Камео слишком удивилась, чтобы протестовать. Грозную хранительницу Несчастья несли как мешок с картошкой? Это происходит? По-настоящему?

— Мы продолжим наш разговор, — сказал он. — Позже.

— Что мы сейчас делаем? — спросила она любопытно, но не испуганно.

Последовала пауза. Затем:

— Мы продолжаем на том месте, где остановились.

Пока Лазарь говорил, бабочка с алыми крыльями опустилась на стол с её кинжалами, и Камео застонала. Еще один знак грядущей гибели.

Ее отношения с Лазарем не приведут ни к чему хорошему, так ведь?

Лазарь прошел через массивные передние двери, открытые стражниками, которых поставил тут, с шокирующе послушной Камео, переброшенной через плечо. В последний раз, когда она попала в реальность духов, он почувствовал ее и поймал, когда она упала. Почему он не почувствовал ее сегодня?

— Ты прошла через портал? — спросил Лазарь. — Или вошла в реальность другим путем?

— Через портал, — пробормотала она. — Приземление было отстойным.

Он каким-то образом заблокировал от нее свой разум, также как она заблокировала свой от него? Или она поставила блок с самого начала?

Ну, сейчас он ее не блокировал. Не мог думать ни о чем и ни о ком, кроме Камео.

В просторном холле слуги перестали убираться, чтобы поклониться ему… и с удивлением на него уставиться. Лазарь никогда не обращался так с женщиной при людях раньше.

Камео выглядела еще прекраснее, чем он помнил. Шелковые черные локоны, серебристые глаза, рубиново-красные губы. Ее глаза манили подойти ближе, а ее демон сказал, что и так достаточно. Она была его личной соблазнительницей. Камео его зачаровала, хотя не имела права!

Даже сейчас его ноги покалывало и обжигало, первый признак того, что кристаллы расширялись.

Она знала, как ужасно на него влияла? Или насколько сильно могла ослабить его, сделав легкой добычей для врагов? Ее это волновало?

Он открыл разум, только чтобы натолкнуться на ее щит. Его вопросы остались без ответа, в нем вскипело знакомое раздражение. Раздражение, ярость и непрекращающееся желание.

Его страсть к этой женщине невозможно унять, но он не мог ее заполучить. Если, конечно, Лазарь не откажется от мыслей о мести тем, кто его больно ранил, и примет вечность, заключенный в нерушимый кристалл.

Никогда! Почему бы не убить ее здесь и сейчас? Отрубание головы считалось бы актом самозащиты.

При этой мысли Лазарь ощутил омерзение.

Черт ее возьми!

— Эй, здоровяк! — Камео похлопала его по заднице, спокойная, хотя должна была биться в истерике. — Пятьдесят три килограмма для тебя слишком тяжело?

Остроумная женщина.

Есть ли лучше?

«Нужно залатать ее и отправить домой, не восторгаясь прекрасным телом».

— Кто-то страдает от очередной удобной потери памяти, да? — Слова были произнесены с большей силой, чем он хотел. Возможно, он был слегка резким? — Она забыла еще о двух килограммах.

Маленькая дьяволица ударила его кулачками по заднице.

— Возможно, ты знаешь интимные подробности о моем теле. Ты, определенно, знаешь, что я говорила и делала. Хорошее, плохое и ужасное. Ты в курсе, расстались мы друзьями или врагами. Знаешь, на чем мы остановились. Это не просто неудобно для меня, а кошмарно.

Ее ярость потушила его собственную и пробудила необходимость утешить Камео. Воспоминания представляли собой некую форму защиты, они говорили, кому доверять, а кого оскорблять, спасали от повторных ошибок и создавали открытую дорогу для будущего.

В нем расцвело сострадание, и Лазарь выругался. Еще одна слабость благодаря этой женщине.

Позади них остались рыдающие слуги. Он взглянул на жалкую группу. Возможно, ему придется потратиться на затычки для ушей всему персоналу… или убить их всех.

— Вернитесь к работе, — рявкнул он.

Началась суматоха, когда все подчинились.

Он поднялся по лестнице, рукой поглаживая задницу Камео, пока петлял по разным коридорам. Лазарь не мог дождаться, чтобы увидеть ее среди своих вещей, знал, что ему понравится ее сладостный запах — смесь бергамота, розы и апельсинового дерева — на простынях… Он с радостью преподнесет ей подарки, которые для нее собрал. Ее лицо вспыхнет от восторга? Или Камео нахмурится, передавая взглядом всю печаль мира?

Это важно? После ее ухода ему придется приложить все силы, чтобы одержать вверх над одержимостью телом Камео. Это означало, стереть все следы ее пребывания в доме.

«Нельзя делить с ней свою спальню. Ни сейчас, ни когда-либо».

Он вошел в комнату рядом со своей. Которую он берег для…

Гостя. Любого гостя.

Он стремительно захлопнул дверь за собой и бросил свою прекрасную ношу на кровать. «Отведи взгляд!» Вид Камео, распластавшейся на матрасе, уничтожит выставленную против нее защиту.

Лазарь сосредоточился на самой кровати. Каждый из четырех столбиков представлял собой выкопанное дерево из леса и размещенное в горшке. Красные листья разрослись и образовали навес сверху. Одеяло сделано из лепестков цветов, пропитанных пыльцой фей; лепестки были мягче шелка, но гораздо более прочными.

Камео села и оглядела комнату.

Он знал, что она отметила каждый выход и каждый предмет, который можно использовать в качестве оружия. Лазарь поступил бы также. Из комнаты вела только одна дверь… которую он закрыл. У камина с каждой стороны стояло по мраморному небесному змею, жар исходил из их открытых пастей. Оружие… кочерги, стоящие между их когтями.

На комоде вырезаны аметистовые фигуры. Их можно сорвать и использовать, чтобы нанести повреждения уязвимой плоти.

У туалетного столика было сплошное золотое навершие, слишком тяжелое для нее, чтобы поднять. Ножки вырезаны вручную в виде небесных змеев. Рубины придавали неестественную жизнь их глазам, а свернутые хвосты заканчивались мерцающими бриллиантами. Драгоценности можно сорвать, только приложив огромные усилия.

Позолоченное зеркало когда-то принадлежало Шивон, богине Разнообразия будущего и, предположительно, самой порочной фурии. Лазарю сказали, что простой взгляд в стекло покажет различные пути к обретению истинной любви. До сих пор он не увидел ничего, кроме своего отражения.

Если Камео нужно оружие, она его получит. Он никогда не стал бы пресекать ее попытки защитить себя.

Когда ее взгляд остановился на Лазаре, ее щеки вспыхнули. Он знал, как сильно может покраснеть ее нежная кожа, и сжал пальцы, воздерживаясь от прикосновения.

«Сопротивляйся!»

— Ты хотела вернуть воспоминания, солнышко. Пожалуйста. При последней нашей встрече мы целовались.

Нет, «целовались» слишком мягкое слово. Она казалась огнем в его объятиях, без намека на печаль или тоску. Камео посасывала его язык, словно любимую конфету, дышала его дыханием, словно это было залогом ее выживания, словно всегда нуждалась только в нем. Она была ожившим потоком страсти.

Камео так легко о нем забыла, в то время как воспоминание Лазаря о ней чуть ли не обжигало.

Она уставилась на его губы и прошептала:

— Мы целовались. И все?

Этот голос! Печаль пронизывала каждое слово.

Он понимал, почему другие люди вздрагивали и плакали. Они никогда не ощущали такого напора неразбавленной грусти. В отличие от Лазаря. Который испытывал ее много раз. В первый раз, после зверского убийства Ехидны. Затем, после неспособности найти и убить отца за все его проступки против матери. В третий раз, во время его многовекового заточения. Голос Камео просто не мог с этим сравниться.

— Мы разделись и лапали друг друга как два подростка по всему дома. — Он скрывал силу своего желания за скучающим тоном. — Ты извивалась подо мной, умоляя о большем, но я остановился перед проникновением.