Что-то здесь вскорости затевается. Не знаю как, но с черной заразой монахи связаны напрямки. Пока хоронитесь в лесу. Мы с Ясонькой, внучкой моей приемной, будем вас навещать. Скоро у монахов великий праздник. Какая-то там годовщина того знаменательного события, когда первый придурок получил ботинком по заднице. В такой день сам святой Пафнутий велел явиться в этот поганый храм. Надеюсь, что сильно удивляться не будут. Может быть, и выгорит дело. Ну, а если нет, то будем думать дальше. Назовешься, ну скажем, Нури, стекольщиком. Мастерство свое, коли спросят, не выказывай, постарайся, чтобы твои изделия были корявыми, это если таки проверять начнут. Все может быть. Потому что мастера Гури не только на Латирэне знают.

— Трудно это, дедушка. Руки-то привыкли к хорошей работе.

— А ты вспомни, как начинал. Ведь не сразу же у тебя получалось все как надо, если без магии работал. Историю свою продумай. Ладно, мне идти надо, — старик щелкнул пальцами и тут же у него в руке появился довольно внушительный пучок разных трав. — Одежду-то ритуальную сотворить сможешь?

— Смогу, а если что, Кеша поправит.

Старик неспешно заковылял прочь, а Гури задумался о «легенде» и вспомнил, что стекольщик Нури существовал на самом деле. Он действительно был жутким растяпой, ничего у него не получалось. Родился Нури на Кордэлле. Никто не знал, каким ветром его занесло на Латирэн, включая самого хозяина. Бродяга по натуре, Нури шлялся по городам и весям, нигде не задерживаясь надолго. Свою бесшабашную жизнь парень окончил в Соле, свалившись из окна второго этажа и крепко приложившись носом и зубами к булыжникам мостовой. Спасти его знахари не успели, хотя в местную лечебницу забрали. Маг, что работал при лечебнице, в это время спасал жизнь молодой роженице и ее ребенку, а когда освободился, то кровоизлияние в мозг стекольщика уже сделало свое дело. Так что белолагу Нури тихо похоронили за городом на кладбище. А вот как прототип он подходил идеально. Рассказ Гури решил дополнить тем, что аккурат после падения, когда он хорошенько шмякнулся башкой о землю, перед ним вдруг предстала во всем величии незабвенная Левая Нога, и повелела ему отправляться в храм, чтобы служить ей в течение трех лет под сенью святого крова, а потом идти «в народ», пропагандировать истинную веру. Так что после лечения он собрал вещи и отправился прямиком за путеводной пяткой. Если учесть, что Великое Левоножие начиналось приблизительно также, «легенда» выглядела до одури идеально. Вопрос о том, как он нашел храм — был самым простым — его вела Великая Левая Нога, сияя несказанным светом и день и ночь. Во всяком случае, на таких идиотах в большинстве своем и держалась паства.

Болота не кончались. Их нельзя было ни обойти, не перелететь. Жители Твиллитта переходили их только зимой, когда вода промерзала не меньше чем на метр, а в остальные времена года пользовались морским путем или шли по береговой кромке. Это являлось опасным мероприятием, так как бурный прилив практически сразу сливался с болотом, пересекавшим материк с запада на восток, не оставляя свободного пространства. Конечно, мы с Сашкой могли бы (может быть) одолеть трясины в полете, но Слай и Дик этого не умели, да и наших с Шаманом магических сил это отняло бы много, а лишний раз колдовать, да еще так мощно, мы не решались. Приходилось топать по щиколотку в воде, звереть от комаров, на которых не действовали никакие заклинания и травы. Вернее, травы действовали, но комаров над нами клубилась такая несметная туча, что, сколько не натирайся отваром из листьев, — все бесполезно. Юмор тоже помогал слабо. Мы тихо зверели, а проклятым болотам все не виделось конца и края. Тем не менее, мы шли по дороге. Сквозь мутную воду, подернутую ряской, порой пробивался ее желтый цвет. А к ночи она выводила нас на относительно сухие участки. Дика приходилось держать на поводке, чтобы ненароком не свалился в трясину. Слай рассказал, что еще никто, кроме магов и эльфов, не проделал в теплое время года путешествие, подобное нашему. Но даже причисление к элите настроение не поднимало.

Наконец через неделю мытарств на горизонте показался лес, и мы, глотнув эликсира дедушки Мойсы, прибавили шагу. Прошло несколько часов и наши ноги ступили на твердую сухую почву. Вскоре отыскался и ночлег. Заброшенная полуразвалившаяся избушка приютила нас под шатким и кое-где дырявым кровом. Но кто бы знал, как мы были счастливы! Деревянный настил, когда-то бывший полом, местами начал превращаться в труху, но в целом дерево оказалось крепким. Из чудом сохранившейся печки торчала кочерга. Печка! О такой находке мы и мечтать не могли.

Первым делом мы с Шаманом, плюнув на магическую конспирацию, с помощью заклинаний подправили избушку и залатали крышу. Потом выгребли золу. Слай принес из леса дров и затопил печь. Сначала она нещадно дымила, но вот весь мусор прогорел, и дышать стало легче. Пока готовилась еда, мы с Сашкой соорудили походный душ, опять прибегнув к магии. После такого перехода вымыться — святое дело. Даже Дик не отказался. Переоделись в чистое белье и принялись за еду.

Мебели в избушке не сохранилось, и, набив желудок, мы растянулись на циновках, вспоминая наше недельное путешествие. Даже не верилось, что оно закончилось. Мысль о том, что еще придется и обратно идти — не пугала. Мы с Шаманом специально изучили каждый пенек, каждое дерево и каждую травинку на входе в Великие болота. На обратном пути телепортируемся, не велика премудрость.

— Интересно, как бы Павлик описал это наше путешествие? — спросил Шаман. — Он человек тонкий, вряд ли бы он стал употреблять все те проклятия, которые срывались с наших языков.

— Не знаю, как бы это сделал Павлик, а вот в стиле Стругацких могу попробовать, — рассмеялась я. — Итак…

«Мы приближались к месту нашего назначения. Солнце, надежно спрятавшись за тучами, не изъявляло желания показываться на свет божий. По обеим сторонам дороги, вольготно раскинувшись, тянулось всем уже осточертевшее болото. А мы, на все лады посылая проклятия по адресу поганой водной стихии, все приближались к месту нашего назначения и никак не могли приблизиться. Конечная точка пути маячила где-то на уровне горизонта и призывно махала нам чьими-то лаптями. К счастью, судьбе было угодно сократить наш путь на несколько мегапарсек, и, проболтавшись в неизвестности около недели, мы обрели, наконец, надежные стены и крышу над головой. В сравнении с тем, что мы имели до этой счастливой минуты, место назначения оказалось просто дворцом, отданным в наши трепетные руки после реставрации. Неудобство составлял мусор, оставленный прошлыми жильцами, видимо, на потребу нечувствительной публики».

Моя импровизация имела бешенный успех, ребята хохотали, как сумасшедшие. Видя такую реакцию, я резво понеслась дальше, уж и не знаю в чьем стиле.

«Итак, великое переселение народов совершилось. Мы — это четверо горе-энтузиастов, решивших основать предприятие, до нас никем не основанное и неиспробованное, не прошедшее дегустации и не определенное с самого начала. Дерзайте, ребята! — сказали нам, и мы пустились во все тяжкие.

Самой большой тяжестью оказалось отсутствие, как бы это лучше выразится, Руководящего Здравого Смысла. Руководящий Здравый Смысл — это то, чем нас обделили еще при зачатии данного предприятия, понадеявшись, видимо, на авось. Но, кривая, которая выводит всех, нас не вывела, а завела. Завезла, затянула в довольно глубокое болото, выбираться из коего нам надлежало самим без ее малейшего участия. И пока желанный Руководящий Здравый Смысл где-то неприкаянно мотался, а мы в течение долгого времени искали его совсем не там, где надлежало, все предприятие катилось под горочку, как снежный ком, обрастая всякой чертовщиной и безалаберностью, страдая при этом хроническим расстройством рассудка».

— А грубый Корнеев плевал на кувшинки, и они вяли, — резюмировал Сашка.

— Знаете, ребятки, уж на что я привычен ко всяким переходам, но даже я чуть-чуть не завял в этом болоте, — признался Слай. — Такой унылый пейзаж, щедро приправленный комарами на фоне болотных газов, изведет кого угодно. Твиллитт вообще не отличается красотами, но этот ландшафт как-то особенно удручающ, а тот, кто хочет возразить, пусть сначала испробует сам. Я только не понял, почему здравый смысл должен быть руководящим? И насчет расстройства рассудка тоже.