Фабий кивнул, разделяя чувства товарища, и попытался утешить:

— Я понимаю тебя, но что такое семь тысяч лет? Не успеешь оглянуться, как будет новое состязание.

— Тебе легко говорить, ты ведь пару раз выигрывал Артефакт, — пробурчал Гнаций.

— Да я уже и не помню, когда это было. В последних десяти играх я не принимал участия.

— Ну да, научные труды, теоретические разработки по Черным Дырам, — Гнаций постепенно успокаивался. — И что нового на теоретическом фронте?

— Пока ничего, но… — глаза Фабия заговорщически блеснули, — появилась одна идейка, не спрашивай, обмозговать надо, а там, глядишь, и практическая помощь потребуется. Ты ведь не откажешь?

— Когда это я тебе отказывал?

— Только пока держи рот на замке, у меня, знаешь ли, нет желания выносить это на Ученый Совет и выслушивать заумное кудахтанье наших корифеев. Ты да я, да и вся наша компания, мы вполне способны разбить в пух и прах этих научных светил, если все получится. А тогда, по правилам, мы можем потребовать переизбрания Ученого Совета, как отставшего от прогрессивных веяний. Представляешь перспективы? Мы ведь можем, став во главе ученых, и правила ИГРЫ изменить! Не вешай нос, дружище. Я, если что, буду у себя в основной лаборатории, — Фабий помахал на прощание и исчез.

Вновь оставшись один, Гнаций задумался. Кодекс Демиургов не позволял вмешиваться в дела чужих галактик. Не позволял демиургам. Но кто запретит это сделать каким-либо существам с другой планеты? Пока Наблюдательный Совет узнает, пока разберется, пока решит, какие принимать меры и пока их примет — времени вполне достаточно для изъятия Артефакта. Тем более, что Наблюдательный Совет не знает ни об ИГРЕ, ни о существовании Приза, и значит, в это вмешиваться не будет, опять же по незнанию. Правда, до сего времени не было прецедентов похищения Артефакта, но все когда-нибудь случается впервые. Демиург злорадно усмехнулся и переместился во владения Лорения, приняв вид случайного астероида.

Артефакт он увидел сразу. Любуясь им и одновременно вновь приходя в ярость, Гнаций щелкнул пальцами. Над его ладонью замерцала маленькая звездочка-маяк. Демиург сконцентрировался и, создав вокруг маяка поле невидимости, отправил его к Артефакту. Звездочка легко прошла сквозь атмосферу и мягко, не вызвав даже турбулентных потоков, опустилась на землю точно в нужном месте, превратившись в пучок травы.

Теперь следовало найти похитителей Приза. Гнаций прищурился, изучая следы существ, посещавших чужую планету. Великий Парсек! Проклятый мальчишка Лорений создал исключительно гармоничную систему, в которой нет ни одного существа, способного даже помыслить о захвате другой планеты. Таким образом, отпадал самый простой путь похищения Артефакта. Гнаций выругался и расширил круг поиска.

Через какое-то время демиург наткнулся на очень интересный след, ведущий на Церру из Центруса, и чуть ли не из самого Наблюдательного Совета. След проявлялся в нескольких местах ненавистной планеты, в том числе и на каком-то острове рядом с Артефактом, и уходил в другие галактики. Гнаций решил посмотреть, куда это бегал неизвестный непоседа, и отвлекся от церрянских пейзажей.

Среди немногочисленных путей, мягко пульсирующих вокруг звездной системы Лорения, Гнаций обнаружил след, указывающий на Ипри, планету джиннов. И понял, что нашел то, что нужно. Джинны всех цветов населяли большую планету в галактике Двойного Голубого Кольца, созданную когда-то отцом выскочки Лорения. Отец Лорения был чудаком и бродягой и давно уже не заботился о своих созданиях — сотворил галактику и забыл про нее. Это Гнация устраивало во всех отношениях. Забытая всеми галактика — во-первых, «подарок» не только сыну, но и его папаше — во-вторых, и, в-третьих, — черные джинны — создания, наделенные колоссальной разрушительной способностью, свойствами мощных энергетических вампиров и, немаловажное качество, очень агрессивные. Природа джиннов была такова, что питались они, разлагая на атомы природные ресурсы, такие как воду, растения и в очень малом количестве почву и воздух. Но это на Ипри. А на гуманоидной планете им по силам было разложить на атомы все, что угодно, включая жителей.

Радостно потирая руки, Гнаций вернулся на Церру и обнаружил свой маяк приземляющимся совсем в другом месте. Почти неощутимые для простых обитателей планеты, но хорошо видимые для магов высокого уровня и для демиурга, магические эманации, исходящие от маяка, оставили в атмосфере мерцающий след. Правда, он быстро рассеялся, но возвращать маяк на место Гнаций раздумал. Чем меньше знают гуманоиды, тем крепче их сон.

Поразмыслив, Гнаций составил, как ему показалось, изящный план. Дотянувшись мысленно до своего маяка, демиург вложил в него диверсионную программу: притянуть к себе гуманоидов, способных открыть на Церру дорогу похитителям Артефакта. Механизм был прост: обернувшись пылинками, маяки проникнут в тела гуманоидов, сделав их временными союзниками джиннов. Временными, потому что потом джинны, если им захочется, могут употребить в пищу и церрянских соратников. А еще маяки поселят в сознании своих носителей непреодолимую ненависть к магам, как к самым опасным противникам, а также умение скрывать истинные чувства до нужного момента. Программа же, заложенная в маяк, начнет действовать не сразу, чтобы до поры до времени не насторожить обитателей планеты.

Нам спешить некуда, но мозолить глаза выскочке и зазнайке Лорению тоже не стоит (пока не стоит), хмыкнул довольный собой демиург, и перенесся на Ипри, ожидая развития событий.

Время летело незаметно. Из угловатого мальчишки Рой превратился во взрослого юношу. Он многому научился не только у Власа и бабки Культяпки, но и у своего наставника. Сельчане в отсутствие Дрэя все чаще обращались за помощью именно к нему. Бабка Культяпка не могла нарадоваться на молодого волшебника, да и многие люди благодарно улыбались Рою при встрече, приглашали в дом, угощали.

Волшебство кружило голову, и с каждым днем Рою все больше казалось, что он призван бороться со злом, к которому относил в числе прочего и черную магию. Напрасно Дрэй втолковывал, что нет магии ни черной, ни белой, ни синей, ни красной, ни серо-буро-малиновой, а все зависит от того, на что направлено то или иное заклинание. Но Рой не слушал, деля мир исключительно на хорошее и плохое. В конце концов Дрэй плюнул на упрямца, решив, что со временем тот поумнеет.

Любовь ворвалась в душу весенним ураганом. Дочка деревенского старосты Ника затмила Рою весь белый свет. Он всячески пытался обратить на себя ее внимание, приносил к ее порогу букеты цветов и незатейливые подарки — вырезанные из дерева смешные фигурки зверюшек, сплетенные из кожи пояса и колье.

При этом ему казалось, что такому колдуну, как он, ничего не стоит присушить к себе любую деревенскую девушку. Многие из них с любопытством смотрели ему вслед, но молодой человек не замечал ничего. В потайном мешочке на груди он хранил единственный бесценный талисман — обрывок ленты своей любимой, найденный около ее дома. Он даже видел, как Ника зацепилась этой лентой за ветки шиповника, не смогла полностью распутать и оторвала клочок. Рой выпутал драгоценный лоскуток и унес домой. С тех пор он с ним не расставался. Но Ника, зная о букетах и подарках, несмотря ни на что полностью игнорировала Роя.

Он не мог понять — почему. Она владела всеми его мыслями, снилась по ночам, грезилась наяву, ее имя звучало для него божественной, неземной музыкой. Он даже втайне от Дрэя начал писать стихи, нестройные, неумелые, полные безумных надежд и восхваляющие со всем юношеским пылом единственную богиню — дочку деревенского старосты. Молодой волшебник окончательно потерял голову, пытаясь что-нибудь придумать, чтобы любимая хоть раз улыбнулась ему.

Конечно, не только Рой, но и почти все деревенские парни пробовали приударить за Никой. Однако, если с другими парнями девушка смеялась, шутливо отмахиваясь от их ухаживаний, то он, Рой, для нее просто не существовал. Рой знал, что бабка Культяпка тоже учила ее магии трав, но ведь он-то умел гораздо больше! Так почему же Ника к нему настолько равнодушна?