— Рада тебя видеть, Харравин, — шепнула она ему. — Как дела у мамы?

— Нормально, Целли, — отозвался тот. — Когда в гости зайдёшь?

— Скоро.

Целлика прислонилась к стене и вытащила из кипы газет торговца один экземпляр. Открыв её, полурослица быстро просмотрела содержимое. Монетка перекочевала из рук в руки.

— Кстати, деньги можешь вернуть в течение месяца, — произнесла Целлика.

— Удачи, — усмехнувшись, парировал Харравин и продекламировал, обращаясь к толпе: — Шлюхи-доппельгангеры! Многие пропали без вести; проверьте вашего мужа, чтобы удостовериться что он — настоящий!

Целлика быстро направилась в переулок. Углубившись в него, женщина услышала какой-то звук и взглянула на крыши над собой. Вода вытекала из трещины в замшелой черепице; дождевая капля стукнулась о лоб полурослицы и та стёрла её. Ей показалось, что она услышала… но нет, не может быть.

Целлика улыбнулась и опустила взгляд, осматривая поверхность под ногами. Там, среди кучи битой посуды и грязного тряпья, прямо в булыжниках мостовой был проделан лаз. Снизу доносилось слабое постукивание, словно где-то там работал механизм.

Полурослица потянула крышку, открыв лаз, и дюжина глаз уставилась на неё из наполненного дымом помещения. Спустившись вниз, женщина разглядела работающий печатный пресс, без устали выбивающий копии «Пощекоченных Пальцев» и сенсационных брошюр. На невесть откуда взявшийся свет обернулся полурослик и провёл рукой по лбу, стерев толстый слой чёрной сажи.

— Филбин, — произнесла она, кивнув ему.

— Глазам своим не верю, — отозвался тот. — Наконец-то твой изверг-паладин выпустил тебя подышать воздухом. Переворачивай второй стороной!

— Целли! — раздался крик. Её заметили счастливые малыши.

— Привет, — отозвалась Целлика. Она ступила на крепкую лестницу и, закрыв за собой лаз, присоединилась к своей приёмной семье.

Группка детишек-полуросликов мигом обступила её со всех сторон, воркуя и улюлюкая, словно щенки. Она заметила их мать, жену Филбина, Лин, готовившую еду над раскалённым двигателем печатного пресса: яичницу с ветчиной и гренки. В желудке у полурослицы заурчало.

— Я так понимаю, ты явилась за деньгами, — сказал Филбин. — А заодно поглотить бесплатный завтрак?

С первого взгляда нельзя было сказать, что глава полуросличьего семейства был одним из самых богатых дельцов Глубоководья; этому он, в некоторой степени, был обязан своей скупости.

Целлика достала из своей сумки бутылку.

— Я прихватила вина.

Филбин закатил глаза.

— Как раз к завтраку! — воскликнул один из младших братьев, Дэм.

— А вот и нет! — встряла кроха-полурослица по имени Мира. — Ко второму завтраку!

Целлика обретала покой среди полуросликов Муравейника, города-под-городом, расположенного под мостовыми Глубоководья. Это место не было домом — дом остался в руинах далеко на севере, в Лускане, — но здесь Целлика могла хотя бы представить себе, что она дома. По крайней мере, пока есть такая возможность.

Присев на край стола, Арэйзра чётко произнесла:

— Эллис Колач.

— Эллис Колач, — повторил Кален, ничем не выдав узнавания имени.

Арэйзра вздохнула. Конечно, Кален не выказал и тени эмоций. Камень — и тот был бы выразительнее.

У них выдалось свободное время — они ждали, пока колокола пробьют «Закрытие врат», после которого все входы-выходы из города будут перекрыты. После этого им предстояло отправиться в очередной патруль. В комнате они были только вдвоём, а в воздухе висела гнетущая тишина.

Если Кален внешне казался спокойным, Арэйзра не знала, что поделать с собой — ей страсть как хотелось поговорить, но завязывать разговор первой женщина не решалась. В итоге всё это переросло в гнев, который гвардеец обратила ни на себя или Калена, а на собственного начальника.

Бездна забери треклятого коммандера Джерти, отклонившего её запрос по поводу перевода на дневные смены. Будь Джерти дважды проклят: он убедил её в том, что большинство преступлений будут совершаться ночью, а не днем!

Арэйзра бы душу продала, чтобы схлестнуться в честном бою с культистами Шар, шпионами шадоваров, подавить какое-нибудь восстание — да вообще, столкнуться с какой угодной опасностью такого рода. Но нет же, сейчас ведь воцарился мир, а всё вокруг кишит заговорщиками и теневыми дельцами, будь они неладны.

В таком случае Арэйзра без тени сомнений взяла бы с собой Калена — или Таланну, окажись та свободна, — но тогда Рэйз не смогла бы свободно разговаривать с Каленом. Девушка могла попытаться пообщаться с ним сейчас, если бы только Кален соизволил обратить на неё внимание.

Арэйзра отложила в сторону медальон с наполовину законченным рисунком: на картинке была изображена залитая золотистым солнечным светом, пробивавшимся из окна, комната. Это было её любимое занятие, за которым Арэйзра коротала свободное время в казармах перед очередным патрулём.

Женщина прямо посмотрела на Калена: на грубое, немного серое от постоянной щетины лицо, обрамлённое тёмно-каштановым ёжиком волос. Странным образом бесцветные глаза, похожие на льдинки, избегали встречного взгляда, но гвардеец не собиралась сдаваться теперь, когда ей удалось привлечь внимание мужчины.

— Эллис Колач, — снова повторила Арэйзра. — Тот самый жуликоватый торговец, с которым мы столкнулись прошлым вечером.

— А, — Кален поправил очки.

Целый день Дрен изучал документацию Стражи к большому недовольству Арэйзры. Кален ни разу не объяснил ей, для чего это было нужно. Впрочем, женщина его и не спрашивала.

— Мне рассказали... — Арэйзре, наконец, удалось сесть так, чтобы Калену пришлось смотреть на неё. — Колач явился сегодня во дворец в ужасном состоянии: одежда изорвана в клочья, глаза опухли, — и потребовал, чтобы мы посадили его за нарушение торговых законов и торговлю краденым.

Арэйзра улыбнулась уголками губ. Девушка знала, что от этой улыбки все мужчины сходили с ума.

— Ты, случаем, не в курсе, с чего это торговец так себя повёл?

Кален пожал плечами. Он подвинул бумаги к себе и продолжил что-то писать.

Арэйзра нахмурилась, а затем наклонилась прямо над бумагами — глаза её оказались на одном уровне с его глазами.

— А ещё, на его челюсти и физиономии в целом добавилось фиолетового. Не так ли?

Кален встретил её взгляд. Арэйзра заметила, что уголки губ гвардейца дрогнули. Недовольство? Или всё-таки улыбка?

— Арэйзра, — сказал Дрен холодно, — я работаю.

Никто не произносил её полного имени. Никто, кроме него — вечного, будь он проклят, господина любезность и равнодушие.

Женщину выбешивал его официоз даже тогда, когда у них был отдых, когда они были не на службе. К примеру, Арэйзра носила форменные штаны и сапоги, но сняла нагрудник и оружие. Ей было хорошо известно, насколько она привлекательно выглядит с чёрными распущенными локонами, водопадом ниспадающими на льняную сорочку. Тем не менее, треклятый идиот, Кален, её даже не замечал.

Раньше для неё не составляло труда привлечь внимание мужчин. Обычно-то всё происходило с точностью до наоборот — назойливых поклонников приходилось чуть ли не палкой по шаловливым рукам бить.

— Что ты там так выискиваешь? — спросила Арэйзра.

Кален посмотрел на неё поверх очков.

— Аррас Вир, дварф. Бороды не носит — в знак отказа от собственной крови, полагаю. Подозревается в преступлениях против города и граждан.

— С чего такой интерес? — спросила Арэйзра.

Кален не отрывался от чтения. То ли женщина раздражала его, то ли гвардеец попросту решил не обращать на неё внимания — тяжело было сказать наверняка. Кален никогда не делился собственными мыслями.

Арэйзра не сдавалась.

— Этот шрам на руке, — девушка указала пальцем на длинный розовый шрам, оставшийся как будто от ожога. Шрам немного выступал из-под левого рукава. — Откуда он у тебя?