— Нравится?

— Еще бы не нравилось! Вот бы на земле такие сумочки иметь! Сколько проблем можно было бы решить!

— Можно и на земле, только там магия работать не будет. А здесь — со всем нашим удовольствием.

— Ладно. Тогда давай-ка все равно поищем место для ночлега. Может, у ручейка какого. А то умыться хочется.

— Согласен, — улыбнулся мой спутник. — Сейчас я попробую определить, где тут может быть ручеек.

Бес закрыл глаза, опустил к земле раскрытые ладони и начал медленно поворачиваться в разные стороны, пытаясь руками что-то такое уловить. Наверное, какие-то токи земные. Я тоже попробовала, но достигла исключительных успехов лишь в приманивании комаров. К счастью, искал Бес недолго.

— Все, пойдем, — решительно сказал он и круто повернул в сторону трех берез, росших из одного корня. — Вода есть в той стороне.

Мы шли около получаса, и я уже подумала, что Бес ошибся, как вдруг где-то впереди сквозь зелень листвы, блеснула речушка.

Когда костер догорел, Бес с серьезным видом очертил вокруг палатки охранный круг, защищавший, как оказалось, от разного рода хищников, включая ползающую и летающую кусающуюся мошкару.

— Не люблю неожиданностей, когда сплю. Лучше перестраховаться и отпугнуть всех комаров в округе, чем стать ужином для какого-нибудь волка, спокойно сообщил он.

Глупо было бы не согласиться.

На следующий день мы шли довольно долго, наверное, часов пять, и я уже подумывала об очередном привале, когда откуда-то впереди потянуло дымком и повеяло домашним уютом. Предвкушая скорый отдых, я вздохнула с облегчением, как вдруг увидела, что к нам со всех ног несется здоровенная собака размером с тигра, вертя от счастья хвостом и выражая восторг на интеллектуальном уровне несмышленого щенка.

Я в ужасе застыла. Я не боюсь собак. Но такую я видела впервые в жизни. На вид — немецкая овчарка, но с более густой и длинной шерстью. Бес поднял руки и что-то проурчал, но псина, не обратив на него ни малейшего внимания, одним ударом хвоста смела его с тропинки, и рванула прямиком ко мне. Я приготовилась к самому худшему. Единственная мысль, мелькнувшая в моей бедной голове — она радуется мне в качестве поданного лично ей обеда. В последнюю секунду я вспомнила, что у меня еще остался двойник, там, на Земле, значит, не вся я умру и…

…додумать я уже не успела, потому что собака подлетела ко мне, и я почувствовала, как теплый мягкий язык облизывает мое лицо, уши, волосы.

— Дик! — заорал не своим голосом Бес. — Дик! Немедленно прекрати это безобразие!

Дик перестал меня умывать и уселся рядом, явно недовольный тем, что ему запретили быть моей водной процедурой. Хвост его при этом продолжал жить своей собственной жизнью, сметая с тропинки все, что под ним оказывалось, в разные стороны.

И тут до меня, наконец, доехало. Все мы время от времени страдаем болезнью жирафа, до коего на какие-то там сутки доходит совершенно очевидная вещь. А уж для моего теперешнего рецидива, согласитесь, наличествовали все основания.

— Дилечка! Дикуля! Значит, ты жив! Значит… — я не договорила, уткнувшись лицом в собачью морду, и расплакалась, обняв пса за шею.

Несколько лет назад у меня жила собака по имени Дик, которая погибла. Пес часто снился мне по ночам, и, просыпаясь утром после этих снов, я весь день ходила расстроенная. Никогда до этого и никогда после я не любила так ни одну собаку.

Бес с изумлением взирал на эту картину.

— Понимаешь, Бес, это моя собака. Я не знаю, почему она такая огромная, но это мой Дик, мой самый любимый пес на свете. Там, в моем мире, он умер, и я очень по нему скучала.

Дик положил голову мне на плечо и замер, как бы боясь, что чудо сейчас закончится, он проснется, и все пропадет, однако хвост его не желал замирать и продолжал активно мотаться по дорожке в разные стороны, раскопав под собой небольшую траншею.

Из-под развороченной земли полезли на свет божий глубинные обитатели, всякие там жучки и паучки. Выкопались испуганные мыши, из-за трухлявого пня высунулась довольно большая ящерица и с удивлением уставилась на нас серо-зелеными бусинами глаз, потом, заметив мышей, занялась охотой и потеряла к нам всякий интерес. Мыши бросились врассыпную, мгновенно скрывшись из поля зрения, и ящерица исчезла вслед за ними.

— Ну, что ж, пойдем теперь. Можешь сесть к нему на спину, ты ведь устала. Дик, вези свою хозяйку домой, — только и смог проговорить Бес, разводя руками.

Я больше ни о чем не жалела и ничего не боялась. Раз со мной моя собака, такая родная и любимая, все действительно будет в порядке. Дик никому не даст меня в обиду. Я уселась на широкую собачью спину, и мы двинулись дальше.

Дорога свернула и моим глазам открылась милая полянка. На ней стоял деревянный дом о двух этажах, увитый плющом по самую трубу, с резным крылечком и распахнутыми ставнями. Рядом притулились одноэтажные постройки, к ним тянулись укутанные тем же плющом галереи, соединяя их с домом. Все было продумано, и поэтому уютно. Единственную дисгармонию вносила сломанная воротина, валявшаяся в нескольких метрах от забора, около которой суетились двое зеленоволосых ребятишек, пытавшихся приподнять ее и приладить на место.

— Дик, это ты натворил? — строго спросил Бес.

Дик опустил уши и поджал хвост, однако на его лукавой морде явственно читалось, что он абсолютно ни в чем не виноват, а это она сама, то есть воротина, попалась у него на пути и не хотела пропускать, за что и поплатилась, а у него как раз случилось очень важное дело.

С крыльца нам навстречу спустилась лешачиха в длинном расшитом сарафане и легкой светлой кофте. Ее зеленые волосы были заплетены тугой косой и уложены вокруг головы, а на груди, на кожаном плетеном шнурке, висел большой зеленый камень овальной формы, похожий на малахит.

— Вот оно в чем дело, — певуче сказала она. — А я-то думала, что это пес, который днем постоянно спит, вдруг сорвался с места и умчался, сметая с пути все, что попалось под лапы.

— Это мой пес. Там, откуда я пришла, он жил у меня дома, пока не погиб. Я сама сначала его не узнала и испугалась до смерти. Ведь в моем мире собаки гораздо меньших размеров, — улыбнулась я.

— Это потому, что у него больше нет двойника. С животными такое случается.

Я слезла с Дика и погладила его по загривку, за что удостоилась очередного умывания.

— Как мне тебя здесь называть? — спросила я, к великой радости узнав в лешачихе двойника своей замечательной подруги Наташки, она же Татик. Те же лучистые глаза, та же мягкая ирония в уголках губ, то же тепло, что исходило от нее всегда, когда мы общались. Но зеленые волосы немного изменяли картину. А, впрочем, какая разница, какой цвет волос у человека? Может быть, мода теперь такая или здесь так принято. Хотя… тут-то она все-таки лешачиха. Значит, все правильно. Какой же еще у нее может быть цвет волос? Не фиолетовый же.

— Меня зовут Татушка, а ты можешь звать, как хочешь.

— Татик, — сказала я. — Я привыкла звать тебя Татик, а вообще тебя зовут Наталья, и ты кандидат наук, и мы вместе с тобой работаем в храме знаний.

— Все правильно. Здесь же я лесная жительница, званий не имею, и знания мои немножко другого рода. Собственно говоря, я и есть твой первый учитель. Так что, пойдем. Банька натоплена, и обед скоро поспеет. А все разговоры потом. Времени у нас много.

Мы пошли в дом. Дик попытался сунуться следом, но его самым непочтительным образом остановили.

— Дик, где у собаки место?

Пес с надеждой посмотрел на меня и жалобно заскулил, всем своим видом выражая смертельное отчаяние.

— Песка, — сказала я, — не плачь, мой хороший, я теперь всегда с тобой буду, никуда не исчезну, обещаю тебе. (Никогда не давайте непродуманных обещаний!.. Но где ж мне в тот момент было знать?..)

Я обняла собаку и поцеловала в холодный мокрый нос. Дик еще раз тщательно меня облизал и улегся у крыльца, прикрыв морду пушистым хвостом. Бес отправился чинить ворота вместе с детьми, а я вслед за Татушкой вступила под сень обретенного приюта.