакт.
Но я не оставлял своих экспериментов. В следующий мир я забросил Артефакт, поместив его в маленький летательный аппарат гуманоидов, устроив им аварию в космосе (в связи с чем они отклонились от первоначального курса). Они благополучно донесли Артефакт до нужной мне планеты. (Это не нарушило Равновесия. Летательный аппарат направлялся в мои миры, и я был вправе немного изменить их маршрут. Позже соплеменники этих гуманоидов из звездной системы Центрус создали на Центрусе же огромный телепортатор во множество миров, что позволило им не зависеть от механических средств передвижения.)
Эти же оказались на редкость сообразительными, и сами, без моего участия, закопали свою машину в землю, естественно не подозревая о «подарке». В результате в этом мире среди самых разных существ появились волшебники.
Кстати сказать, не только Земляне называют себя людьми. Почему-то слово «гуманоид» нашим созданиям не нравится. Скорее всего, это связано с тем, что существует большое число разных подвидов гуманоидов, и чтобы как-то ориентироваться, они придумывают себе разные названия. Вернее, полагают, что придумывают, а на самом деле берут классификацию, разработанную демиургами.
В одной из моих звездных систем — я даже еще не успел решить, кем ее заселять — жители появились почти мгновенно, причем, сами по себе. Ими оказались боги. Кто бы мог подумать! Богов создали обитатели моих миров. Вера (особенно у людей) в сверхъестественное и необъяснимое оказалась настолько сильна, что небожители (люди наивно полагают, что боги обретаются исключительно на небе) возникали из ничего, можно сказать, прямо из воздуха. Они самые разные, и ведут себя почти так же, как и их создатели — ссорятся, воюют, мирятся, производят на свет потомство, такое же эфемерное по своей природе, как и сами. Однако люди умудрились приспособить под свои нужды и потомство небождителей.
Каждый из богов обосновался там, где ему больше нравилось: кто в горах, кто в лесу, и так далее. Время от времени они внимают зову верящих в них, и снисходят до каких-либо дел. Естественно, что люди наделили своих идолов бессмертием.
Боги творят разные чудеса кто во что горазд, но ко мне относятся с величайшим почтением, признавая за мной силу гораздо большую, чем обладают сами. Сила небожителей варьируется в зависимости от почитания людьми. Кто-то, кого совсем забыли, теряет львиную долю могущества. Война за верующих ведется постоянно. Боги интригуют, сбивались в недолговечные союзы и группировки, которые рассыпаются, и все повторяется заново. Популяция богов растет не очень быстро, а звездная система большая, и потому перенаселение им не грозит. Ну и люди последнее время поуспокоились и новых небожителей не изобретают.
Самым забавным в этой истории оказались две статуи. Они появились на живописной равнине и постоянно менялись в размерах — то одна была выше, то другая, то светились обе, то какая-нибудь из них вдруг начинала тускнеть, а потом вновь вспыхивала. Статуи представляли собой правый и левый ботинки. Иногда они поворачивались носами друг другу, а иногда, наоборот, разворачивались и расходились в разные стороны без чьей-либо помощи. Правда, расходились недалеко. Остальные боги взирали на них с удивлением и при всей своей божественной проницательности не могли понять — что сие такое. Даже меня как-то спрашивали, но я дипломатично уклонился от ответа, не став объяснять, что это образы совершенно материальных предметов, в то время как сами боги, хоть бессмертные и во плоти, являются все-таки плодом воображения, несмотря на идолы и статуи, воздвигнутые в их честь.
Я махнул рукой на этот «божественный» мир и не стал ничего переделывать. Забот мне хватало и без этого.
Великий Парсек! Как же все-таки интересно наблюдать за развитием живого. Вряд ли я приму участие в нескольких следующих Играх. Изучение различных форм жизни только усиливает мое любопытство. И что самое удивительное — даже когда я забираю Артефакт из мира, земля, пропитавшаяся его эманациями, не теряет своих свойств и продолжает развиваться почти в том же направлении.
На каждом из моих миров я создал себе недоступное для его обитателей убежище, где я могу жить и незаметно заниматься наблюдениями. Это гораздо лучше, чем таскаться по бескрайним космическим просторам. У каждого должен быть свой дом. У меня их семь и мне нравится это число. А у моего отца всего один. Впрочем, он всегда был бродягой, так что матушке приходится приглядывать и за его жилищем, включая пару дюжин своих и еще один дом для светских приемов. Там живет небольшое количество странных существ, выполняющих роль добровольной прислуги, и надо признаться, эта роль их почему-то восхищает. В свою очередь матушка балует их, как малых детей, ну и поучает, соответственно.
У меня же есть только один житель, который довольно легко перемещается по всем моим домам. Я похитил его дух, когда он умирал, облек в привычное для него тело и подарил бессмертие. Этот человек, его имя Пафнутий, очень много сделал для своей планеты, гораздо больше, чем в человеческих силах. Наделенный огромной жаждой познания, он большую часть времени проводит в моих библиотеках, где за сравнительно короткий срок сумел навести строгий порядок в книгах, рукописях и манускриптах, которые я разбросал во всех своих домах. Пафнутий благообразен и не по-человечески мудр. С ним интересно беседовать. Иногда он дает мне такие советы, что и не всякий демиург смог бы. Матушка от него в восторге. С тех пор, как Пафнутий у меня появился, она практически перестала контролировать своего «маленького демика», то есть меня, и я больше не слышу: «Лорений, кто тебе разрешил…», «Лорениус, в твоем возрасте демиурги…», ну и так далее.
